Женщины в панталонах. Часть 4 , Мнения и фото.

Женщина в Фиолете.

Femme dans blanc. Женщина в белом.

Симпатично! Но вот если бы панталончики были чуть покороче, было бы вообще круто!

С наступающим всех!

...
Виноват... Исправлюсь...

Ролевым играм все возрасты покорны! (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif)

Тонкости-то какие... (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif)
Я поначалу думал, что всем любителям нравится примерно одно и то же...
А тут 5-10 см имеют принципиальное значение... (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif)
Не говоря уже о фасоне, цвете, материале...
Пожалуй, одинаковых-то нас вообще нет... (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif)

От коллег по цеху...

А так, Шура, во всем. Человечество делится на тех, которым нравится всякое и всякие - любые панталоны, любые женщины, любые машины - лишь бы трахались, лишь бы ездили, и на тех, кому нравятся принципиально только их фасоны - только блондинки (брюнетки), только пухленькие (худенькие), только престижные иномарки (отечественные новинки) и т. д. и т. п.

Хочу маленько добавить.

Предпоследняя - прикольный ракурс, сенку.

«Нас всё меньше в шеренгах по восемь,
Только пыль, да копыта, да пуля вдогон,
И кресты вышивает последняя осень
По истёртому золоту наших погон…»

«…А на последок я скажу»:

Всем добрый вечер. Пользуясь тем, что мне разрешено появиться на страницах Форума, я снова здесь. Но я вышел попрощаться с вами. Я не вижу смысла маячить перед вашими очами и «строить из себя умного». Новых эксклюзивных фоток у меня нет и, ско-рее всего, не предвидится, имеющиеся я уже показал. Мог бы выкладывать рассказы, но Администрация этого, почему-то, не приветствует. Это её право, и я спорить по этому по-воду больше не собираюсь, не вижу смысла. Более целесообразнее, никому не мешая, слать их своим «абонентам». Если кто-то ещё хочет читать, кроме уже «постоянных», пи-шите на мой почтовый ящик. Кто забыл, или новичок, напомню: dekart2011@rambler.ru. У меня есть ещё много чего из написанного на тему фетиша «панталон», кому интересно – милости прошу. К тому же, я шлю «с картинками», не то, что здесь, на страницах Форума.

Потому:
1. Поздравляю всех «братьев по крови» с наступающими Новым годом и Рождест-вом. Желаю вам счастья, пусть сбудутся все ваши мечты, что, собственно, одно и тоже.
2. Искренне прошу простить меня, если я кого, невзначай, здесь оскорбил, оставил пару неприятных минут. Поверьте, это не со зла, просто я по жизни такой, резкий. Но кто в этом мире без недостатков? А свои я знаю, чай шестой десяток с ними живу.
3. Уходя, я ещё раз размещу из изображений то, что есть у меня собственного, к чему я сам приложил руку для создания цифровых картинок. Уж в этих меня ну никак не обвинить, что я слямзил их у кого то, или с порочных и конкурирующих сайтов.
Может кто и не скачал их, упустил, бывает…
4. Ну, и закончу «первые глаза», в принципе, они самостоятельны, если смотреть на одну сторону квадрата. А то как-то..., словно ребёнку конфетку показал, но не дал… Мно-го, конечно, текста для одного раза, я хотел скидывать небольшими порциями… Но, увы…

5. «Трёхсотый», если ты здесь, Фермопилы ждут тебя!



