Вера

[Корней]

ВСЕ ГЕРОИ РАССКАЗА СОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ! Есть ненормативная лексика.

Отец Веры нашёл другую женщину и ушёл из семьи. Через год в жизни мамы появился Виктор Степаныч. Сначала он приходил по субботам, приносил Вере шоколадку, они втроём ужинали, потом Веру отправляли в свою комнату, а из маминой спальни раздавались охи, стоны и скрип кровати. Когда был папа, в спальне родителей обычно было тихо. А может, Вера просто не помнила, как было раньше. Не обращала внимания.
Прошёл ещё год, и мама сказала Вере, что Виктор Степаныч теперь будет жить с ними. Так у Веры появился отчим. Теперь скрип кровати, охи и стоны доносились из маминой спальни каждую ночь. Но бывало, что мама уезжала в командировку на несколько дней, тогда из её спальни не доносилось стонов, а только скрип кровати.
В тот вечер мамы не было, она уехала на неделю. Перед сном Вера решила принять душ. Она залезла в ванну, открыла воду, настроила нужную температуру и подставила тело струям воды. Внезапно открылась дверь и вошёл Виктор Степаныч. Вера вскрикнула и прикрылась руками.
— Ой, Верочка, прости! — сказал Виктор Степаныч. — Очень писать хочу, не могу терпеть!
Дело в том, что санузел в квартире был совмещённый.
— Пожалуйста, пожалуйста! — ответила Вера и отвернулась к стене. — Я не смотрю.
Послышалось журчание струи в унитаз, потом звук смываемой воды, но Виктор Степаныч не спешил уходить. Минуты три-четыре Вера стояла, смотря в стену, но это ей надоело.
— Виктор Степаныч, вы скоро?
— Сейчас, сейчас, детка, — хрипло ответил Виктор Степаныч, часто дыша. — Ещё минуточку… Погоди, не поворачивайся…
Но Вера обернулась. Виктор Степаныч стоял с поднятым членом и быстро-быстро натирал его в кулаке.
— Ой! — удивилась Вера. — что это вы делаете?
— Сейчас, моя милая, сейчас, хорошая, — повторял Виктор Степаныч, его сопение усиливалось, а движения становились быстрее. — Сейчас, сейчас кончу…
Он повернулся к унитазу и выпустил из члена несколько белых струек.
— Прости, Верочка, — сказал он, застёгивая брюки, — прости, милая…Ты такая… такая славненькая, такая красивая, у тебя… такая попка… Не мог удержаться.
Виктор Степаныч ушёл в спальню и весь вечер не выходил оттуда. Вера тоже пошла к себе в комнату и легла спать. Однако перед глазами всё стояла картина; толстая коричневая пися отчима и пунцовая головка, мелькающая у него в кулаке.
Утром, ещё не открыв глаза, Вера услышала почти над ухом такое же сопение, как вчера в ванной. Её показалось, что это всё ещё сон. Но это был не сон. Разомкнув веки, она снова увидела член Виктора Степаныча, мелькающий в его кулаке. Отчим стоял в спущенных трусах, а на ней самой было откинуто одеяло, и чуть приспущены трусики, оголяя попку.
— Ой! — вскрикнула Вера. — Вы… опять?
— Ага… — прошептал Виктор Степаныч. — Закрой глазки, солнышко, я сейчас… сейчас…
Но Вера глаза не закрыла. Виктор Степаныч затрясся, спустил сперму на ладонь и вытер её о трусы.
— А зачем вы так делаете? — спросила Вера.
Виктор Степаныч натянул трусы, упрятав в них повисший член, и присел на Верину кровать и виновато опустил голову.
— Да понимаешь. Мамки твоей нет… а хочется…
— А зачем так? Вы… извращенец?
— Ну почему извращенец? Просто, ну… Красивая ты очень. А он стоит, покоя не даёт…А этим… Этим все балуются. Вот ты со своей пиздёнкой не шалишь разве?
— Не-а.
— А зря. Это ж знаешь, как приятно? Хочешь, научу.
Вера покраснела, испуганно сжала бёдра и даже отодвинулась к стене.
— Ой, да вы что?!