«После той измены, если это можно назвать изменой, меня просто совратили, как молодого, я даже и не делал попыток гульнуть от Инги налево. Да и как ей можно было изменить? Стройная, красивая, белокурая, хозяйственная. Инга была представительницей многих балтийских наций и взяла от них самое лучшее. Её мать была немкой из Поволжских. Их всей семьёй, вернее всем селом, вывезли в 41-м. Отец – наполовину швед, наполовину – литовец. Попал сюда тоже благодаря Иосифу Виссарионовичу. Дед Инги был сослан к нам в 45-м, а вместе с ним и вся его семья. Национальности было достаточно, другой причины и не нужно. Через десять лет дед умер. Со смертью Сталина наступило ослабление, и старший сын, родной дядя Инги, вернулся домой, в Ригу, а младший, женившись на немке, так и остался в посёлке. Риги он почти не помнил и нашёл здесь вторую родину, а в 56-м у них родилась Инга.
Получив дикую смесь кровей, Инга имела разбросанных родственников. Родной дядя, двоюродная сестра – в Риге, к которым мы ездили пару раз, и где я увидел маленький кусочек Запада. А Инга съездила даже пару раз в Германию, у неё там тоже были родственники. После этих поездок Инга поддерживала знакомство с родственниками, хотя бы чисто из практических соображений, регулярно обмениваясь посылками с сестрой в Риге, туда - кедровые орешки, мёд, алтайские варенья, а обратно – парфюмерию, галантерею, бельё. У нас, где то с года 79-го, с этим началась напряжёнка, и если бы не прекрасное умение Инги шить, то приходилось бы туго. В магазине простых трусов было почти не купить, и Инга шила почти все сама, используя старые вещи или новый материал, который ещё был в продаже. Но одно дело сшить себе трусики из моей майки, а другое дело – чулки, колготки, их не сошьёшь. А шампуни, помада и разное другое? Выручала Рига с её еще полными магазинами и заграничными моряками. А раз, на своё двадцатипятилетие, Инга получила посылку от тётки из ГДР с прекрасным набором нижнего белья, среди которого был полный гарнитур сиреневого цвета, в комплект которого входил не только лифчик, но и поясок. Прекрасное ажурное произведение искусства, не то что те пояса, которые Инга шила себе сама. С чулками, в отличии от колготок, в наших универмагах было попроще, а не ходить же с резинками от трусов на ногах, как делала моя мама. Инга сказала, что сшить такой - плёвое дело, на час работы, но где взять жёсткие кружева, резиновую тесьму? Короче, Запад нам поможет!
Прожив с Ингой пять лет, мы получили тяжёлый удар. В автомобильной катастрофе погибли её родители.
Кое как оправившись, Инга через месяц заговорила со мной:
- Андрей, надо что то делать с родительским домом. Продать за его стоимость мы не сможем, у людей нет таких денег, а за полцены у меня не поднимется рука, отец не простит…
- Ну и что ты предлагаешь? – спросил я.
- Давай переедем туда. Подожди, не торопись. Пусть это – посёлок, а не город. Ну и что? Час на автобусе и мы – в Новосибирске. А если восстановить машину, то и того быстрее. Посёлок – большой, хороший. Работу ты всегда найдёшь. А здесь у нас никаких перспектив, сколько можно тесниться с родителями.
Я задумался. Действительно, на заводе, где я стоял в очереди на квартиру, просвета не было никакого. В лучшем случае – лет через десять. А Инга уже ходила вторым.
В родительской двухкомнатной, где мы жили вместе с ними, было тесно. А посёлок, родина Инги, был образцовый: почти везде асфальт, универмаг, десятилетка, больница. Что значит, в посёлке две трети - немцы и прибалты. Вот только один дом тестя что значил: большой, на четыре жилых комнаты, мансарда, подвал, в доме – вода, канализация, отдельная кухня, баня, гараж, хоз.постройки, прекрасный для Сибири сад. Всё добротное, ухоженное; родители у Инги, как все западники, были хозяйственные люди.
Я согласился и не пожалел. Вначале, правда, было трудно. Я – сугубо городской житель, а тут пришлось взять на себя такое хозяйство, но постепенно привык.
Инга оказалась прекрасной хозяйкой, а во мне проснулись какие-то генетические черты русских переселенцев, ехавших в Сибирь, чтобы трудиться, а не пьянствовать. Мы с Ингой прекрасно дополняли друг друга. Подворье при нас ещё больше расцвело, так что соседи нам приняли как равных, а не как русскую голытьбу. И нам было совсем не стыдно, когда к нам, впервые, приехали Борька с Таей.
Борька – это мой сосед и закадычный друг детства. Был он моложе меня на два года, бегал за мной хвостом, а когда подрос, и разница в возрасте немного сгладилась, мы с ним почти не расставались, разве что, когда сидели на уроках в разных классах. Но на переменках мы опять были вместе. А после школы наши дороги разошлись: я поступил в институт, а Борьку забрали в армию, потом он остался сверхсрочником, получил прапорщика, сумел попасть в Германию. Борька вообще был большой прохиндей, не то что я, не умеющий дать взятку и так и не продвинувшийся на заводе ни по службе, ни в очереди на квартиру. В Германии Борька отхватил в жёны дочку командира полка, купил по дешёвке шестёрку, в отличие от меня, так и продолжавшем ездить на тестиной Волге, правда отремонтированной и отделанной своими руками так, что не отличишь от новой.
Получив всё своё сполна, Борька перевёлся домой, в этом особых проблем не было: из Германии – в Новосибирск, это не то, что наоборот. И вот мы решили отметить встречу после долгих лет разлуки. Мы с Борькой давно не виделись, то меня не было, когда он приезжал в отпуск, то он в медовый месяц поехал в Чехию, Болгарию. А чего ему? Заграничный паспорт на руках!
Заодно Борька познакомил нас с молодой женой.
Увидев впервые Тайку, я не заметил в ней ничего особенного, обычная девчонка. Одета только с налётом лёгкого шика. Ещё бы, месяц как с Германии, к тому же папа – полковник. Но не для Сибири. Верх, правда, ничего, отличная ангорковая кофточка, но в купе с лёгким платьем – капроновые колготки?! Я сначала подумал, что она так одета, несмотря на ещё не закончившуюся зиму (приехали они на выходные, совпавшие с 8 марта) потому, что в машине тепло, но потом я узнал, что она так одевается всегда. У неё вообще оказался лёгкий бзик. Оказывается! Она носит только синтетику. Только, видите ли! Нейлон, капрон и другое всякое «…он». Принцесса! Видите ли, она дочка командира полка, стоящего в Дрездене. Она, вообще, жила чуть ли не в Париже! И как она наденет простой хлопок или шерсть?! У неё даже рейтуз не было!
Хотя во всём остальном она была простой до невозможности и никогда не задирала нос. Наравне с Ингой хозяйничала на кухне, экспериментировала с животными и птицей, хотя, на правах гостьи, могла лежать, задрав ноги. Но будь я её мамой или хотя бы папой, я стащил бы с неё её ацетатные, от комбинации, трусики и отшлёпал по голой попке. Может в Германии зимой так тепло, что можно ходить в капроне, не знаю, в Германии я не был, но не спрашивать же мне об этом у Инги!
Началось всё, как то, играючи. Мы пили за встречу, закусывали, насытившись, начали танцевать. Танцевали по очереди. Танцуя с Тайкой, я чувствовал через нейлоновое платье её тонкое, хрупкое, не то что моей ладной Инги, тело. Когда мы, хмелея, сделали в шутку затемнение, танцуя с Тайкой, я осмелился погладить её спину, поясницу. Шелковое платье легко скользило по комбинации, и я кончиками пальцев, как минёр, осторожно касался её позвонков, застёжек лифчика, резинки колготок. Тайка сначала напряглась, но потом как то расслабилась и, переведя руки с моих плеч мне за шею, прижалась всем телом. Я скосил глаза, на фоне светлого окна танцевали Борька с Ингой, отстранившись друг от друга и о чём-то оживлённо шепчась. Поняв, что на нас не обращают ни какого внимания, я осмелел. Опустив руки пониже и ощутив под ладонями упругие ягодицы, едва укрытые тоненькими трусиками, я осторожно коснулся губами её ушка.
Через минуту Тайка буквально висела у меня на шее, обвив её руками, а я, насколько мог нежно, целовал её шею, полуобнажённое плечо. Когда окончилась музыка и включили свет, Тайка словно очнулась, открыла глаза и, улыбнувшись, объявила:
- А я чуть не уснула.
Я ничего такого к Тайке не испытывал, даже заинтересованного любопытства, когда она утром прошла мимо нас, уже пьющих утренний кофе в гостиной, в наброшенных на плечи незастёгнутом халатике. Сквозь длинную нейлоновую сорочку светились её ноги и так бы, наверное, светилось всё её тело, если бы я вовремя глянул на неё, спускавшуюся с мансарды, где они спали с Борькой.
Но когда она вернулась из туалета, уже умывшейся, на ней был только этот короткий халатик, открывавший наполовину бёдра. Она бросила на подлокотник сложенную сорочку и, буквально, плюхнулась в кресло.
- Ингочка, налей мне кофе, пожалуйста. Только покрепче и без сахара. Я после вчерашнего на еду вообще смотреть не могу. Ну и гульнули мы, это ж помереть можно. Сегодня, ни-ни.
Я даже почти не смотрел ни на её голые ноги, полностью открытые, но её лёгкий халатик почти ничего не скрывал, и если бы не плотно сжатые ноги, то можно было бы многое увидеть. Я только подумал, есть ли что на ней там? Лифчика не было точно, остро выпирающие груди светились через тонкую материю, но трусики я увидел потом, когда опять всё началось сначала. 100 грамм за обедом плавно перешли в продолжение веселья. Тайка забралась с бокалом шампанского в кресло с ногами и, буквально, укатывалась от наших с Борькой приколов. Мы вспоминало детство, всё, над чем можно было посмеяться, и я, временами, бросая взгляды на неё, видел не только хохочущую Тайкину физиономию, но и её маленькие, но упругие бедра, едва прикрытые тонким платьицем.
И как она ни натягивала его, замечая мои косые взгляды, платьице постоянно сползало и открывало треугольный кусочек розового ацетата между сходящихся ножек и попкой.
К вечеру всё повторилось. Начав с обеда, уже к вечеру мы набрались под саму завязку. Инга предложила проветриться, погулять по вечерним улицам, показать центр посёлка. Борька с радостью согласился, устав вливать в себя дозу за дозой, но Тайка отказалась.
- Сил нет, кажется, я от кресла не оторвусь.
Скорее из вежливости, чем с какими-то мыслями, я тоже остался. Не оставлять же Тайку одну. Что я, посёлка не видел?
Инга, переодевшись для прогулки, ушла с Борькой.
Мы сидели в креслах и молча потягивали вино. Говорить, собственно, был не о чем, мы ещё не подошли к тому рубежу знакомства, когда можно было часами болтать о посторонних, ничего не значащих, вещах. Начинало темнеть, чтобы прервать затянувшуюся паузу, я предложил потанцевать.
- Чтобы утрясти выпитое, - пошутил я.
Включив тихую музыку и не став зажигать свет, уже в полумраке, я протянул Тайке руку. Уже сразу же она обвила меня руками, а я прижал её за плечи к себе. Наши губы встретились. Глубокий поцелуй недостатком воздуха усилил мою хмель и ударил в голову. Мои ладони смело шарили по её спине, плечам, а потом я просунул ей в свободный вырез на плече. Мои руки впервые коснулись её обнажённого тела. Умело щёлкнув застёжкой лифчика, я гладил её по нежной коже спины, плеча. Тая изогнулась всем телом, прижавшись ко мне грудью, а потом завела мне между ног колено, коснувшись животом, моего напряжённого члена. Мы всё это считали пьяной игрой, лёгким вечерним флиртом, и я без угрызения совести провёл ей по отвердевшей груди, ощутив серединой ладони отвердевший сосок. Лифчик был где-то сверху, ярко белев кружевами в глубоком вырезе платья. Тая не отрывалась губами от моего рта и во хмеле не препятствовала, когда моя рука, смело пройдя по талии, скрылась сзади под платьем. Не выходя за целый день ни разу на улицу, она не надела в тёплом доме даже колготок, и я сразу коснулся её. Трусики были от комбинации, совсем крошечные, почти что ленточка, скрывающаяся между ягодиц. Можно сказать, что сзади ничего не было, и моя рука нежно ходила по её бархатной коже. Тая меня не отталкивала, а только сильнее прижималась ко мне низом живота, и я просунул между нашими телами руку, сразу ощутив через тонкую ткань шелковистость её волос. И тут Тая опомнилась:
- Не надо, - прошептала она, пытаясь освободиться.
Лучше бы она этого не делала. Во мне словно проснулся бес. Я повалил её спиной на стоявший рядом диван и стал обсыпать поцелуями. Тая вертела головой, а потом сникла. Сбившееся к груди платье открыло её ноги и животик над крохотными трусиками. Но и они были для меня преградой, и я поспешил стащить их к ступням. Я не видел Таиного лица на откинутой назад голове, но оно мне и не было нужно. Все мои взоры притягивал кучерявый холмик черных волос, уходящий куда то вглубь ног.
Я припал губами к нежной коже живота, и моя рука окунулась в эту глубь.
- Не надо, - шептала Тая, но вытянутое тело с закинутыми за голову руками звало меня, и я без колебаний развёл ей ноги. Буквально упав на неё, я опустил руку, поняв, что всё в моей инициативе и власти. Осторожно раздвинув одной рукой ей губки, другой я подвёл головку.
- Не надо, - шептала Тая, но я, надавив, вошёл до конца.
Влагалище у нерожавшей Таи для меня было мало, узко и коротко. Или оно и должно было быть такое у её маленького тела, или Борькино хозяйство, которого я не помню, а может и вообще не видел, было поменьше моего, ведь Борька был ниже меня на целую голову. Может я и делал ей больно, пьяный, я не соображал. У меня в голове вертелась только одна мысль: только бы успеть, только бы успеть. Ведь я не знал, как она предохраняется, а заделать ей ребёнка по пьянке я вовсе не собирался. Пьяный, я долго не доходил, но вот почувствовал, что Тая, продолжая шептать «не надо» стала подмахивать мне тазом, а я словно продолбал членом дыру, из которой потекло что-то мокрое и горячее. Я понял, что Тае тоже становится хорошо, и эта мысль завела меня. Резко выдернув своё хозяйство, я выпустил всё на подвернувшиеся мне под руку Таины трусики. Сделав пару движений по кожице головки, стараясь продлить радость ощущений, я откинулся на спинку дивана. Через несколько секунд Тая со стоном сползла с дивана и скрылась в темноте за дверью туалета. Сколько прошло времени, я не знаю, помню, вроде бы Тая прошла ко мне и выдернула у меня из рук свои испачканные трусики. Как получилось, что моя одежда была приведена в порядок, я тоже не помню, сам ли я заправил брюки, или это сделала Тая? Очнулся от резкого света. Пришедшие с прогулки весёлые и уже почти трезвые Борька и Инга, врубили на все светильники люстру.