— Да ты не тушуйся, тебе понравится! — Виктор Степаныч чихнул. — Вот, правду говорю! Да и… ты ж большая уже, восемнадцать!
Виктор Степаныч погладил Веру по бедру.
— Ну. Давай. Давай, научу. Снимай трусики. Да ты не стыдись, я ж вчера тебя в ванной уже видел!
Вера ещё немного покочевряжилась, но её саму уже охватывало волнение, возник интерес. Трусики были сняты.
— Ну вот умница, — говорил Виктор Степаныч. — Ложись на спинку. Я только покажу как, честное слово, тебе понравится. А потом сама себя сможешь.
Веря легла на спину, но всё ещё оставалась немного закрепощённой.
— А женщинам первым делом нравится, — пояснял Виктор Степаныч, — как титьки ласкают. Вот смотри.
Виктор Степаныч припал губами к Вериному соску. Это и впрямь было очень приятно. Даже защекотало внизу живота.
— Вот. А теперь пальчик сюда вот.
И Виктор Степаныч дотронулся пальцем до Вериной писи. Она иногда ощущала это приятное чувство, когда сама случайно там трогала или подмывалась душем. Но мама всегда говорила, что там трогать нельзя.
— А мама говорит, так нельзя! — Вера хотела убрать руку отчима.
— Глупости. Мама сама любит так делать.
— Правда?
— А то! А ещё вот так.
Палец дяди Вити проник между губок и нащупал там бугорок. Ощущение было настолько острым, что Вера от неожиданности вскрикнула.
— Нравится? — спросил Виктор Степаныч.
— Ага…
— Вот, а ты боялась, — Виктор Степаныч надавил сильнее на бугорок. — А теперь вот так пальчиком вверх-вниз, вверх-вниз, потом туда-сюда, туда-сюда…
О, это было просто чудесно! Писька её намокла, палец отчима щекотал бугорок в этой смазке. Соков становилось всё больше, они стекали по попе на простыню… О, как это здорово! И почему Вера сама раньше до этого не додумалась? Она заметила, что у Виктора Степаныча трусы оттопыриваются вставшим членом.
— А… Когда вы… себе это… вам тоже так приятно?
— Ещё как! Ну-ка, давай. Продолжай сама. А я подрочу на тебя ещё разик.
Виктор Степаныч спустил трусы, оголив вставший член, и принялся дрочить. Он поднялся с кровати и стоял напротив Веры, а Вера тёрла пальчиком клитор — вверх-вниз, вправо-влево, по кругу, как учил Виктор Степаныч. И вот, наконец бабочки запорхали внизу живота, а в глазах потемнело и запрыгали мошки, и в ушах зазвенело и словно разряды тока прошили всё тело… Вера застонала и вздрогнула… раз… другой… третий… В это же время она почувствовала, как тёплые капли брызнули ей на живот — это кончил Виктор Степаныч.
Вера закрыла глаза. Дыхание её было частым как от быстрого бега.
— Уффф! — вырвалось у неё.
— Ну как? — спросил Виктор Степаныч. — Понравилось?
— Классно! Зачем люди трахаются? Если и так хорошо.
— Ну… в каждом деле есть своя прелесть. Познаешь ещё. А пока целка, то лучше, конечно, так.
— А вы… Часто так делаете?
— Ну… раза два в день. А то и три.
— Когда женщины нет?
— Понимаешь… Я же с детства дрочу. Как хуй стоять начал, так и дрочу. Привычка уже. И когда женщина есть, всё равно дрочу. Я и после ебли люблю подрочить. Я и на тебя давно дрочу. Втихаря, мвсленно. Вчера вот только спалился… Как увидел твою попку… думал, пока ты отвернулась, успею. И сейчас думал успею, пока спишь… А тебе правда понравилось?
— Ага.

Должен вам сказать, друзья мои, описываемые события происходили в те давние времена, когда не было интернета, мобильных телефонов и прочих современных благ цивилизации, которые прочно вошли в нашу жизнь и без которых мы уже не мыслим существование. Например, в наш век коммуникаций современной девушке, ровеснице нашей Веры, трудно представить, как это для неё стало открытием, что у мужчины стоит хуй, что есть любители мастурбации, и что девушки тоже занимаются этим, а некоторые даже с десяти-одиннадцати лет. Конечно, двадцатый век был не таким целомудренным как век девятнадцатый, но и не таким греховным как двадцать первый.