- А мы думаем, что это нигде света нет, приснули они, что ли? - улыбнулась Инга, - а Тая где?
Ошалело моргая, спросонок, я крутил головой. Где я? Что со мной? Что было, снилось ли мне?
- Да что ты к нему пристала? – засмеялся Борька. – Видишь, он в отрубе, духота то какая. Говорили им, пошли гулять. А Тайка, наверное, дрыхнет наверху. Слаба она насчёт спиртного.
Подсунув мне под голову подушку, Инга стащила с меня брюки и рубашку и укрыла одеялом. Перейти в спальню было выше моих сил. Потом вроде бы кто-то, как ночная фея, нежно поцеловал меня, но этого я утверждать не могу.
Я проспал часов до одиннадцати, но, как потом оказалось, рано встала только Инга. Куда ей, хозяйке, было деваться, у животных утром голова не болит, они есть хотят.
Тая и Борька выбрались от себя только к обеду, немного опухшие, но всё же посвежевшие. По крайней мере, с чувством голода. Я всё боялся встретиться с Таей взглядом, но потом, подняв глаза, я увидел, что она улыбнулась мне. И камень упал с моего сердца: пока всё хорошо, обошлось.
Но как оказалось, всё только начиналось. Мы уже заканчивали с первым, когда я, сидевший за столом напротив Тайки, почувствовал между своих ног шевеление чьих-то босых пальчиков. Я оторвал голову от тарелки и огляделся. Борька вовсю орудовал ложкой, подавляя свой волчий, после перепоя, аппетит. Тая, как ни в чём не бывало, болтала с Ингой, обсуждая какой-то очередной рецепт. А между тем её нога, чья же ещё? шаловливо елозила по моему хозяйству. Я словно окаменел. Что она делает?! Стоит кому-то поймать ногой её движение!
- Ты что? – спросила меня Инга. – Уже наелся? Тогда пойди на кухню, принеси курицу. Я в духовку поставила.
Боком, что бы никто не заметил моего набухшего от неожиданного развлечения пениса, я выбрался из-за стола.
- Я помогу, - заявила Тайка.
Этого ещё не хватало!
- Сиди, - невольно попытался выручить меня Борька, - сегодня, всё-таки ваш праздник.
- Сам сиди, - не дала ему Тайка. – Вам, мужикам, только доверь, готовую птицу испортите. И, вообще, в таком случае надо было спозаранку вставать и праздничный обед готовить, а то, подумаешь, решили, что готовое принесёшь – и всё их участие, - приговаривала она, утаскивая меня за руку в коридор и далее на кухню. Не успев затащить, она прижалась ко мне и вцепилась со всей мочи губами. Резко, с выдохом, оторвавшись, она прошептала:
- Я хочу тебя!
У меня упала челюсть, а она не обращая ни на что внимания, приподняв подол, уселась на стол.
Хитро прищурившись и ухмыляясь, она насколько могла широко развела ноги. Узкие трусики, превратившись в ещё более узкую, на этот раз алую,
полоску, словно кровавая рана пересекала промежность сверху донизу и напоминала мне возбуждённое, широко раскрытое влагалище. Тем более, что по краям густо пробивалась чёрная, как смоль, поросль. Такие же чёрные волосики шли по ногам до колен и выше и подрагивали вместе с напряжёнными до натянувшихся жилок икорками. Если бы мы были одни!
- Ну, что же ты? Давай скорей, - прошептала она, нетерпеливо подёргивая бедрами.
Видя мою нерешительность, она стянула с себя трусики и потянула меня к себе. По хозяйски, как своё, она расстегнула мне ширинку и достала напряжённый пенис. Я стоял, как неживой. Господи! Не дай Бог сюда войдёт Инга или Борька! А она развела пальчиками одной руки свои губки, другой стянув с головки кожицу, ввела её в себя. Её глаза с вожделением закрылись, и она, обвив меня за ягодицы ногами, подалась вперёд. Трезвый, я чувствовал её всем своим орудием. Чувствительная головка тесно ходила по её упругому, гофрированному влагалищу. Ощущение добавляли голоса наших супругов, доносящихся из комнаты.
- Ну, скоро вы там? – послышался посреди прервавшегося смеха возглас Инги.
Что, если бы она пошла на кухню?! Головокружение, хмель, как после бутылки крепкого вина охватили моё сознание, и я попытался высвободиться. Но Тая не отпускала меня обвитыми ногами.
- Оставь его, не выдёргивай, – шепнула она, - я принимаю таблетки.
И я заработал с бешенной силой, едва не закричав от наслаждения. Было немного больно и приятно. Со сладким стоном я вынул сразу поникший член и присел на табурет. Тая спрыгнула со стола и подтянула трусики. Едва она успела нагнуться над плитой, как вошли Инга и Борька.
- Мы с голоду умираем, а вы тут расселись, - заявила он.
- Ну и шёл бы сам, если так спешишь – засмеялась довольная Тайка…
И она стала буквально преследовать меня. Когда они приехали в очередной раз на Первомай, и мы пошли в кино, не успели начаться титры «Клеопатры», как мне между ног легла Тайкина рука. Я скосил глаза. Благо, мы сидели на самом заду, под балконом, и в нашем уголке была жуткая темнота. Но я боялся, чтобы Инга не удумалась сделать того же, я надеялся только на её воспитанность. Тем не менее, я весь напрягся, когда тонкие пальчики расстегнули пуговки на ширинке, и ладошка скользнула в штаны. Я опять скосил глаза, на этот раз на Тайку. В отблесках света её физиономия не выражала ничего, кроме жуткого интереса к происходящему на экране. А в то же время её ручка через трусы сжимала и опять отпускала мой, уже отвердевший, пенис, а потом стала ходить вдоль его длины. Кожица головки захватывала ситец трусов и натягивалась поверх него. Мягкая ткань нежно ласкала самый кончик, но, собираясь жгутиком, приносила небывалое ощущение. А в это время на экране Клеопатра отдавалась Цезарю. Представив, что это я, а не Цезарь, ласкаю роскошное тело, искусно прикрываемое в нужное время в нужных местах тонкими покрывалами, но было видно, что оно обнажённое, я стал доходить. Я зажал со всей мочи промежность и анус, как будто у меня был сильнейший понос и кончил. Кончил прямо в трусы и я чуть не завизжал от удовольствия. Сперма шла бурным потоком и крепко охватившая пенис рука не смогла сдержать его. И только кончики пальчиков подрагивали, когда по каналику шёл очередной выброс. Поняв, что поток оканчивается, она перестала оттягивать, насколько хватало сил, кожицу, отчего головка принимала форму бодающегося бычка, и сделала пару глубоких медленных движений, массажируя головку и выдавливая из каналика остатки спермы. А потом, также медленно рука выбралась наружу. Довольный, что всё обошлось, и расслабившись от неожиданной разрядки, я привёл себя в порядок.
Но, буквально через несколько минут, в один из острейших моментов, я вновь ощутил на кончике руку. Но рука заходила в брюки с другой стороны! Я сжался от стыда. Кончики пальчиков коснулись моих мокрых трусов, и Инга шепнула мне на ухо:
- А я и не знала, что на тебя так эротика действует. В следующий раз буду подготавливать к просмотру… - и она нежно коснулась мочки губами.
Я готов был провалиться сквозь землю. Я клял Тайку всеми известными словами, но в глубине души я с ужасом понимал, что я хотел этого. Более того, в мечтах я был с вынутым из ширинки пенисом, и его с обеих сторон
ласкали руки Таи и Инги, касаясь друг друга кончиками пальцев!
В конце июня, когда пошли ягоды, Инга пригласили к себе Таю. Вечером, придя с работы, я увидел в прихожей большую сумку. Заглянув в неё, я увидел наборы женского белья, лёгких платьев, парфюмерии и понял, кто приехал. Выйдя в сад, я услышал голоса и лёгкий смех. В самом углу, за баней, я нашёл женщин. Обрывающая вишню Инга стояла на табуретке, а Тая, как более лёгкая, сидела на самой макушке.
- Привет, - крикнула она, увидев меня с высоты первой.
- Ты уже приехал? – спросила, неизвестно к чему, Инга. – Ну, ладно, вы тут дорывайте, а я пойду готовить ужин.
- А Борька чего не приехал? – спросил я, когда Инга ушла.
- А они на манёвры ушли, - щебетнула она сверху, спускаясь по дереву прямо у меня над головой.
Я поднял голову и обомлел. Лёгкое рабочее платье, а под ним ничего не было! Когда и как она умудрилась снять, на качающейся вышине, трусики – загадка. Но не думаю, что она лазила при Инге в таком виде. Я смотрел во все глаза, видок – сногсшибающий. Смешно, как у жующей беззубой старухи рот, ходили обритые наголо губки, стоило только Тае приподнять, вернее опустить, ту или другую ногу, когда она переступала с ветки на ветку. Вот она – на последней, самой толстой, зацепившись за ней руками, раскачивается, как обезьяна, с поджатыми к груди ногами. Я стоял радом в каком-то шаге, и она, раскачавшись, обхватила меня ногами, а когда я подхватил её, то и руками вокруг шеи и крепко прижавшись ко мне во всё обволакивающем поцелуе. Платье сбилось к животу, и под моими руками оказалась голенькая Таина промежность. Всеми пальцами обеих рук я попал в широко раскрытое влагалище, и стоило мне коснуться входа, как на руку полилась смазка. Не выдержав и махнув на всё рукой, с трудом высвободив вскочивший на небывалую высоту член, я ввел в неё головку. Получив дополнительную опору, Тая начала двигать промежностью по всей моей лобковой косточке и основанию члена. Мне казалось, что я достаю им до самого Таиного горла и, целуя, ввел ей в рот язык, надеясь коснуться головки. Глупо, конечно, но, поддерживая её за ягодички и касаясь её анального, я придавил кончиками пальцев и его, и перегородку между отверстиями к себе, и чувствовал, как ходит в Тае мой член. Прижавшись к шейке головки, я дошёл. Дошла и Тая.
- Ещё, ещё… - шептала она, сдавливая за шею руками и чуть не удушив меня. Сделав из последних сил глубокий толчок, я опустил Таю на землю. Ноги мои дрожали, я чувствовал слабую боль в головке члена, из меня полностью, до последней капли вышла сперма. А ночью, когда мы легли спать, ко мне подползла Инга, но я не чувствовал ни сил, ни желания.
- Не надо, - шепнул я, - а то Тая услышит.
- Не услышит, - также шепнула она в ответ, - до неё далеко.
- А вдруг она в туалет спустится, а мы тут скрипим, - пробовал возражать я.
- А мы не будем скрипеть, - настаивала Инга, - я сделаю всё губами.
- Давай лучше оставим до завтра, а там и найдём момент, а то я не смогу, когда в доме посторонний, - нашёлся я.
- Какой ты стал стеснительный, - хмыкнула Инга, - дома ты не стеснялся, когда за стенкой спали родители, а в комнате – пятилетний Петер.
Петя – это наш старший сын.
Но, что я мог ответить ей? Мне было стыдно и неловко перед Ингой. Я любил её и всегда был ей верен. Всякие фантазии, конечно, вертелись у меня в голове, но перейти к делу у меня даже и мысли не было. Насколько я мог судить, и у неё, кроме меня, других мужчин не было. А тут такое! С женой лучшего друга, перед которым мне тоже было неловко. Но что делать? Сказать Тае окончательное «нет» у меня никак не получалось. Я давал себе слово, что всё, это – последний раз, но каждый раз я не держал его. Маленькое и тесное, как у девочки, внутренне пространство Таи приносило мне острое, в отличие от мягкого и нежного Ингиного, удовольствие. Они были как два полюса, такие разные, и я метался между ними, не в силах остановиться.
И для меня настали тяжёлые времена. Меня постоянно доставала Тайка, а я ещё должен был вести нормальную семейную жизнь с женой. А Тайка слов не понимала, она оказалась такой похотливой сучкой, да ещё и с богатой фантазией, что я постоянно срывался. Да и как я мог стерпеть, если захожу на кухню, а там Тайка моет полы. И моет, стерва, руками, хотя в углу стоит швабра. Короткая шёлковая юбочка едва прикрывает высоко задравшуюся упругую попку, ножки – прямые, широко разведены, и между ними, на бугорке ярко светятся оранжевые трусики. Она точно знала, что иду я, а не Инга, той вообще дома не было, в магазин ушла, вот и встала в такую позу, словно говоря: вот она – я, бери меня, не зевай. Я провел ей ладошкой между ног, ощутив в ответ, едва заметную, дрожь. Я отвел ей, не снимая, трусики в сторону и вторгся сзади, оставив Таю всё в той же позе. Влагалище узко сплющилось, плотно обхватив член у самого основания. Однако оно не препятствовало проникнуть на всю глубину, и головка упёрлась во что-то плотное и упругое, похоже – матку. Боднув пару раз, я завыл, откинулся назад, едва не выпрямляя Таю, и выпустил длинную струю.
Пусть меня накажет Бог, но я вздохнул с некоторым облегчением, когда заболела наша маленькая Люся, и Инга вместе с ней легла в изолятор, из которого никого не выпускали.
Мы с Таей каждый день ходили к ним, принося фрукты, овощи, домашнюю еду, на которую, неожиданно, Тая оказалась большая мастерица.
Инга шутила:
- Ты смотри, Тая, корми Андрея получше, а то он сам, как малое дитё, ничего не может. Выйду, проверю – не похудел ли.
Не похудеешь тут, если Тайка, получив полную свободу, изматывала меня до изнеможения, приставая не только ночью в постели, но и днём, когда я приезжал на обед.
Окончательную и полную свободу я получил, когда у Борьки закончились его манёвры, и он, уйдя в отпуск, приехал на весь срок отдохнуть на природе. Сбагрив на него Тайку, я смог встретить Ингу с полными семенниками, переливающимся, как у верного мужа, через край.
Незаметно пришла осень. Тайка, которая, почему-то, так и не устроилась на работу, моталась туда-сюда, заготавливая на зиму деревенские фрукты, ягоды, при этом мучая меня неожиданными приставаниями. Стоило только нам остаться на полчаса наедине, как она тут же хватала меня за яйца, и я опять, в очередной раз, срывался, а потом не мог глядеть в глаза Инге.