Но я отвлёкся. Замечу только, что дело было летом, Вера могла бездельничать, поскольку в техникуме начались каникулы, а Виктор Степаныч, увы, должен был отправиться на работу. Вера повалялась ещё немного в постели, потом встала, умылась, расчесала волосы и заплела косу. Было скучно. Телепередач днём не показывали, читать не хотелось. Сходить что ли к подруге Миле? Тоже неохота.
Вера подошла к большому зеркалу в шифоньере и стала себя рассматривать. Она правда красивая? Виктор Степаныч сказал, что красивая. Носик прямой, не короткий, не длинный и губки полные, щёчки румяные. Фигурка не худая, не полная. Грудь, правда, ещё маловата, но может вырастет, будет как у мамы. Виктор Степаныч сказал: «У тебя… такая попка!» Правда хорошая? Вера сняла трусики, покрутилась туда-сюда, но разглядеть попку не получалось. А пися у неё не как у мамы. У мамы большая, вся в волосах и из неё торчит что-то розовенькое. А у Веры лобочек выпуклый, а сама пися маленькая, губки плотно сжаты и вверху такая… пикантная ямочка. А что там внутри?
Раньше Вера как-то не интересовалась строением своей вульвы, но теперь ей стало интересно, что же доставило ей такое наслаждение сегодня утром? Вера расставила ноги пошире, большим и безымянным пальцем раздвинула губки. А там малые розовые губки, (которые у мамы торчат наружу), а вверху они сходятся в бусинку, ту самую, что было так приятно трогать…
Наконец, Вера поняла, чего ей хочется — повторить то, чему её научил Виктор Степаныч. Подсознательно она боролась с этим желанием. Ведь это плохо. В книжке (она как-то нашла у мамы такую брошюрку) написано, что манипуляции с половыми органами — это онанизм. До неё только сейчас дошло: отчим научил её онанизму! Может, она теперь испорченная? Но ведь выходит, Виктор Степаныч и сам занимается онанизмом (как он сказал: «дрочит»). И сказал, что мама тоже так делает…
Пока Вера размышляла над своими моральными устоями, средний и указательный палец сами принялись за дело. Оказывается, перед зеркалом это делать ещё улётнее —возбуждает только так! Вера мастурбировала, глядя на свои действия и старалась оттянуть момент оргазма как можно дольше, останавливаясь в самый «такой» момент, дабы продлить эту грань умопомрачительного состояния, пока хватит сил терпеть. И в тот самый миг, когда она решила, что пора, сейчас её тело содрогнётся, приятные спазмы начнут хватать её одна за другой, прозвучал дверной звонок…
Блин, ну кого там принесло?! Вера накинула платье на голое тело и пошла открывать. За дверью стояла Мила. Легка на помине!
— Ну заходи, — Вера впустила подругу в квартиру.
— Чем занимаешься?
«Онанизмом!» — хотела ответить Вера, но лишь сердито буркнула:
— Так, ничем.
— Чего злая такая?
— Да так… погода наверно.
— Ты чё? Погода классная! Солнце, жара! Пока шла к тебе, вся взмокла!
В квартире тоже было довольно жарко.
— Ну раздевайся.
— В смысле?
— Ну раз жарко, платье снимай. Дома нет никого.
— А-а. Ну тогда и ты тоже.
Девчонки разделись.
— А ты чего это без трусов? — удивилась Мила.
— Да так… дома всегда так хожу.
Поясню читателю, что в те целомудренные времена молодёжь была очень стеснительна. Дошкольная детвора, конечно, не стеснялась— девочки показывали писи мальчикам, мальчики девочкам, но в школьном возрасте стеснялись даже своего пола. На уроки физкультуры приходили из дому уже в физкультурной форме, чтобы в раздевалке только снять платья. Разве что старшеклассницы, переодеваясь, иногда снимали трусы, дабы продемонстрировать подругам появившуюся на лобке волосатость: мол, они теперь взрослые.
Поэтому Мила ещё никогда не видела Веру совсем голой, и теперь с интересом рассматривала подругу.
— Ну, чего будем делать? Чем займёмся?
Вера пожала плечами. От прерванного акта мастурбации было дискомфортно. Она бы с удовольствием преподала подруге такой же урок, какой получила утром от отчима, однако стеснительность… Ох уж эта стеснительность…
Тем временем, как уже было сказано, взгляд Милы был прикован к маленькой пиздёнке Веры. На Вериных бёдрах ещё блестела влага, которая стекала по ним ручьём, пока Вера мастурбировала. Теперь эта влага подсыхала, но всё ещё источала запах возбуждённой женщины и секса. Мила чувствовала этот запах, он волновал её, но она пока не понимала, чем.
— Ты чего так смотришь?
Веру уже смущал пристальный взгляд подруги, он вызывал у неё неловкость, даже хотелось прикрыться.
— Какая у тебя…
— А у тебя что, другая?
— Немножко да. У тебя она… как у маленькой девочки, а у меня…
— Ну покажи, — обрадовалась Вера, что представился случай раздеть подругу.
— Вот… — Мила приспустила трусики.
На самом деле, у Милы большие губки были тонкие и не сходились вместе, между ними была словно третья губка — довольно длинная крайняя плоть клитора, скрывавшая «ту самую» бусинку. Но малые губки были небольшие и плотные, они не торчали как у мамы. Вера присела на корточки, разглядывая Милину писю. Эта средняя губка… она даже не совсем розовая, почти телесного цвета, она так и манила, притягивала, что Вера не удержалась и дотронулась до неё языком.
— Ты чего? — удивилась Мила.
Ей было немножко стыдно, но при этом приятно. Дрожь пробежала по телу, она непроизвольно сделала движение вперёд попой.
— А ты вот так не делаешь?
Вера нажала большим пальцем на капюшон клитора как на клавишу. Мила сжала бёдра и ещё раз непроизвольно подмахнула попой. Она покраснела, но всё равно прошептала:
— Делаю…
— А так?
Вера средним и указательным пальцем начала дрочить вверх-вниз клитор Милы. Мила закусила губу, закатила глаза и тихо сказала:
— И так… делаю…
Пися её намокла, из неё побежал ручеёк. Она привставала на цыпочки, двигала попкой, помогая пальчикам подруги. Но тут Вера остановилась.
— Погоди… Давай вместе.
Девчонки легли на кровать и начали мастурбировать друг дружке. Когда обе кончили, в изнеможении растянулись на кровати, обе счастливые и довольные.
— Мы онанистки, да? — сказала Вера.
— Ага, — согласилась Мила. — И почему мы раньше так не делали?
— Не знаю… Дуры, наверно.
Они ещё повалялись, глядя в потолок.
— А ты, — спросила Вера подругу, — видела, как мужик это делает?
— Не-а.
— А я видела.
— Прикольно. И как?
Вера рассказала подруге вчерашний случай в ванной. Про то, что было сегодня утром, говорить не стала.
— Ого! — изумилась Мила. Рассказ Веры её возбудил, даже защекотало внизу живота, и она погладила писю рукой. — И что, далеко у него выстреливает?
— Ну… — Вера вспомнила, как струи спермы летели в унитаз. — Мощно.
— Классно. Я бы тоже посмотрела… А ты видела, как ебутся?
— Нет. А ты?
— Ну… я как-то раз к родителям в спальню зашла…. Там папа лежал на маме и вот так делал, — Мила показала движения тазом. — Но они под одеялом были, я ничего не разглядела. И быстро ушла… Слушай! А у меня идея есть.
— Какая?
— А давай играть, будто ты женщина, а я мужчина?
— Это как?
— А вот так!
Мила легла на Веру, раздвинула ей ноги коленями, прижалась клитором к её лобку и начала о него тереться, делая характерные движения тазом. Эта игра вновь возбудила обеих девчонок. Вера почувствовала, что чего-то не хватает, она просунула руку между их животами, чтобы оба клитора могли тереться об её пальцы…

По заявкам любителей ручного труда могу выложить продолжение.