На Ноябрьские они приехали вместе. К вечеру мы соорудили баню. С приходом августовской прохлады мы приловчились к ней. Я организовывал всё, что необходимо, воды там, дровишек, а когда было всё готово, и пар валил коромыслом, мы с Борькой переодевались в предбаннике в плавки и заходили внутрь. Через минут десять к нам в купальниках присоединялись жёны. Мы парились, стегали друг друга вениками, отдыхали за пивом-квасом в предбаннике, опять парились. Когда уже не было сил, всё происходило в обратном порядке. Мы с Борькой заходили в парилку, женщины в моечной домывали всё, чему мешали купальники, и уходили готовить ужин, а мы с Борькой, облегчив запаренные мошонки, убирали в бане, ополаскивались и присоединялись к чистым телами, не знаю, как насчёт душ, жёнам.
Я сидел, завернувшись в простыню, и сходил паром, когда Борька, уже высохнув, стал одеваться. Достав из сумки свёрток с чистым бельём, он стал натягивать подштанники.
- Ты что, в кальсонах ходишь? – спросил я его.
- Сразу видно мышь гражданскую, - засмеялся Борька. – Где ты видел кадровика, не носящего белья.
А потом серьёзно пояснил:
- В армии привык, там все так ходят, его со склада выдают, бесплатно. Ты попробуй, какое оно мягкое. – И протянул мне футболку.
Я взял её в руки. Действительно, приятное, гораздо лучше моих тренировочных штанов, в которых я бегаю очередной зимой и постоянно чешу раздражаемые облегающей шерстью ноги. Если честно, я подумывал о кальсонах до того, как залез как то в оставшейся от тестя с тещей шкаф, из которого Инга ничего не стала выбрасывать, а использовала в бытовых целях или как сырьё, когда нужно было что-нибуть в её швейном деле. Там я увидел кальсоны тестя, но они, полотняные, на пуговичках, не понравились мне и я отнекнулся, когда Инга хотела купить, предложенное по блату, индийское бельё. Секунду подумав, я спросил:
- А ты мне не достанешь такие?
- Какие проблемы? – удивился Борька. – «Вещевик» - «лепший друг» всем, кто бутылку поставит. Он за поллитру тебе весь склад отдаст, не то что кальсончики.
Он придирчивым взглядом окинул меня:
- Размер 52, рост 4. – Уверенно высказал оценку Борька.
- 54. Мне Инга всё на 53 подгоняет, - поправил я.
- Жиреешь, брат, - засмеялся Борька.
Восьмого они уехали, а буквально через неделю, в пятницу, опять заявилась Тайка.
- Боря приехать не смог, - проговорила Тайка после приветственных поцелуев. - Меня прислал. Их всех на казарменное положение посадили. У них в части такое, такое…, - закатила она глаза.
- А что случилось то, - заволновалась Инга.
- Как что? – От удивления вылупила на нас глаза Тайка. – Вы что, ещё ничего не знаете? Утром же объявили. А я ещё вчера знала, - гордо закончила она.
- Да что объявили то, - аж почернела Инга.
- Да Брежнев же умер, - убитым голосом проговорила Тайка.
- Уф, - выдохнула Инга. – А я подумала! Было из чего огород городить, одним дураком меньше.
- Это тебе! – объявила Тайка, когда начала распаковывать сумку с городскими гостинцами, и протянула мне толстый пакет, обёрнутый бумагой и перетянутый крест-накрест.
- Что это там? – заинтересовалась Инга.
- Кальсончики. Закачаешься! Сама упаковывала, - засмеялась эта язва.
- Ой, Андрюша, примерь, а, - ехидно улыбаясь, подскочила ко мне Инга и стала разрывать бумагу.
- Пошли к чёрту, - покраснел я и, отобрав пакет, ушёл в спальню. Засунув его подальше в шкаф, я вышел в гостиную.
- Ой, Андрюша, что ты такой стеснительный? – стала доставать меня под хохот Инги Тайка. – Да не красней ты так, у меня и папа в них ходит, и все знакомые, даже некоторые мальчики в старших классах у нас в школе носили, если до размера дорастали. Честно. Я сама щупала! – хохотали они во весь голос.
На следующий день она уехала, а я утром, когда Инга доила корову, выскочил из-под одеяла и откопал свёрток. Развернув, я достал три пары тонких белых и одну толстую, с начёсом, бирюзового, белья. Сорвав этикетку «фуфайка», надо же – фуфайка, я думал, что фуфайки бывают только ватные, стёганые, натянул на себя верхнюю часть. Как по мне шили, только длина была, вроде бы, великовата, закрывала ягодицы и почти выходила на ноги, но так даже лучше, не продует поясницу, - подумал я.
Сорвав вторую этикетку, я натянул и кальсоны. Упругий, нерастянутый трикотаж нежно, словно девичьи ладошки, обжимал и подтягивал яички. Внизу живота сразу стало мягко и тепло. Член даже не встал, как я почувствовал, что сейчас кончу, и только успел приспустить кальсоны, как мне на руку хлынула сперма. С полной ладонью, упавшими к щитолкам кальсонами, как стреноженная лошадь, я посеменил в ванную. Едва я успел помыть руку и вернуться в спальню, как услышал хлопнувшую дверь. Пришла Инга.
- Одевайся потеплее, - сказала она. – Мороз сегодня, градусов десять.
И я надел, впервые, кальсоны.
Я целое утро крутился, ожидая, когда Инга кончит сидеть перед трельяжем, и я смогу спокойно одеться. Но, чувствуя, что так я опоздаю на работу, взял комплект и ушёл в другую комнату. Инга только хмыкнула в ответ, но что делать, я стеснялся. Острое чувство терзало меня целый день. Я стыдился, что вдруг кто нибуть узнает, что я – в подштанниках, и в то же время хотел, чтобы все знали, что на мне. Я еле удерживался, чтобы не расстегнуть ширинку, как будто я её забыл застегнуть, и чтобы Марья Германовна, моя единственная подчинённая, женщина 45 лет, увидела у меня в штанах белый трикотаж. Меня это возбуждало неимоверно. Наверное, в глазах был какой-то блеск, потому что когда я пришёл домой, Инга сразу поняла моё состояние. Нежно поцеловав, она повлекла меня в спальню. Там, повалив спиной на диван, она стала расстёгивать на мне штаны. Щемящее чувство стыдливости опять охватила меня. Когда она приспустила с меня всё к коленям, а потом приспустила также всё у себя, уселась на меня задом, как будто острая игла пронзила меня от копчика до самого темени. Я переменно то ласкал через платье груди Инги, то старался развести пошире, насколько позволяло приспущенное бельё, её ноги. А в конце стал медленно раскачиваться, чувствуя, как из меня в обволакивающие недра бьёт неукротимый фонтан.
Как хорошо, что она поставила спиральку, - подумал я, - теперь не нужно держать себя в постоянном напряжении и выпрыгивать, не успев почувствовать всего букета. Презервативы в аптеках были только наши, за 2 копейки, и они были грубы, толстые. Отчего мы, по обоюдному согласию, отказались от них, и Инга доводила меня руками, когда я изливал ей всё на живот.
Полностью опустошившись, я откинулся на кровать. Инга подтянула
всё у себя и у меня на место, упала рядом.
- А зачем ты трусы надел? – спросила она, отдышавшись.
- Не понял? – удивился я и даже привстал на локте.
- Я спрашиваю, зачем ты трусы надел, если ты – в кальсонах? – уточнила она.
- А почему это я не должен их надевать? – поинтересовался я.
- Когда мужчина надевает подштанники, то трусы ему становятся не нужны, ведь он же теперь брюки надевает не на голое тело, – пояснила Инга.
Но я заспорил с ней. Она доказывала мне, что носить два вида белья – это глупо и лишняя стирка. У кальсон существует ширинка, которая говорит о том, что зимой мужчина достаёт своё хозяйство, не расстёгивая пояс, а в трусах этого не сделать. И как последнее доказательство она притащила прошлогодний «Ноккерман», который прислала Инге её двоюродная сестра. Раскрыв на странице, где мужчины рекламируют зимнее бельё, она ткнула мне его под нос.
- На, смотри, где тут у них трусы?
Трусы, действительно, не проглядывались. Но я, в свою очередь, полистав, нашёл женщин в колготках.
- А где тут у них трусы? А ты, тем не менее, надеваешь их под колготки.
- Дурак! – Сказала она и ушла на кухню продолжать готовить ужин.
Я лежал и листал каталог. Красивые женщины, красивое бельё, не то, что в наших магазинах. И только рейтузы на них были всё те же.
И как только они не стесняются фотографироваться в таком виде? – подумал я. – Ведь видно, что под комбинацией на ней ничего нет. Тут перед женой стесняешься быть в кальсонах, а она – на весь мир в рейтузах до колен.
И я так и остался при своём мнении.
Приходя домой с работы, я стягивал брюки вместе с кальсонами и ходил дома в трусах, а утром одевался, когда Инги не было рядом.
Так продолжалось недели две. А потом я простудился. Заангинил страшно. Температура – под сорок, трясло как в лихорадке. Вечером Инга влила в меня с литр густого малинового чаю и стянула с меня всё. Не обращая внимания на все мои слабые попытки сопротивления, надела на меня длинное бельё, а поверх ещё и теплое, с начёсом. А потом укутала ещё и теплым одеялом. В полубреду помню, как Инга среди ночи снимала с меня мокрое, хоть выжимай, бельё и надевала сухое. Но к утру я был, как огурчик, 36,6, только сильно ослабевший. Инга, придя после обеда со школы, где она вела домоводство, нырнула ко мне под одеяло.
- Как ты? – спросила она и коснулась моего поникшего хозяйства.
- Понятно, - сказала она и, повернув меня спиной к себе, полезла под фуфайку. Приятное чувство охватило меня, когда она осторожно массажировала мою спину, плечи, временами заходя спереди. Я судорожно втянул живот и её ладошка медленно скользнула вниз. Её пальчики нежно перебирали яички, втянувшийся пенис. Я слегка приподнял бедро, давая ей возможность скользнуть глубже. Поняв это, она откинула с меня одеяло и уселась рядом. Я стыдился быть перед ней в одном белье, но ведь и она была в зимнем варианте.
Чувство благодарности к излечившей своей заботой женщине оказалось сильнее. Да и она уже видела меня ночью и трогала моё в белье тело! И я наслаждался, когда её рука мягко теребила спереди головку, а вторая ходила сзади, еле касаясь кончиками пальцев ягодиц. Щекотки не было, было сладко. И ещё слаже стало, когда рука пошла глубже, уже также осторожно касаясь моей дырки и легонько массажируя между нею и яичками. Ласка сделала своё дело, головка поползла вперёд, и член окреп. Инга вывела его вместе с яичками наружу через ширинку и припала к ним губами. Перед моим лицом было её крепкое бедро, через розовую комбинацию светился такой же беленький, как у меня, трикотаж, охватывающий её тело от высокой талии до колен.
Я коснулся её сзади между ягодиц. Даже через толстую ткань чувствовался жар и влажность её промежности. Забросив ей на спину кружевной подол и стянув с ягодиц так мешавшую мне материю, я мял ей всё, что попадалось под руку. Пальцы проникали, то в одно, а потом, став скользкими, слегка в другое отверстие, теребя перегородку.
- Поцелуй меня там, - попросила Инга, и я припал ей между ног.
Острый запах женщины бил мне в нос, а губы целовали всё, куда только дотягивались. Переборов себя, я поцеловал её даже сзади, попав носом в анус. Погасив первый, самый горячий, порыв, я поставил Ингу задом перед свои лицом и стал лизать ей сзади влагалище. За 8 лет супружеской жизни мне не раз приходилось ласкать её языком, но такого у меня ещё не было. Я совсем не чувствовал отвращения и язык мой нежно, но сильно ходил везде, где только было сыро. А сыро было везде, распухшие розовые губки были податливы и раскрылись, совсем не мешая мне. Мешала только сбившаяся гармошкой материя на бёдрах Инги, не давая их гладить. Но спустить глубже мне не давала моя грудь, а прерываться я не хотел! Инга в изнеможении упала грудью мне на живот и буквально высасывала из меня в экстазе. Почувствовав, что дохожу, я бросил вращать языком в её глубоко открывшемся входе и стал бешено слизывать, ссасывать обильно текшую оттуда влагу, по вкусу напоминавшую солоноватый кумыс, который мне приходилось пробовать, когда я был со студенческим стройотрядом у казахов. Вместе со мной дошла и Инга, она подалась назад, стараясь чуть ли не вывернуться наизнанку, подставляя для жадных поцелуев все уголки своей промежности. Стыда никакого не было, не хватало только воздуха, когда обволакивающие губы охватили моё лицо, и я, почти задыхаясь, чувствовал, как она, не отрываясь, старается погасить бивший из меня вулкан. Когда в голове у меня немного прояснилось, я сделал последний, уже лёгкий поцелуй между ягодичек Инги и откинулся на подушку. Через секунду, с трудом перекинув через меня онемевшую ногу, со сладким стоном рядом упала и Инга. Повернув ко мне блаженствующее лицо, она счастливо улыбнулась.
- Как хорошо-то было, ты даже не представляешь!
- Представляю, - улыбнулся в ответ я. – Ты мне чуть не откусила.
- Я не могла оторваться. А ты знаешь, ты такой вкусненький, что можно и откусить, забывшись.
Она впервые приняла всё в себя. Вспомнив, как это замечательно, хотя и приятно больно, как будто отрываешь с зарастающей ранки засохшую корку, я, насколько мог, нежно, не обращая внимания на дрожащую в уголке рта капельку спермы, ведь это моя сперма! поцеловал Ингу. Нежный поцелуй перешёл в глубокий, насколько хватало дыхания. С трудом оторвавшись, Инга попросила:
- Подожди, я рот прополаскаю, а то стянуло всё.
Схватив с тумбочки мой стакан с водой, она осушила его без остатка.
- И. вообще, ты противный на вкус, и хлоркой воняешь! – заявила она безапеляционно.
- А ты сама солёная, хоть огурцы там молосоль, - не остался в долгу и я.
- А ты на себя посмотри, по уши мокрый, и нос блестит, - заржала в ответ Инга.
- А вот я сейчас с головой туда окунусь! – и мы устроили на кровати шутливую борьбу. Моя цель была добраться с поцелуями до Ингиной промежности, или хотя бы живота, а она не давалась.
- Ой, не могу, - хохотала она. – Ой, щекотно.
Наконец, обессилив, мы упали на постель. Я сдвинул к ступням всё ещё мешающие мне рейтузы и, откинув Ингино бедро в сторону, улёгся на него щекой. Осторожно разведя в стороны, всё ещё мокрые, слипшиеся прядями волоски, я нежно целовал, теребил губками маленькие, хотя и расслабленные, но твердые внутренние губки, между ними, клитор. Потом также легко и нежно прошёлся поцелуями на живот, бока Инги, потихоньку задирая на ней рубашку.
- Подожди, - попросила она и, привстав, стянула с себя рейтузики, а потом, не снимая рубашки, через локти – лифчик. Я приспустил с её плеч бретельки и оголил её роскошные груди. Груди были её гордостью. Не огромные, портящие фигуру, но видные, не то, что Тайкины пупырышки, они совсем не висели, а плотные и крепкие, смело выпирали вперёд и только в самой нижней части слегка набухали, утолщавшись. Но сейчас, когда Инга лежала, они расплылись и были симметричны, с бледно-розовыми сосочками посредине, набухшими и запупырчатыми от томления. К ним я и припал, сдвинув на талию кружевной верх рубашки, губами. Вдоволь набродившись по её телу, я услышал тихий шёпот:
- Я хочу тебя.
- Я тоже, - также тихо ответил я, нежно целуя её полуприкрытые глаза.
- Иди ко мне, - позвала она и, закинув на меня ногу, опустила руки. Разведя одной губки, другой направила меня на верную дорогу. Лёжа на боку, лицом друг к другу, мы обменивались нежными ласками, лёгкими поцелуями и, еле касаясь подушечками пальцев кожи уже полностью обнажённых тел, они ходили по бокам, пояснице, а мои, пользуясь высоко заброшенным на меня бедром Инги, забиралась даже и между её ягодиц, трогая и её заднее отверстие и основание члена, погрузившиеся в липкие, распухшие губы.
- Как хорошо, - прошептал я, - даже не хочется доходить.
- А ты и не доходи, - шепнула она, крепко обнимая и притягивая меня к себе, - мне тоже так хорошо. Войди только в меня посильнее, я хочу чувствовать тебя в себе, хочу, чтобы стало больно.
Насколько хватило сил, я придавил низом живота к лобку Инги и прижал её таз к себе, чуть не разрывая ягодицы. Кожица на головке натянулась так, что мне стало больно. Член сам, непроизвольно, сделал несколько толчков, и я кончил. Я мял и прижимал тонкую перегородку между дырками Инги, стараясь добавить наслаждение, пока густыми толчками в упершееся во что-то головку шла сперма. С последним ударом я бессильно упал на мягкое плечо Инги. Она натянула на нас одеяло и тихо шепнула:
- Не шевелись, лежи так.
Уже засыпая, я чувствовал, как упал и поник, так и оставшийся в Инге мой полностью выжатый кончик, как нежно ласкают меня, где только могут, лёгкие, заботливые руки.
Проснулся я от того, что к нам в спальню ворвался вернувшийся с прогулки Петька. Уже начинало темнеть. Петька был весь вывалявшийся в первом, ещё мокром снегу. На крайне довольной физиономии было написано блаженство. Блаженство от удовольствия, соответствующего его возрасту. Ещё с порога он заорал:
- Ма, я есть хочу!
- Тише, Петер, - зашептала она. – Папа спит. Сходи, маленький, за Люсей, а я пока приготовлю ужин.
Вновь я проснулся от лёгкого поцелуя. Перед моим лицом дымился на подносе ужин. Почувствовав волчий аппетит, я плотно поел и опять упал на подушку. Окончательно я проснулся только на следующий день, почти к обеду. Болезни как не бывало. Её остатки вышли во время крепкого сна после устроенной мне головомойки. Инга знала, что она делала.
Я встал полный сил и энергии и отправился на хозяйство. Убрав всё, чтобы Инга, придя после работы, не тратила времени, я занялся баней. Первым заявился Петька. Я успел его вдоволь напарить и намять бока, когда к нам присоединилась Инга. Хлопнув Петьку по голому заду, она выпроводила его из мойки.
- Давай, отправляйся, не мешам нам. И не забудь, как подсохнешь, сходить за Люсей.
- Хорошо, мам, - крикнул Петька, вываливаясь в предбанник.
Инга едва успела снять бельё и вылить на себя ведро горячей воды, как Петька опять засунул к нам голову:
- Ма, а можно я потом к Витьке пойду.
- Хорошо, Петер, - ответила Инга, спокойно стоя к нему передом. – Только не играйте на улице, после бани это вредно.
А я заорал:
- Петька, когда ты научишься не влезать, когда мама моется.
Но Петька уже опять скрылся за дверью.
- Что ты психуешь? – спросила меня Инга. – У мальчика вполне нормальное понимание.
Она вообще его не стеснялась, до последнего времени мыла его, сама будучи абсолютно голой. Я противился этому, заявлял Инге, что она портит ребёнка, но она спокойно возражала:
- И ничего я не порчу. Пусть мальчик знает, чем отличается мама от папы. Вот тогда у него и не будет причин влезать во всякие истории, удовлетворяя своё естественное любопытство. И только когда Петька пошёл в позапрошлом году в школу, она стала, когда мылась с ним, оставаться в трусах. Но когда Петька, неожиданно, как сейчас, заставал её обнажённой, она не делала из этого трагедию.
Мы чуть не переругались, когда она, на моё заявление, что у мальчика могут быть отклонения, также спокойно ответила, что у мальчика отклонений быть не может. Отклонения бывают от неестественного воспитания. А вид здорового женского тела, без сексуальной подоплёки, у него может вызвать только мысли о здоровом женском теле, как таковом, тем более материнском, и всё. И, вообще, он прекрасно знает, что бывает между женщиной и мужчиной, и откуда берутся дети. Она ему уже всё, на его восьмилетнем уровне, объяснила. Если этого не могу, из-за своего ханжества, я, то лучше это сделать ей, чем пацанам на улице, кособоко и кривобоко, потому что им самим ничего путём не известно, а только строят из себя всезнаек.
Я надул губы. Тогда Инга перевернула на меня ушат ледяной воды, а когда я заорал благим матом, прижалась ко мне.
- Давай поцелуемся в знак примирения и больше не будем ссориться.
У меня, как рукой, сняло всю злость. Мы стояли, тесно обнявшись. Я чувствовал, как внизу накатывается приятная тяжесть и шепнул Инге на ушко:
- Может ты и меня просветишь, ведь я тоже многого не знаю. Покажи, как лучше тебя ласкать. Я хочу, чтобы тебе это было приятно всегда, а не только, когда это у меня получается.
Я прошептал это с щемящей стыдливостью, уткнувшись лицом в её шею. Инга улыбнулась и, крепко меня поцеловав, ответила:
- Ладно, только ты обещай меня слушаться и делать всё, что я тебе скажу. Хорошо?
- Хорошо, - согласился я. – Но только сегодня и сейчас. А то мало ли что ты мне потом начнёшь, пользуясь случаем, приказывать.
- Хитрюга, - засмеялась Инга. – Не бойся, голым на улицу не отправлю. Застудишься ненароком, возись потом с тобой опять. А сейчас давай сначала обмоемся.
Но когда я принял её слова буквально и стал намыливаться, она остановила меня.
- Подожди, куда ты? Я буду мыть тебя, а ты – меня.
А когда я опять потянулся за мочалкой, она вновь засмеялась.
- Какой ты нетерпеливый. Я же сказала делать только то, что я скажу. Вначале я помою тебя. А ты учись и потом повторишь.
И она принялась за меня. Делала она это мастерски. Чувствовался опыт помывки двух детишек. Её руки нежно и, в то же время сильно, ходили по моему телу, втирая в него мыло, а потом прошлась мягкой губкой. Усадив меня на лавку, она вначале расправилась с моей верхней частью, а потом велела приподняться. Я просто забалдел, когда она похлопав по внутренним частям моих бёдер, заставила их раздвинуть и рукой, полной мыльной пены, нырнула в мою промежность. Бережно, словно хрупкий хрусталь, обмыв мошонку, она принялась за член. Он рос буквально на наших глазах, когда она, оголив головку, осторожно тёрла его губкой.
- Вот так надо его мыть, а то он скоро весь мхом обрастёт, - приговаривала она, обливая его из черпака теплой водой. А теперь присядь и разведи, насколько можешь, ноги.
- Это ещё зачем? - спросил я.
- Делай, что тебе говорят, и не спрашивай, - проговорила Инга, - а то черпаком заеду.
Делать было нечего, и я раскорячился перед Ингой на лавке. Инга уселась сбоку верхом на той же лавке, чуть ли не поднырнув под меня, и принялась за мою задницу. Я дёргался, возмущался, но она, твёрдо ухватив меня за яйца, пригрозила:
- Будешь вертеться, оторву.
Не сильно-то я и сопротивлялся. Собственно, мне было приятно, только непривычно, и от того неудобно, когда Инга, подмывая меня, бродила пальчиками по моей ложбинке, временами чуть ли не погружаясь намыленным пальчиком в мою дырку.
Промыв между пальчиками ног и вылив на меня ведро воды, она объявила:
- А теперь то же самое, но только со мной.
Это мне было больше по душе. Она подавала мне то одну, то другую руку, поочерёдно ставила ноги на скамью, давая мне больше свободы действий, и не сопротивлялась, когда я, подмывая её, затянул эту процедуру. Остановила только, когда я, увлекшись, засунул слишком глубоко во влагалище руку:
- Осторожно, а то мыла затолкаешь.
Ополоснувшись, она объявила о начале второго акта:
- А теперь массажик, начинай сверху.
И улеглась животиком на широкие полати.
- Сильнее, - приговаривала она, и я, до онемения в пальцах, мял её плечи, спину, дожидаясь, когда же я дойду до попки. Но вот и она под моими руками. Промять крепкие ягодицы оказалось не так то и легко. Вначале обработав каждую в отдельности, я взялся за обе сразу. Ягодички расходились в стороны, открывая заросшее золотистыми, как и на лобке, волосиками потайное место. Массажируя, я всё пытался растянуть дырку и заглянуть в неё. А что там?
- Ладонью по копчику и по ложбинке, - простонала в истоме Инга, и я с удовольствием подчинился. Оттянув левой в сторону одно полушарие, правой я мял глубоко уходящее внутрь пространство вокруг анального. Инга расслабила его до невозможности и оно слегка раскрывалось, показывая мне на целый сантиметр свою розовую, почти как у влагалища, глубину.
- Теперь перёд, - сказала Инга и перевернулась на спину.
Я пересел и подложил Инге под затылок своё бедро. Инга лежала, закрыв глаза и уткнувшись в мой живот, а я растопыренными пятернями гладил её, я уже говорил, роскошные груди. Инга показала мне как, и я натягивал кожу, как бы стараясь подтянуть груди к плечам.
- А теперь соски, только не так сильно, - подсказала разомлевшая Инга, и я внутренней, жесткой частью ладони осторожно водил кругами по их кончику. Чувствуя, что от такой ласки они, из разомлевших, превращаются в твёрдые горошины, я захватил их между пальцев и уже с силой катал там.
- Хватит, - застонала Инга, - а то я визжать начну. Давай я развернусь.
Она забросила ноги куда-то мне за талию и предложила заняться ими. Уперев одну ногу себе в плечо, я от кончиков пальчиков дошёл до самого основания. А потом и другую. Разомлевшие бедра легко колыхались под моими руками, и Инга раскинула их, предъявляя промежность. Я понял, что наступает финал, и принялся за влагалище.
- Не так, - прошептала Инга, - сначала помассажируй лобок, потом большие губки.
Когда я исполнил всё и разгладил в стороны курчавые волосики, то ка залось, что губки вывернулись в стороны, так там было широко раскрыто и всё видно.
- Теперь иди снизу вверх, - подсказывала Инга, но когда я добрался до клитора, то оказалось, что и там я работаю неправильно.
- Вот так надо…, вот так, - пересыхающими губами шептала Инга, одной рукой растягивая вход в стороны и к низу, а другой нырнув на секунду в него и, захватив порцию смазки, водила вокруг клитора. Потом, опять нырнув, тёрла между ними, а потом опять вокруг клитора. Кончала она тем, что её трипальца равномерно, как поршень, ходили по всей длине, захватывая и клитор, и промежуток, а в самой дальней точке целиком, на всю длину скрываясь в осклизлом, белесом от взбившейся смазки, входе.
- Потри … мне… попку, - между стонами, с остановками, выдохнула Инга. – Нет, нет, не вводи палец, мне больно, только ласкай кончиками пальчиков.
От вида онанирующей Инги я кончал быстрее неё. Если бы я ненароком коснулся головки, то сперма вдарила бы фонтаном, так велико было напряжение. Но ничто не стесняло меня, а руки были заняты кончающей Ингой. Она схватила мою ладонь и водила ею у себя. По сути, я кончил вместе с нею. Сперма, не найдя освобождения, отхлынула назад, оставив после себя ноющую боль. Инга протянула руку и коснулась поникшего члена.
- Сейчас…., - простонала в истоме она. – Сейчас, мой родненький. Сейчас, только отдышусь.
Но вот по её вытянувшимся и напряжённым ногам и животу прошла последняя судорожная волна и она с трудом приподнялась.
- Поучился? – на её в блаженстве расплывшейся физиономии проявилась улыбка. – А теперь давай ложись, будешь расплачиваться.
И всё повторилось. Всеми мышцами спины я чувствовал, как в крепкие руки Инги приходит сила. Когда она добралась до поясницы, я уже почти визжал и старался выползти из-под неё. Но она уселась на мою задницу и придавила меня. Её жесткие волосики залезали мне между ягодиц и щекотали там. Но когда туда стали проникать уже её руки, я напрягся. Инга легонько хлопнула мне по заднице и приказала:
- А ну-ка, расслабься, что ты мне деревяшку подсовываешь.
Я старался, но окончательно я не смог побороть себя и с внутренним облегчением услышал:
- Переворачивайся. Руки закинь за голову.
- Это ещё зачем?
- Давай, давай, не спрашивай. Ты обещал делать всё, что я тебе скажу.
- Так ты же дошла, - попытался сопротивляться я, но Инга мне не дала.
- Ты обещал мне подчиняться сегодня. А до конца «сегодня» ещё много. Мне что, связывать тебя?
И я покорно закинул руки, ухватившись за край полатей. Инге уселась на мой член и нагнулась. Опять твёрдыми сосками она водила по моим, по животу, по бокам. Но щекотки не было, было приятно. Из расслабляющегося кончика стала уходить боль, а вновь приливающая к низу живота кровь разогнала затекшую. Почувствовав, что под нею зашевелилось, Инга сползла к ступням.
- Ну-ка, задери ноги.
- Я тебе что, женщина? – внутренне заалел я.
- Давай, давай, - поджимала мне Инга до самой груди колени. – А руки давай сюда, держись за пятки.
Пусть делает всё, что хочет, сегодня всё можно, - подумал я, просунув под колени локти, и ухватившись за ступни. Инга, получив в безраздельное господство всё, что скрывалось между ногами, стала надо мной измываться. Опять моя головка не получала ласки. Пальчики Инги бродили везде: и по мошонке, ягодицам, и даже по анальному, но только не по ней. Инга мяла мне промежность, вокруг анального, заходя даже на какие-то миллиметры в него, подавляя неукротимую чесотку. Инга в конце довела меня до такого состояния, что я, отбросив в сторону весь стыд и скромность, схватился, когда она мне приказала, за свою головку.
- Поиграйся ею, как тебе нравится, - шепнула Инга, и я, находясь в состоянии, когда хотелось остренького, хоть до извращений, задрочил, что было мочи. Сложив колечком пальцы, я двигал ими по шейке головки, а Инга остреньким язычком стала мне помогать. Чувствуя, что я сейчас дойду, она захватила её мягкими губами, чтобы принять всё в себя, смягчив тем самым жгучую боль от обжигающей спермы. Словно острая игла пронзила меня от пяток до маковки. Стремясь уменьшить оглушающее чувство, я попытался выпрямиться и сжать ноги, но Инга мне не дала, она придавила мне колени к груди, не давая возможности и шевельнуться.
За мгновенье до пика я смертельно захотел чего-то, и Инга, словно поймав мой мысленный крик, до этого ласкающая анус, ввела в него палец. От неожиданности я вздрогнул, дёрнулся и задвигал ягодицами, пытаясь освободиться и избавиться от непривычной щекотки. Инга держала меня изо всех сил, а я не мог приложить и десятой доли своих, боясь сделать ей что нибуть. Через минуту я отошел и, освобождённый, сел, отдыхая. Тряхнув головой, приходя в себя, я вытянул и напряг ноги.
- Умереть можно! – оценил я.
Полчаса спустя, вымытые и уставшие, мы сходили паром в предбаннике. Чувствуя себя почти сухим, я достал из сумки свежее бельё, уже постиранное и поглаженное Ингой после той ночи. Я взял его с дальним прицелом, демонстративно развернув, я натянул его на тело. Инга, внутренне улыбаясь, смотрела на моё представление. Я сидел перед ней, не одеваясь, и под кальсонами трусов у меня не было. Пусть смотрит и думает, что хочет. Тактично промолчав, Инга достала своё и присоединилась ко мне. Спать я лёг тоже в нём, поборов внутренне неудобство, когда Инга прижалась и обняла меня.
Утром я также демонстративно ходил по дому полуодетым, а когда стал одеваться на работу, не поддел под кальсоны трусы. Это меня возбуждало, возбуждало очень сильно. И не только психологически. Физически сильно обжимал трикотаж мои мощные бёдра, а выше ничего не ощущалось. Такое было чувство, будто я голый. Я даже постоянно опускал глаза, есть ли что у меня в районе яиц? Ничего не давило, не скручивались так раздражающие меня трусы. От таких ощущений я захотел до сладкого спазма. Наверное, если бы Мария Германовна спровоцировала меня чем нибуть, даже и ненароком, то я завалил бы её тут же на столе. Я сидел на своём рабочем стуле и чувствовал приятное, мягкое тепло в кончик. Он попытался набухнуть, встать, но, зажатый с тесном трикотажном коконе между бёдер, не имел жизненного пространства. Он дёргался, в него толчками шла кровь, но напрасно. И я почувствовал, что смогу дойти от одного раздражения головки кальсонами с невставшим членом. Я чувствовал, что приятная истома охватывает моё тело и мозг, нужно только и дальше держать так свой пенис, не освобождая его. Если он встанет, то – всё, и продолжал эротические фантазии. Я напрягся и представил, что подхожу к Марии Германовне, она расстёгивает мне ширинку и, достав кончик, припадает к нему губами. Я запускаю руку ей под юбку и чувствую там под комбинацией её толстые, с начёсом, трусы, резинки и зубчики которых я часто наблюдал, когда Мария Германовна тянулась до верхней полки шкафа с делами. Вот моя рука лезет всё глубже и глубже и доходит до…. И они пошли! Словно кто-то ударил меня по темени, или я принял пол-литра. В голове зашумело, и я почувствовал, как тугими толчками, по зажатому пенису, шпарит сперма. Когда в голове прояснилось, и я поднял веки, я встретился взглядом с Марией Германовной. С беспокойством она смотрела на меня.
- Вам плохо, Андрей Петрович!
- Ничего, всё уже прошло, - еле ворочая языком, ответил я. Плохо?! Мне очень хорошо! – Принесите мне из бухгалтерии полугодовой отчёт.
- У меня есть все выписки из него, Андрей Петрович, вот они.
- Мария Германовна, - ледяным голосом, раздражаясь, проговорил я, - принесите мне, пожалуйста, полугодовой отчёт.
Мария Германовна недоумённо пожала плечами и отправилась в бухгалтерию. Едва за ней закрылась дверь, как я судорожно стал расстёгивать штаны. Не зная, как я оправдаюсь перед Ингой, я стремился побыстрее очистить там всё от спермы, надеясь, что там не сильно промокло. Но, к моему удовлетворению и радости, там было сухо. Так и не встав, член не оголил головку, и когда сперма пошла, она так и осталась под кожицей, только сильно натянув её. Но стоило мне освободить и достать его, как кожица развернулась, раскрылась, и на руку вывалился огромный, белый, весь в прожилках, сгусток. Вся головка, член наполовину были перепачканы и осклизлые. Достав платок, я быстро уничтожил следы преступления. Не успел я заправить всё в штаны, как в кабинет вплыла Мария Германовна.
- Вот, держите, - с тихой злостью протянула она мне толстую папку.
- Спасибо, Мария Германовна, мне уже не нужно, можете отнести обратно.
У той отпала челюсть.
- Вы сами-то знаете, что Вам нужно, - чуть не разревелась она и хлопнула дверью.
Я то знаю, - подумал я. Завалить бы тебя брюхом через стол, задрать подолы на голову и засандалить в жирную задницу, вот что мне нужно. Да не снимая трусов, разорвать их по шву и запихнуть между ягодиц по самые яйца.
С того дня я более не стеснялся и шастал перед очами Инги, спал в теплом белье. Мне даже нравилось, когда она, засыпая, или наоборот, просыпаясь, приоткрыв ширинку, копошилась у меня в кальсонах, а когда член вставал, выводила его и подставляла свою аппетитную попку. Мне нравилось сношаться с Ингой сзади. Попка у неё плотная, есть к чему прижаться, не то что у Тайки. С той мне нравилось трахаться передом, когда она обхватывала меня ногами и прижималась своей лобковой косточкой. И, вообще, Инга, как женщина, мне подходила больше, и я дал слово, что – всё, завязываю с Тайкой. Сексуально Инга меня полностью удовлетворяла, фантазии у неё было не меньше.


Через неделю у меня начались ежемесячные каникулы, и опять член потяжелел. Обычно, если Инга не спускала мне излишки, то это делал я сам. В этот раз, вспоминая о самопроизвольном спуске на работе, я решил повторить то незабываемое ощущение. Но как? Обернуть член, подложить что нибуть под кальсоны? А что если надеть мягкое и на выброс. И, оставшись дома один, попросив у Бога прощения, я украл из шкафа тёщины рейтузы.
Раздевшись догола, я натянул их на себя. Усевшись перед зеркалом и заправив член между бёдер, мне даже не пришлось напрягать фантазию. Член пополз вверх от одной обстановки. Но, к несчастью, рейтузы были не трикотажные, вернее, трикотажные, но не х.б., а из вискозы, тонкие, и покрой у них был не тот, что у кальсон, толстая складка была где-то в районе мошонки, а не пениса. К тому же штанины у рейтуз были свободными, широкими, только у колен стягивались тугой резинкой. Короче, член я не удержал, и он выскочил из уготовленного ему гнезда, заторчав аж до самого пупка. Что делать? Поизвращаться? Встав к зеркалу раком, я, как в мыслях о Марии Германовны разорвал сзади рейтузы так, что видна была только дырка между ягодиц, и, представив, что это Германовна, сдрочил прямо в рейтузы, всё равно их теперь на выброс.
На следующий день я продолжил эксперимент. Но теперь я взял толстые, с начёсом. Но опять неудача. Начёс был уже старый, весь застиран и стёрт. И того наслаждения, что я ожидал, я не получил. Но не воровать же мне новые у Инги, и я решил их купить. Но в нашем универмаге я не стал. Все друг друга знают, вдруг кто нибуть спросит Ингу: что это муж тебе трусы покупает, сама что ли не можешь? В понедельник я нашёл себе дело в соседнем городке, там и зашёл в женский трикотаж. Господи, стыда же я натерпелся! Я был единственным мужиком в магазине. Я шёл мимо подставок с висевшими комбинациями, лотков, полных трусов. Остановился в самом конце, где, как я прикидывал, находился мой размер, там какая-то толстозадая тетка рассматривала, развернув, чудовищного размера рейтузы. Поняв, что в таких я утону, ретировался немного к середине. Женские размеры, наверное, немного другие. Что, я у Инги на трусах этикетки, что ли, рассматривал? Схватив первые попавшиеся из стопки тёплых, я почти подбежал на выход. Молоденькая, лет девятнадцати, девушка, привычно-быстро завернув рейтузы в обёрточную бумагу, равнодушно проговорила:
- Пять тридцать, - и выбила чек.
Я думал, что она начнёт подшучивать надо мной, приставать с вопросами: кому беру, да зачем? А она даже не взглянула на меня. Мало ли кто чего покупает. Вот Инга всю нашу совместную жизнь покупала мне и майки и трусы, я и забыл то когда последний раз в магазине бы. А я что, ей не могу? Не будь я таким трусом, я мог бы долго перебирать и выбрать чего мне нужно. Уже в машине, дрожащими руками я разорвал бумагу. Толстые, длинные, с мягким пушистым ворсом, так и хотелось потереться о них щекой… Уже за городом, свернув на просёлочную, я стянул всё с ног и примерил покупку. Классно-мягко обжимало яички и низ живота, только сильно резала резинка под коленками. Сшито они на женскую фигуру: толстая задница и узко над коленками. Цвет только я выбрал какой то тускло-серо-коричневый. Но мне это было до лампочки, я едва успел заправить своё хозяйство, как пенис тронулся. И мне только стоило представить, что это не мои, а бёдра Тайки в таких неестественных для неё трусах, как в голове зашумело, всё поплыло перед глазами, и я тугими толчками всё излил из себя. С сожалением выкинув тут же на дорогу совсем новые, с неоторванной этикеткой, только испачканные внутри рейтузы, полностью ослабевший, я тронул машину. Вот кто-то удивится, проезжая здесь и увидев посреди дороги новые, обвафленные трусы.
В декабре, двадцать восьмого Петька ушёл на каникулы, и я, как и в прошлом году, повёз детей в Новосибирск к дедам. Чего им в деревне делать, в снежки играть, да на санках кататься? А там их бабуля и в цирк сводит и в ТЮЗ на новогоднее представление билеты уже достали.
Приехав, я неосторожно зашёл к Борьке. Тайка сразу же вцепилась в меня:
- Андрюшенька, возьми меня, мне так уже здесь надоело одной, Боря всё время на работе. Я уже так соскучилась по вам с Ингочкой. А пока Боря тридцать первого под вечер подъедет, я Инге помогу стол готовить.
Куда мне было деться. Дав ей час на сборы, я согласился.
Не успели мы выехать со двора, как Тайка положила мне на яйца руку. Черт, я же в кальсонах, и без трусов! Она потом меня подколками достанет.
- Тайка, убери руку, мы в кого нибуть врежемся. Дай хоть за город выехать.
Тайка деланно-обиженно надула губы.
- Бяка, я так по нему соскучилась!
Но руку всё же убрала. Я свернул и тормознул возле вокзала.
- Андрюша, - округлила глаза Тайка. – Ты что, на автобусе ехать собрался? А как же я? Я не умею водить машину!
- Ты можешь хоть пять минут не ехидничать? – разозлился я. – Я пописать хочу. – И, схватив сумку, я отправился в туалет.
Вы когда нибуть пробовали переодеваться, стоя почти по колено в лужах набрызганной воды и мочи? А я попробовал! Какой то сидевший над очком дедок с удивлением смотрел, как я, прыгая на одной ноге, стягиваю с себя брюки и кальсоны, а потом надеваю одни брюки. С одной ногой я справился, в принципе, без особого труда. Но с другой, когда штаны были опущены, возникли трудности, и я, как ни старался, всё-таки испачкал штанину кальсон. Бросив их в сумку, я вернулся в машину. В голени, привыкшие к мягкому теплу, резко ударил предновогодний морозище. Гениталии резко поджались и, стараясь хоть как то согреться, забрались поглубже в тело.
- Как, уже управился? – поинтересовалась Тайка. И опять не обошлось без подколок. – Мог бы и не заезжать сюда, за городом бы и пописал. Я не стала бы подсматривать, честно. А если бы захотел, то и могла бы помочь, подержать кончик, пока писаешь…
Принципиально промолчав, я тронул. Продержавшись километров 50, и когда поток встречных машин начал иссякать, Тайка опять принялась за старое. Глядя вперёд, как бы не замечая, что делает её рука, она стала осторожно, как будто кто-то мог увидеть, расстёгивать мне ширинку, а потом забралась туда ладошкой.
- Ой, а что это ты голенький? – удивилась она и, не пересилив любопытство, уставилась на моё хозяйство. – Ой, какой он смешной и крохотный, - засмеялась она.
Я опустил на секунду глаза. Член втянулся и сморщился, от него, по сути, осталась только трубочка гофрированной кожи.
- Что же ты не одеваешься? Так же и обморозиться можно, ходишь как в тропиках, без трусов.
Одеваешься! Обморозиться! Чья бы мычала! На улице двадцать градусов мороза, а она в одних капроновых колготках!
- Без трусов?! – заржала она, догадавшись. – Ой, не могу. Ой, держите меня. Он снял кальсоны, потому что был без трусов! Господи, да у нас папа всю жизнь так ходит.
Она стащила с себя сапоги и забралась с ногами на кресло.
- Бедненький, совсем о тебе не заботятся, - приговаривала она, забравшись мне под руку и целуя, облизывая зажавшийся кончик. – Ничего, я тебя сейчас согрею, вот так, вот так. – Заглатывала она набухающий пенис.
Поняв, что вести машину дальше не смогу, я притормозил у обочины.
- Сейчас я тебя окуну в горячее пекло, и ты там совсем согреешься, - шептала Тайка, задирая на себе юбку. Она сняла с правой ноги колготки и трусы и забросила её на меня. С трудом введя в себя вставший член, места между креслом и баранкой было недостаточно, и, расстегнув джемпер, она прижалась ко мне.
Я был зол, зол на себя, давшему слово порвать с Тайкой и никогда больше не изменять Инге. Зол на свой член, погрузившийся в слегка забытое, узкое и тесное Тайкино влагалище и получавший в нём особое наслаждение. Зол на Тайку, так легко догадавшуюся о всех моих комплексах и новой привычке, и выместил всю эту злость на ней. Не обращая внимания на проносившиеся мимо, хотя и редкие автомашины, я свободными, ничем не занятыми руками, снял с Тайки джемпер, а потом стянул с её плеч кружевные бретельки комбинации. Освободившись, она упала к поясу и крошечные, как у девочки, груди в голубеньком нейлоновом лифчике оказались под моими ладонями. Но мне и этого было мало, и я расстегнул и его. Обнажённая Тайка, в своём бесстыдстве тершаяся ещё больше, была вся на виду у изумлённых водителей и пассажиров. Рядом притормознул какой то КАМАЗ, и мужик, высунувшись наполовину и чуть не вывалившись в окно, что-то крикнул. Мне показалось, - Давай друг, засунь ей по самое горло! Я махнул рукой, давай мол, не мешай, и дошёл. Дошла и Тайка, она визжала и тёрлась клитором по моему лобку, наконец, она поникла в моих объятиях. Я набросил ей на плечи джемпер, жалко, всё-таки, по плечам бегали мурашки. Ещё простынет, Новый год сорвёт!
Перевалившись на своё сиденье, она прошептала осипшим голосом:
- Езжай, я потом оденусь. Не могу сейчас, руки дрожат.
У меня самого всё тряслось и, кое как застегнувшись, я с трудом тронулся.
- Оденься, – сказала Тайка уже более твердо. – Я отвернусь.
- Сама одевайся, - отрезал я. Как будто она одна была причиной всего!
К нашему приезду Инга натопила баню.
- А я знала, что ты приедешь, - сказала она Тайке, целуясь за встречу.
Как всегда, я первый отправился переодеваться. Сказав спасибо, что так удачно всё получилось, и Инга не увидит непорядок в моём белье, я быстро переоделся и зашёл в моечную. Я не успел поддать парку, как открылась дверь и с клубами пара ввалились мои женщины. Когда пар рассеялся, я изумлённо уставился на них. Они не переоделись в купальники. Тайка была всё в том же голубом комплекте, а Инга в теплом бюстгальтере и рейтузах, в которых ходила с наступлением холодов.
Она говорила, что только дуры строят из себя девочек-целочек и бегают зимой в коротких трусиках (камушек в адрес Тайки), а потом всю жизнь мучаются с яичниками и мочевым.
Так получилось, что мы и познакомились, да и поженились из-за этих длинных рейтуз. Я был на четвертом курсе, когда совершенно случайно зашёл с одним своим дружком в женское общежитие с педагогического. Он забежал на минутку, больше и не разрешила вахтёрша, к подружке договориться с ней о вечере, а я с ним за компанию. В комнате жили четыре девчонки, но я сразу обратил внимание на рослую, стройную блондинку. Рослую настолько, что её платье, очевидно оставшееся со школьной поры и теперь используемое как домашнее, было ей коротко. Да и было оно слегка устаревшее, наступал 74 год, и короткие, кримпленовые платья уже выходили из моды. Она тянула его постоянно на колени, но как ни старалась, платье упорно отползало на зад. Между плотно сжатыми ногами появлялись зубчики сорочки и краешек беленьких рейтуз.
Скорее всего, наш приход для неё был полной неожиданностью, нас и так пустили только потому, что вахтёрша уже знала Генку. А девчонки были все свои и нечего перед ними прятаться, а платье донашивать нужно.
Деревня, - подумал я. А когда узнал, что она с посёлка, подтвердился в своём мнении. Это потом я уже узнал, какая она умная, интеллигентная и развитая. Все мои девчонки, с которыми я встречался до этого, носили зимой, как одна, футболки и штаны от спортивного трико на короткие трусы, а эта была как взрослая женщина, и я захотел с ней встретиться. У меня не было настоящих женщин, и я никогда не ощущал женское тело в настоящем женском белье.
Я спросил Генку, знает ли он её.
- А, Инга? Губа не дура! Но твой номер пустой. Она ни с кем из ребят не дружит, всех отшивает. Но, ладно, спрошу.
Через пару дней Генка объявил:
- В пятницу в шесть у кафе «Берёзка». Будь готов. Идём вчетвером. Странно, но Инга согласилась, видать, ты ей понравился. Так что, не теряйся, старик, - подмигнул он мне.
Вечер прошёл замечательно. Мы пили шампанское, танцевали. Первый тост поднял Генка.
- За знакомство, - объявил он.
Где-то полдесятого, перед закрытием, довольные, мы вывалились на улицу. Погода была прекрасная. Стоял не очень сильный для декабря морозец, красиво падал в лучах фонарей снег. Погуляв с полчаса, мы, тем не менее, стали замерзать. Встал вопрос: куда податься? Разойтись – вроде бы рановато, в кино – уже поздно. В общагу всех не пустят, туда и днём-то не прорвёшься. И я предложил:
- А пошли ко мне. Мои старики в гости в Омск уехали, к дядьке. У него там юбилей. Так что хата в нашем полном распоряжении.
Прихожая встретила нас приятным после улицы теплом. Девушки, раздевшись и войдя в комнату, с интересом огляделись.
- А здесь очень мило, – оценила Верка.
- Это – моя комната, - гордо объявил я им. Генке то это всё было не впервой.
Мы включили «Пинк Флойд», опять танцевали, вечер продолжался. Через час Верка что то шепнула Генке и тот согласно кивнул головой.
- Нам уже пора, - заявил он после очередного танца. – Мы уходим.
- Я с вами, - тоже вскинулась Инга.
- Нет, нет, - затараторила Верка. – Мы ещё погуляем, ты нам будешь мешать, третий – лишний, - захихикала она.
- Побудь ещё, Инга, - попросил я. – До закрытия общаги ещё целый час, а потом я провожу тебя.
И она согласилась.
Я проводил ребят и зашёл в комнату. Инга с ногами сидела на диванчике и с интересом листала мой альбом.
Я стоял, опёршись на косяк и глядел на неё. Пауза стала затягиваться.
- Потанцуем? – предложил я, чтобы как то прервать её.
- Давай, - просто сказала Инга и опять включила музыку.
Считая, что света с улицы вполне достаточно, я щёлкнул выключателем и, насколько мог галантно, протянул руку. Мы танцевали вдвоём в полумраке. Приятно было держать Ингу в своих объятиях, мягкий трикотаж платья плотно обхватывал её стройную фигуру, плавно повторяя все изгибы развитых форм. Через тонкую материю чувствовалось тепло её тела, возле которого так хотелось погреться. Я провёл ладонью по её щеке и наши губы встретились. Словно жаркий туман окутал моё сознание, я почувствовал, что если мы сейчас не сядем, то я упаду вместе с Ингой. Музыка давно кончилась, когда мы, откинувшись на диване, от первых жадных поцелуев перешли к более мягким, нежным. Я гладил через платье спину, грудь Инги, а потом осторожно расстегнул пуговки на платье. Ослепительно ярко блеснула в полумраке белизна лифчика и кружевов рубашки, и её упруго колыхающаяся грудь с твёрдым соском оказалась в моей ладони. Почувствовав, что уже можно, я положил руку на Ингино бедро поверх платья, а потом медленно скользнул под него. Не встретив сопротивления, ладонь легла поверх колготок на лобок. Инга приподняла слегка бедро и мои пальцы утонули между ними. Я щупал и гладил Ингину промежность и чувствовал, как наливается влагой покрывший её толстый трикотаж. Но мне этого было мало, и я коснулся нежной кожи верха живота, а потом попробовал ввести руку внутрь. Но было неудобно, облегающее платье и ещё сорочка не хотели задираться выше талии. Что-то нужно было расстегнуть, а что? Руку не вывернуть и я завел её за спину. Инга выгнулась дугою, прижимаясь ко мне животом и давая свободу ласкать её позвоночник. По ходу дела, щелкнув застёжкой лифчика, мои пальцы доходили до лопаток. Насытившись, я проник под резинки трусов и колготок. Инга слегка дёрнулась, когда я, впервые, коснулся её попки, но тут же расслабилась. Помяв безвольно колыхавшиеся ягодицы, моя ладонь пошла на бедро, доставая низа трусов и по дороге стаскивая их вместе с колготками.
Всё идет как по маслу, - подумал я, когда почувствовал низом живота ладонь Инги. А потом она, расстегнув мне ширинку, обхватила через плавки давно уже напрягшийся член. И тут, неожиданно, Инга отстранилась.
- Мне пора домой, уже поздно.
Я прямо опешил, так хорошо всё начиналось.
- Не уходи, Инга, останься. Я прошу тебя. Если ты боишься, я больше не буду приставать к тебе, а потом, вообще, уйду ночевать к Генке.
- Я и не боюсь, - засмеялась Инга, но взглянув на часы, посерьёзнела. – Ничего себе, общежитие то уже закрылось. А ты действительно хочешь, чтобы я осталась?
Я только и смог, что кивнуть головой и прохрипеть:
- Да.
Инга опять засмеялась и взъерошила мне волосы.
- Ну, тогда стели постель, а я пошла в ванную.
С радостной дрожью я быстренько разложил диван и застелил чистые простыни, когда из ванны с распущенными волосами и капельками влаги на груди и пушке возле висков появилась Инга. Она внимательно посмотрела на застеленную для двоих постель, на меня и медленно расстегнула молнии на боках платья. Вот что мешало мне! Она, было, взялась за подол, собираясь раздеться, но остановилась.
- А ты не собираешься посетить туалет? - Спросила она меня.
- Да, конечно, я сейчас, - проговорил я, вываливаясь задом из комнаты.
Уже сворачивая в коридор, я, краем глаза, сфотографировал Ингу, стягивающую через голову платье.
Быстренько сделав своё дело в туалете, чтобы ничего не мешало! я зашёл в ванную. Ноги – обязательно! Помоем и кончик, чтобы чистый был, Инга на него, скорее всего, намекала. Минут через пять я вновь зашёл в комнату. У стенки, укрывшись до самого горла, лежала Инга, видны были только её плечи, перечеркнутые бретельками рубашки. Рядом, на стуле, лежало аккуратно сложенное платье, а поверх, под колготками, что-то белое и сиреневое. Закинув руки за голову, она с интересом смотрела на меня. А я, как дурак, должен был раздеваться перед нею. Закончив, я щёлкнул выключателем и, с какой то робостью, впервые, лёг к женщине в постель. Наши тела коснулись и руки сплелись в объятиях. Как неопытный любовник я, наверное, спешил оказаться сверху, но Инга не сопротивлялась, лишь раздвинула слегка ноги, давая мне возможность положить туда ладонь. Под рубашкой ничего не было, и я коснулся мягких волосков, в сплетении которых пряталось место таинственное и пленительное. Я осторожно разгрёб волосики и вздрогнул, когда моих рук и члена коснулись Ингины пальчики. Разведя губки, она помогла найти головке вход.
Не такая уж она недотрога, - подумал я. – Вон как легко и широко развела коленки. Но какое же было моё удивление, когда, надавив, неожиданно головка встретила лёгкое препятствие, а Инга счастливо застонала. Она была девушкой!
Через минуту, довольный, я упал рядом.
Вдруг, я даже вздрогнул, Инга заговорила.
- Ты, наверное, удивился, что я такая доступная, и оказалась нетронутой. Ещё подростком я дала себе слово, что достанусь мужу в брачную ночь, и всегда держала его. Но сегодня мне, почему то, захотелось нарушить. Не знаю, что-то на меня нашло, и ты мне чем то понравился.
- И я ни о чём не жалею, - добавила она, погодя.
Я шептал какие-то слова благодарности, целовал её лицо, шею и вновь захотел. Но когда я коснулся ладонью низа её живота, Инга шепнула:
- Не надо сегодня, мне ещё немного больно. Я схожу в ванную, обмоюсь.
И в полумраке мелькнул её стройный стан. Когда она вернулась, я уже спал беспробудным сном.
Утром я проснулся первым. Мгновенно в памяти всплыло всё, что случилось вечером. Я резко повернул голову. Рядом, отвернувшись к стене, мирно спала Инга. Прекрасные пышные волосы взбились на подушке, и только от моего дыхания дрожал завиток возле уха. Огромная нежность к отдавшей мне самое дорогое, что у неё было, охватила меня. Мне захотелось сделать для неё что-то приятное. Осторожно выбравшись из-под одеяла и натянув штаны, я отправился на кухню. Вскипятив воды, я приготовил кофе, нарезал будербродов и, сложив это всё, насколько мог красиво, тихонько подкрался к дивану. Инга ещё спала, но от моего лёгкого поцелуя в висок её веки дрогнули. Секунду она лежала неподвижно, глядя в ковёр, а потом резко, едва не выбив поднос у меня из рук, повернула голову. До неё дошло, где она и что случилось ночью.
- Господи, это – ты! – с облегчением вздохнула она.
- Доброе утро, - проговорил я, целуя её в глаза. – Что ты испугалась? А я тебе принёс завтрак.
- Кофе в постель! – прошептала Инга. – Спасибо! Меня ещё никто, никогда, как я выросла, так не будил. Помню, маленькой, мама на день рождения всегда приносила мне утром в постель праздничный торт.
Она уселась возле подушки, и я поставил ей на ноги поднос. Она потянулась к бутерброду, но, вдруг, остановилась.
- А ты уже завтракал? – спросила она.
- Я? Нет, - смешался я. – Я хотел как скорее, пока ты не проснулась.
- Спасибо, - ещё раз прошептала Инга. Потом, сглотнув, предложила. – Так бери ещё чашку, и мы вместе встретим наше первое утро.
Мне это понравилось и, схватив бокал и сбросив брюки, я уселся, засунув ноги под одеяло, напротив.
Минут через десять поднос был пуст. Переставив его на пол, Инга притянула меня в поцелуе к себе.
- Ещё раз спасибо, - шепнула она мне на ушко, крепко обвив руками за шею. – Так всё было вкусно.
А потом, обволакивая глубоким поцелуем, потянула меня на себя. И я окунулся в рай на земле. Очнулись мы только к обеду от резкого звонка.
- Кого это ещё черт принёс, - с раздражением прошептал я.
Перебили на самом интересном месте, не дали окунуться в четвёртый, сотый раз проплысть на волнах блаженства.
- А ты не открывай, - прошептала Инга, нежно целуя меня в полузакрытые веки, от чего я просто таял. – Никого нет дома, ушёл по магазинам.
Через пять минут непрерывных звонков я не выдержал. Натянув штаны и на ходу застёгивая рубашку, я кинулся к двери. Убью, кто бы там ни был. На площадке, довольные, стояли Генка с Веркой.
- Привет, - буркнул он.
А Верка, не здороваясь, с ходу:
- Где Инга? – и бесцеремонно, оттерев меня плечом, ввалилась в прихожую.
Я просто остолбенел от такой наглости.
- Инга? Какая Инга? Ах, Инга, это та, что была вчера? Так она ушла сразу за вами.
- Ты дурачком то не прикидываешься, - аж засветилась Верка. – Она вчера не пришла в общагу!
И всё стремилась заглянуть в комнату. Но тут, в дверях, полностью одетая, даже волос в пучок собран, сложив руки на груди, появилась Инга.
Вот это скорость! - Восхитился я, - оделась быстрее солдата по тревоге.
- Чего припёрлись? – спросила она, опершись плечом о косяк. – Вас кто звал?
- Никто. – У Верки упала челюсть. – Мы за тебя волновались, не случилось ли чего. И закуску принесли, на всякий случай. Гена, дай сумку.
Генка, понявший, что они некстати, и чувствуя себя неудобно, протянул авоську со снедью.
- Ну, проходите, что же вы стоите. Раздевайтесь. – Что бы замять неловкость, пригласил я.
- Ну, как? – Пока девчонки накрывали на столик, шёпотом спросил меня Генка. Я только пожал плечами – Что за глупые расспросы? И так, что ли, не понятно?
Мы чокнулись за праздник, опять за знакомство.
- Инга, - ещё более наглея от выпитого, спросила Верка. – А как вы спали?
- Как лошади, - отрезала Инга.
- А это как? – не поняла та.
- А это стоя, положив друг другу на плечи головы. Танцевали, танцевали и заснули. Пока вы не притащились и не разбудили.
- Ну, да, стоя! – обиделась Верка. – Рассказывай! Вон, диванчик то разложенный, и подушки – на двоих! – она, аж, свесилась с кресла, заглядывая в мою комнату.
У Инги потемнели и сузились глаза.
- Да! Мы спали вместе! И трахались! – отрывисто и повысив голос, заявила она. – Можешь объявить всей общаге, что девочка-целочка Инга изменила себе, и что моей девственности больше не существует.
- Да, ладно, - опешила Верка. – Что ты так разволновалась? Я это так спросила, пошутила. Подумаешь? – надулась она.
- Ничего я не разволновалась. А ты вон наворачивай, лучше, салат, а то пока ты здесь всё высматриваешь, уже ничего не осталось.
Но настроение было испорчено. В отличие от Верки, Генка, как более сообразительный, это понял первый.
- Ну, нам пора, – сказал он, - мы ещё в кино собирались.
И он чуть ли не за руку вытащил её из-за стола. Из вежливости, и как по обязанности хозяина, я вышел вместе с ними.
- Ты не обижайся, старик, - попросил Генка, когда мы остались вдвоём, - так получилось.
- Да ты то здесь причём? - ответил я. - Заходи после выходных.
- Ладно, - пообещал на прощанье Генка.
Проводив, я вернулся в комнату. Инга сидела, уставившись в одну точку, и задумчиво потягивала вино.
- Ненавижу баб, сующих везде свой нос, желающих всё про всех знать, - прервала она затянувшееся молчание.
И тут, вдруг, до меня дошло, что это для меня всё игрушки, а для неё – это перелом в жизни и, неизвестно, с какими ещё последствиями.
- Инге, - не зная как подобрать слов, спросил я. – А это ничего, что мы так? Тебе ничего не будет?
У Инги дрогнул уголок напряжённого рта.
- Ты имеешь в виду, не забеременею ли я? – прямо спросила она.
- Да. – Поднял я взгляд.
- Нет, не бойся, - улыбнулась она, встретившись со мной глазами. – Мне ещё дня два-три можно не предохраняться.
Я ничего не понял. Ну и ладно, ей виднее. Но на сердце стало немного легче.
Инга поставила бокал.
- Мне, наверное, тоже пора. На этот раз действительно. А если честно, то не хочется, - грустно улыбнулась она, а я просто похолодел от мысли, что это – всё, кино закончилась. – Ты такой милый, и у тебя так хорошо. Тихо, спокойно, не то, что в общаге. Я как будто дома побывала. Дома!? – подскочила она. – Господи, я же собиралась утром ехать домой!
И тут я загорелся неожиданной идеей.
- А ты не уходи, - предложил я. – Кто тебя гонит? Ещё два дня в нашем полном распоряжении. Родители приедут только утром в понедельник, и ты спокойно можешь побыть у меня до вечера воскресенья. Еды нам хватит, мама наготовила на целую неделю, нужно только хлеба и молока купить. А к своим ты съездишь на следующей неделе. Подумаешь, на день меньше, зато мы столько побудем вместе.
- Это всё хорошо, - задумалась Инга, - но мне всё равно нужно будет зайти к себе. У меня же нет ни зубной щётки, ни ночной рубашки. И, вообще, кое что взять.
Но, с моей точки зрения, на это «кое-что» можно было бы и наплевать, я не знал, что это такое. Я просто боялся, что если Инга зайдёт в общагу, то я её оттуда уже не вытащу.
- А давай сделаем так: пойдём сейчас погуляем, подышим свежим воздухом, купим хлеба и тебе заодно, что нужно. А спать можно и в той рубашке, что на тебе, - вспомнил я, как красиво смотрелись её золотистые волосы на ярко-голубой сорочке, когда Инга утром сидела в постели, завтракая, и когда одеяло упало с груди к животу.
Ты так думаешь? – спросила, улыбаясь, она.
- Ага, - простодушно ответил я, - мне так даже лучше, ты в ней такая красивая.
И слегка заалел от смущения.
- Ну, если я тебе в ней нравлюсь, - засмеялась Инга, - то, ладно. Пойду, переоденусь, пока ты соберёшься.
Что мне собираться? Натянул свитер, и – всё. Но, на всякий случай, неизвестно сколько мы протаскаемся, пододел и спортивные брюки. А Инги всё ещё не было. Что она там возится? Долго, что ли, колготки натянуть? А потом понял: «переодеваться». Она надела только платье на голое тело, и всё это время под ним ничего не было!
Мы гуляли по парку, бесились, гонялись друг за дружкой, а поймав, целовались. Кидались снежками, валяли друг друга в сугробы. За ночь выпал свежий снежок, укрыв все грязные подтёки и улегшись мохнатыми лапами на деревья. Разыгравшись, Инга забыла все огорчения, к ней вернулось её весёлое настроение. Я просто любовался ею, такая она стройная и красивая.
- Снежная королева, - прошептал я.
- Чего? – не поняла Инга.
- Ничего. У тебя такая белая кожа, и воротничок с шапочкой – песцовые. Ты похожа на Снежную королеву из фильма.
- Ага, - весело согласилась Инга, - и я тебя утащу в свою сказочную страну! – Ухватив мня за руки, закружилась она.
– А я тебя расколдую, - не остался в долгу я. – Смотри, вон у тебя уже румянец пробивается.
Я отпустил её руки, и мы, со смехом, полетели в сугроб.
Потом мы наткнулись на детвору, катающуюся с горки на санках. Одолжив одни на полчаса, мы включились в их гикающую компанию. Малышня с удивлением смотрела, как взрослые тётка и дядька, как маленькие, с дикими воплями летят с горки и, в самом низу, перевернувшись на повороте, валятся на спину, укрывшись ногами.
Уже стемнело, когда мы, довольные и счастливые, все в снегу, ввалились в прихожую. И сразу стали целоваться. По дороге мы целовались везде: на улице, не стесняясь прохожих, в лифте, на лестничной площадке. И, вот, опять – не успев раздеться.
- Я так хочу есть! - В перерыве сумел выдохнуть я. – Голодный, как волк.
- Слушай, - захохотала Инга, – а про хлеб то мы забыли.
- И про зубную щётку тоже, – добавил я.
– А, - махнул рукой, - на вечер хватит. А пока ты будешь спать, я сбегаю утром. Лишь бы магазины завтра работали, а то придётся тебе чистить сапожной, - заржал я.
И Инга вцепилась мне в вихры.
Нахватавшись, как голодный утёнок, что попало, Инга заявила:
- Так, я иду мыться, а то от меня несёт, наверное, как от потной лошади. Дай мне чего нибуть, типа своей майки.
Я задумался, чего бы найти подходящего, а потом осенило: у меня была одна, мама купила, но мне она не понравилась, слишком длинная и тёплая, а Инге она будет в самый раз.
Целый час я слушал за закрытой дверью, как в ванной плещется вода, и слышится Ингино пение. Не выдержав, постучал в дверь.
- Чего тебе? – прервала мурлыкание Инга.
- Может тебе помочь? А то что-то ты никак, я уже заждался.
- Ничего, - злорадно ответила она, - подождёшь. Лучше прибери в комнатах, а то бардак у тебя, как у разгильдяя.
Бардак! – обиделся я. Я что ли, один, скомкал и не застелил постель, и обедал на столике, и после ужина ничего не убрал?
Но, делать нечего, я – хозяин. Скинув всё в мойку – утром помою, я принялся за диван. Постелив свежую простынь, я едва успел засунуть подальше старую, с капельками крови, как в комнате появилась Инга.
Я разинул рот: новая, нерастянутая майка плотно обхватила стройный Ингин стан, плавно повторяя все её формы. Лучшего нельзя было и придумать! Мне и то она была длинновата, закрывала ягодицы, а Инге она доходила аж до середины бедра.
- Слушай, - восхитилась она, - какая классная маечка, просто прелесть. Лучше всякой полотняной сорочки.
- Ну, так и бери её себе насовсем, - кинул я с барского плеча.
- Ой, спасибо, - чмокнула она меня в нос. – Я вышью на ней сердечко и твоё имя, вот здесь, – показала она на левую грудь, где через белую ткань просвечивался тёмный сосок. – И буду спать в ней всегда. Пусть девки в комнате знают, что это ты мне подарил, чтоб им лопнуть от зависти, - заржала она.
– И чего это нам не шьют трикотажных сорочек, они такие мягкие и тёплые? Слушай, - задумалась она, - а если взять одну большую майку и две маленькие, и сделать рукав-реглан, то получится прекрасная зимняя ночная рубашка. А если её ещё и украсить…
Но мне это было неинтересно. Пусть пока она тут сочиняет, я помоюсь. Не знаю, как от неё, а от меня точно несёт, как от коня.
Закрывшись, я пустил воду. Послышалось «кап-кап». Я приподнял голову. На верёвке обтекало Ингино бельё. Вот что она так долго, стиралась. Переменки то у неё нет. «Кое-что» мы не взяли! Я провёл рукой по шёлковой рубашке, знакомое ощущение. Снял трусики, я такие видел впервые: меланжевые, толстой, но мягкой вязки, они были не длинные и не короткие, ну как мужские – семейные, и заканчивались внизу широким, сантиметра три, манжетом. У мамы были или совсем короткие, для жары, или очень длинные и со вздетой внизу резинкой, для зимы. Впрочем, она ходила в них и осенью, и весной, и даже, когда прохладно, и летом. А про девчонок, которых мне приходилось лапать, я не говорю, те все, как на подбор, были или в трусах от купальника, или, в крайнем случае, коротких, разноцветных. И чего это они не носят таких, стесняются что ли? А чего? Эти вполне приличные, аккуратные, как раз девичьи. И я повесил их обратно на верёвку.
Когда я осторожно забрался под одеяло, Инга уже спала, отвернувшись к стенке.
Майка на ней задралась, и я, прижался низом живота к её попке, согревая свой замерзший на воздухе кончик.
Инга спала как убитая, уморилась за день.
Я нежно гладил её по волосам, оголённому плечу, ласково целовал ямочку на шее, так понравившийся мне завиток.
Полусонная, Инга повернулась ко мне, улеглась на плечо и закинула на меня тяжёлое бедро.
- Ещё, - прошептала она, не открывая глаз.
Я задрал ей и так уже сбившуюся к поясу майку, осторожно гладил размякшие груди, поясницу, нежно целовал брови, глаза. Изо всех сил Инга прижималась ко мне животом, вдавливаясь лобком в мою твёрдую тазовую кость. Смелея, я опустил руку ниже, поглаживая голую попку, а потом коснулся горячего влагалища. Инга закинула назад свою руку, и наши пальцы встретились. Мы ласкали друг друга, касаясь и чужих пальчиков и себя. Стыда не было, было тепло, тихо и уютно. Инга двумя пальчиками растянула себе сзади губки и я даже не успел помочь, головка сама нашла дорогу. Я подался вперёд, стараясь проникнуть подальше и услышал жадный шёпот Инги.
- Стисни меня посильнее, я хочу ощутить тебя, пусть мне будет больно.
Я бережно прижал её к себе и бешено заработал. Инга опять шепнула, не открывая глаз:
- Не так, медленнее и глубже. Медленнее и глубже.
Голос её постепенно затихал, она шептала всё тише и реже…
- Медленнее и глубже… Ме…
И она заснула.
Я уже не двигался, только изредка напрягал член и старался посильнее притиснуться к Ингиному лобку.
Я ещё долго лежал, еле касаясь кончиками пальцев Ингиных бровей, и
стараясь не разбудить её. Член давно поник, но я не вынимал его, и только тоненькая струйка разжижившейся спермы между нами раздражала меня. Инга мирно спала на моём плече, не заботясь ни о чём, на её губах играла счастливая улыбка. Вдруг по её лицу пробежала волна удовольствия, она сладко застонала и пару раз дёрнула тазом. Ей что то приснилось.
…Проснулся я от того, что в глаза било яркое солнце, мы так и не задёрнули с вечера шторы. Из кухни доносился стук посуды.
Натянув штаны, я прокрался к двери. Мойка была пуста, кухня сверкала чистотой, а Инга у плиты жарила гренки.
Я обхватил её сзади за талию и шепнул на ушко:
- Доброе утро.
Инга вздрогнула от неожиданности и, обернув голову, подставила приоткрытые губы для поцелуя.
- Доброе утро. – А потом засмеялась. – Ну, ты и соня. Я уже всё прибрала, сварила какао с молоком, гренки дожариваю, а ты всё ещё спишь. А я, между прочим, уже и зубы почистила.
- А тебе положено рано вставать, - отомстил я ей. - Ты – женщина и должна кормить своего господина.
Я еле успел выскочить из кухни и закрыться в ванной, а то бы точно получил поленцем.
- Останешься в наказание без завтрака, Господин! – Объявила за дверью Инга и щёлкнула снаружи защёлкой. Но потом я услышал, как она тут же, тихонько, чтобы я не услышал, открыла её.
Я подошёл к полочке: точно, новая щётка. Я приподнял голову: висели только Ингины колготки, остальное, скорее всего, уже было на ней. Попробовал кончики носков, они были ещё сырыми. В чём она ходила в магазины, в моих тренировочных? Это для меня так и осталось загадкой.
Умывшись, с поникшей головой, я выполз из ванной.
- Я есть хочу, - протянул я басом.
Инга засмеялась.
- Ладно уж, садись. А то совсем обессилишь, что я вечером делать буду.
Но я не хотел ждать до вечера. Только Инга залезла с ногами на диван, чтобы почитать какой то детектив, как я тут же положил ей на голую коленку руку, и тут же получил по ней шлепок.
- Ну, я так не играю, - надулся я, изображая Карлсона.
Инга искоса глянула на меня, улыбнулась и спросила:
- А как ты играешь?
- Ну, не знаю, - растерялся я. – Но мне так – скучно, я же не библиотекарь в читальном зале.
– А давай в карты, в подкидного! – нашёлся я.
- В карты? Давай в карты. Только на что мы будем играть? На так просто – не интересно.
Вот тут ты и попалась, - обрадовался про себя я. Теперь ты не отвертишься, наконец то я увижу тебя в трусиках.
- А на раздевание! - Зловеще предложил я.
- На раздевание? - От удивления Инга округлила глаза. – А ты не боишься?
- Я?! Щас я тебя раздену.
- Только, чур, заднего хода не давать, - предупредила Инга, тасуя карты. И по тому, как ловко она это делает, я начал подозревать, что влетел то я.
И, точно: Инга успела только снять платье, когда я проиграл последний раз.
- Давай, давай, - подбадривала она меня, когда я мялся и думал, как бы отвертеться. – Нечего было нарыкаться.
Делать нечего и я стянул плавки.
- Ладно, дам я тебе ещё шанс, - сказала Инга, сдавая в очередной раз. – Может, отыграешься. А проиграешь – сверхразденешь, оголишь головку.
Я так хотел, чтобы Инга сняла сорочку, что согласился. Она хоть и была без платья, но сидела, поджав ноги, и только сзади из-под зубчиков, виднелся сиреневый краешек.
Я сидел боком, стараясь спрятать между ног своё хозяйство, и тут попёрла карта.
- Тебе повезло, - сказала Инга и завела за спину руки, щёлкнув застёжкой, она, как фокусник, вытащила из-под рубашки лифчик.
Ну, я так, точно не играю, дурят как маленького. Наверное, на моём лице было написано такое разочарование и обида, что Инга прочитала и поняла его. И, как будто издеваясь на до мной, она села по-турецки. Я сделал вид, что меня интересуют только карты, но не мог оторвать глаз от места, где сходились Ингины стройные ножки, перетянутые широким манжетом. Трусики плавно огибали пухленький холмик и западали в глубокую ложбину, начинавшуюся от лобка и уходящую куда то туда, в самый низ.
На середине игры Инга вдруг прыснула и смешала карты.
- Ты чего это? – не понял я. –
А ты не можешь дальше играть, - захохотала она. – Ты – банкрот, тебе нечем платить. Ты только посмотри на него. Я опустил глаза и заалел до корней волос. Мой негодяй встал во весь рост и выставил на обозрение блестящую головку.
- Ой, не могу, - каталась по дивану, поджав к животу ноги, Инга. – Ой, держите меня. Он такой смешной!
Вдруг, икнув, она вскочила и, стремглав, бросилась на кухню.
Напившись воды и отдышавшись, она вернулась в комнату. Я по-прежнему сидел на диванчике. Член мой упал, а я не знал, что делать. Может, нужно одеваться?
Инга встала предо мной и наши взгляды встретились. В её глазах зажглось что-то сатанинское, от бесстыдной ведьмы. Перекрестив перед собой руки, она взялась за кружевной подол. Неотрывно глядя мне в глаза, она медленно потянула его вверх.
Как зачарованный, я смотрел, как из-под него появляются бедра, до пупка обтянутый животик, груди. И вот Инга стоит предо мной, держа в левой руке сорочку. Собственно, я впервые видел её обнажённой, даже впервые видел её груди.
Я обхватил Ингу за ягодицы и уткнулся лицом в живот. В нос мне ударил ни с чем не сравнимый аромат. И тут я, вдруг, до глубины души, понял, что это – она, моя Женщина. Не те девчонки-сыкушки, у которых кроме танцев нет ничего на уме, а вполне зрелая женщина, спутница жизни, знающая, чего она хочет и готовая пройти с тобой рука об руку до самого конца.
- Я хочу тебя, - услышал я нежный голос Инги.
- Я тебя тоже, - ответил я, целуя через трусы её живот. – Хочу сейчас, хочу всегда. Хочу, чтобы ты была моей на всю жизнь.
- Я тоже этого хочу, - шепнула Инга, прижимая мою голову к низу своего живота.
Я стянул к ступням её трусики и поцеловал, что скрывалось под ними, а когда Инга слегка развела, приседая, ноги, то и выступающие маленькие губки.
- Андрюша, - услышал я, - а можно я посмотрю его. Я никогда ещё его не видела, честное слово.
- Валяй! – великодушно разрешил я и присел на краешек дивана.
Она уложила меня на спину и попросила:
- Ты только не подсматривай, а то я буду стесняться.
Раздвинув мне ноги, она встала на колени между ними. Уже совсем без стыда я чувствовал, как трогают мошонку, член ласковые женские пальчики, как они оголяют и вновь натягивают на головку кожицу.
- Я люблю тебя, - услышал я. Приподняв голову, я увидел, как где то там, вдалеке, за краем дивана Инга целует мою давно набухшую головку, и понял, что она разговаривает не со мной.
- Я люблю тебя, - повторила она и вобрала её в себя целиком. В небывалом наслаждении я вновь упал на диван – мне впервые делали минет.
Тогда всё было впервые. Впервые я застегнул, а не расстегнул женщине лифчик. Впервые она ходила предо мной по комнате в моей рубашке, завязанной на пупу поверх колготок. Впервые вечером мы вместе залезли в ванну, и я впервые мыл женщину, не скажу обратного – когда-то меня мыла мама.
А потом я впервые привел Ингу домой, когда там были родители. Вначале они восприняли её с предубеждением: оказывается, соседняя старуха, которая смыслом своей жизни считала знать кто к кому ходит, успела настучать моим, что когда их не было, у меня жила какая то девица и неизвестно ещё какого поведения. Я был готов убить её за поганый язык. Но потом родители увидели: какая Инга скромная и умная девушка, и приняли её, как родную. А на Первомай мы сыграли свадьбу, и Инга переехала из общаги к нам.
И вот, спустя девять лет, она вновь стоит передо мной, только на этот раз в лифчике, и рейтузики на ней другие, мелкого белого трикотажа и чуть подлиннее.

- Чего это вы? - Опять переспросил я, в недоумении.
- А мы подумали, - ответила Инга, - чего нам купальники напирать. Мне, вообще, стесняться некого, а у Таи комплект, почти как купальник.
В этом она была права, если бы Тайка вышла в нем на пляж, то, наверное, никто бы и не понял, что он нижний.
Я озадаченно хмыкнул, - ну дают бабы. Спьяна, что ли? Да, вроде бы приняли только по чуть-чуть, за встречу.
- Так ты бы уж совсем разделась, - пошутил я, - раз тебе здесь стесняться некого.
- А и правда, чего это я? – Обрадовалась Инга. – Это ты меня сбила, - напала она на Тайку, - глядя на тебя, и я не разделась.
И, с облегчением, стянула с себя всё.
- Инга, а можно и я бюстик сниму, в нём так неудобно париться, - жалобно попросила Тайка.
- А, давай! – Махнула рукой Инга. – Что, Андрей груди, что ли, не видел. Тем более, - засмеялась она, - что тебе и прятать нечего. В трусах останешься – за мальчика сойдёшь. Ну, ну, не обижайся, это я – любя, - и она притянула к себе Тайку. Та еле вырвалась.
- Да ладно, отпусти. Обрадовалась, что у самой выросли. Вон сиськи какие, хоть дои. – Она с завистью провела ладошкой по соску, тот сразу же напрягся и сжался, словно грецкий орешек. Тая с испугом отдёрнула руку и, посерьёзнев, стала мыться.
С таким же успехом она могла раздеться совсем. Едва она вылила на себя ушат воды, как её, до этого ярко-голубые, трусики потемнели от набравшейся воды и стали полупрозрачные до того, что не только зачернел бугорок спереди, но и, где тонкий нейлон прилип к телу, стал виден каждый волосок.
Что то подобное я уже видел, - подумал я, вспоминая далёкий берег реки, и мотнул головой – совсем сдурели бабы. Я старался не смотреть на них, как бы занятый своим делом и не замечал, как Инга искоса посматривает на меня, наблюдая за моей реакцией.
- А ты знаешь, Тая, – сказала она, - а Андрей так классно научился делать массаж, я просто визжала от удовольствия, когда мы мылись в последний раз.
Тайка так и замерла с черпаком в руке.
- Так то ж тебе.
- А ты, разве, не хочешь попробовать? – Как бы удивилась Инга. – Андрюша, доставь одинокой женщине удовольствие, - пошутила она. – Ну, не дуйся, продемонстрируй. Ну, ладно, что вы на самом деле? Это же баня, массаж.
Она чуть ли не силком уложила Тайку пузом на топчан и подтащила меня к ней.
- Ну, сделай, я прошу тебя. Ради меня! Может, я хочу похвастаться, какой ты у меня, - уговаривала она.
Я пожал плечами – ну раз ты так просишь.
Быстренько пробежав по спине, ну что тут массажировать, кожа и кости, я принялся за плечи. Тайка просто постанывала от удовольствия.
- Инга, я тебе завидую. Это что-то небывалое.
Постепенно я вошёл в раж. Основательно размяв её шею и руки, по бокам я спустился к талии. А дальше?! И положил ей руки на ягодицы.
- Сними плавки, они тебе мешают, - услышал я рядом тихий голос Инги.
Я взглянул на ней с вопросом – ты это серьёзно? И увидел ответный взмах ресниц – да! Продолжая недоумённо смотреть ей в глаза, я потянул Тайкины трусики с копчика.
- Я имела в виду: свои, - улыбнулась Инга. – Но раз уж взялся, то тяни и эти.
И только тут я почувствовал, что мой член не помещается в плавках. Провокаторша Инга! Сработал рефлекс. Разминая податливое женское тело, я сам возбудился. В смущении я отпрянул от Тайки, не зная, что делать: свести всё на шутку или провалиться сквозь землю. А Инга, Инга встала предо мной на колени и потянула плавки вниз. Из них тут же высунулся торчащий до пупа член, головку которого Инга тут же поймала губами.
Обомлевшая Тайка, приподнявшись на топчане, чуть не упала обратно. А Инга махнула ей рукой – присоединяйся, мол. Я просто окаменел от выходки Инги и, вообще, от происходящего. Первой пришла в себя Тайка. Она на коленях подползла к нам и, с интересом, стала смотреть, с каким аппетитом Инга обсасывает, облизывает головку.
- А можно? – хрипло прошептала она.
Вместо ответа Инга, не отрываясь, притянула её за затылок к себе – не стесняйся, что, я одна должна отдуваться?
Губы Таи ткнулись в основание члена и, через секунду, разжались. Инга заправляла всем. Молча, не произнося ни слова, она запустила всех на дорогу, с которой обратного пути не было. Сначала они ласкали меня бестолково, мешая друг другу, а потом, пристроившись, каждая со своей стороны, синхронно шли губами от головки к основанию, сдвигая ими кожицу, а потом обратно, встречаясь, когда он кончался, в своеобразном поцелуе. Протянув руку, Инга коснулась её ягодиц, на которых ещё покоились полускрученные трусики, и стянула их к коленям, а Тайка, перебрав ногами, сбросила их совсем.
А я не знал, что делать. В принципе, это было то, о чём я тайно мечтал в своих сексуальных фантазиях. Это были мои женщины! И я взял их за затылки, замкнув треугольник. А они продолжали терзать меня, не забывая и о себе.
Свободными руками они нежно ласкали груди друг другу и себе! И тут я кончил. Выстрелив тонкую струю, я взвизгнул и упал к ним, между ними, на колени.
- Ну, хватит, - первой опомнилась Инга. – Оставим остальное на вечер.
И уселась задницей на пол. А я, обессиленный, отполз подальше, в угол. Кто знает, что будет дальше?
- Зачем ты это сделала? – Всё также хрипло, отнялся голос что ли? Прошептала Тайка.
- А что я должна была делать? Что? – Чуть ли не закричала Инга, но тут же взяла себя в руки. – Я же знала про вас всё, знала.
- Как знала? – у Тайки отпала челюсть.
- А так! Разве этот недотёпа может что-то скрыть? Да я на следующий день прочитала по его глазам, что что-то произошло. Но я подумала, что это – так, случайно. Но потом у него систематически, когда ты приезжала, стала исчезать сперма. Она просто почти не шла, когда мы, всё-таки, после долгих уговоров, сношались. Я стала следить за вами и застала занимающимися любовью. Я стояла и смотрела в окно, как вы трахались на полу в гостиной. Я просто не знала что делать: запереть дом и поджечь его вместе с вами, или пойти и утопиться самой? А потом ещё и ещё и ещё. Представляю, что вы вытворяли тут, когда я лежала с Люсей в больнице.
Она перевела дух.
- Я долго думала, как жить дальше. Развестись? Но я не могла. Бросить его, развалить семью – это было выше моих сил, я безумно люблю Андрея. И он меня любит – я это знаю. А вот чем ты его приворожила, я не пойму. Но, чувствую, тебя он не бросит. Хотя, - грустно улыбнулась она, - я бы тебя тоже не бросила, ведь я же немного шведка. Так что давай делить его вместе.
Я был готов провалиться сквозь землю. Уши мои горели, а сердце ушло в пятки. Она всё знала! Знала и молчала. Знала и ложилась со мной в постель. Знала и целовала мой…, я готов был оторвать его себе сам, который до этого был в другой женщине. Это – или неестественная любовь, готовность на такую жертвенность ради минутного удовольствия любимого, или просто сумасшествие какое то. Да я бы поубивал бы всех, если бы застал Ингу с другим! А она…, стояла и смотрела…
И тут Тайка разревелась и упала к Ингиным ногам.
- Прости меня, прости, Ингочка. Господи, что же я, дура, наделала? Что мне сделать, чтобы ты меня простила? - Она кинулась целовать ноги Инге, - ведь я не хотела тебе зла, не собиралась разбивать твоё счастье. Я сама хочу тебе его. Я люблю и тебя, и Борьку, и этого дуралея, – рыдала она.
Инга притянула её к себе и прижала к груди. Она словно многоопытная мать утешала свою неразумную дочку.
- Ну, успокойся, успокойся. Земля не сошла с орбиты, и мир не перевернулся. Сколько в нём таких треугольников. Поделим как-нибуть.
Она вытерла Тайкины слёзы и ласково поцеловала её. Тайка улыбнулась счастливо и, отстранившись, проговорила:
- Придётся и мне делиться. Око за око. За всё нужно платить.
От этих слов у меня поджалась мошонка и похолодело внизу живота. Платить?! Как я могу платить моей Ингочкой? Хотя мой номер – десятый, сидеть бы мне и помалкивать!
Они давно уже ушли, оставив меня, как всегда, для уборки, а я всё сидел и думал, как жить дальше. Смогу ли я быть после всего с Ингой, смогу ли посмотреть ей в глаза.
Было уже почти за полночь, когда я вошёл в дом. В спальне грел свет, а я так надеялся, что Инга уже спит. Может быть к утру это как то улеглось бы, перегорело.
- Ну, где ты там? Мы тебя уже заждались, - послышался весёлый голос Инги.
Уже не скрыться, и я вошёл в спальню. Этого ещё не хватало! Из-под одеяла торчали две озорные мордашки.
- А я где буду спать? – ни к селу, ни к городу спросил я.
- Как где? – удивилась Инга, - тут, между нами. Да ты не бойся, тесно не будет, кровать широкая, - не удержалась от подвоха она.
И эта язва тут как тут:
- Ну скорее же, а то мы все истекли от нетерпения.
Уж ты бы помолчала, - подумал я, - рыльце в пушку, а туда же.
А они:
- Раз, два, три, – как будто весь вечер тренировались, брык ногами, одеяло и слетело. До этого, примерно выглядывающие в ночнушках плечи только и оказались укрытыми. Дальше рубашки оказались свёрнутыми в аккуратные жгутики до самого горла и открывали голое тело выше сисек.
- Раз-два, раз-два, - начали они. На счёт раз, поднося колени к груди и растягивая ладошками губки, на счёт два – сводя ноги и закрывая ими треугольничек внизу живота. И весело засмеялись, акробатки-эротички, мать твою. А мне было не до смеха, я чувствовал себя полным идиотом.
- Чур, ты – первая, - завопила Тайка.
- Нет, ты, - заспорила Инга. – Ты – гостья, тебе первой.
- Ингочка, миленькая, ты это уже видела, а я ещё нет. Ну, пожалуйста, мне так хочется посмотреть, как это делают другие, - начала подлизываться Тайка.
Я просто опешил, а меня хоть кто нибуть спросил: хочу ли я?! Мною торгуют и распоряжаются, как продажной девкой… Но, разве я мог сопротивляться, когда Инга ответила «ладно» и потянула меня на себя. Её глаза затуманились в сладком забытьи, а ноги расползлись в стороны, когда я легко проник в неё. У неё было раскрыто необычайно широко, всё мокро и склизко. Счастливая, что она, наконец, сбросила тяжкий груз с сердца и разрешила почти год мучающую её проблему, она расслабилась и отдалась мне вся, без остатка! Я почти не тёрся, но она дошла. Я сделал, буквально, пару толчков, как Инга впилась зубами мне в плечо и бешено задвигала тазом.
Через минуту она закончила. Округлёнными от удивления, возбуждения глазами Тайка смотрела на нас, на Ингу, как вздымается толчками её красивая грудь, как ходят по животу и бёдрам волнообразные судороги страсти. Пересохшим языком она прошептала:
- Я тоже так хочу.
- Сейчас, - медленно ответила Инга, тяжело приподнимаясь с подушки. Она поставила Тайку на четвереньки и ободряюще улыбнулась мне:
- Смелее, это совсем не страшно, ты только начни.
И она сама ввела меня в Тайку. Я закрыл глаза, чтобы не видеть всего этого и мерно заработал. А Инга встала на колени перед нами. Просунув одну руку мне сзади, она нежно ласкала мошонку, а второй гладила Тайке грудь, живот. Когда рука заходила в промежность, я чувствовал кончиком её пальчики, как они проникают во влагалище, легко касаются клитора, губок, помогая мне. Я всё никак не мог дойти (волнение, недостаток спермы), Тайка начала доходить первой. Она заверещала и на четвереньках поползла вверх по подушкам. Не давая ей уползти, Инга обхватила её за талию, а другую руку завела снизу.
- Давай, давай. Ну ещё, мой маленький, ещё, - шептала она, плотно обжав вокруг члена и без того тесные губки.
Мы кончили с Тайкой вместе. Со стоном вытянув из неё член, я упал рядом.
- Ты, что, с ума сошла? Я чуть не умерла, - завопила Тайка, но потом, отдышавшись, выгнулась в глубокой истоме:
- А втроём гораздо интереснее, чем вдвоём.
- Тот то ещё будет, когда вчетвером, - пообещала Инга, а у меня вновь поджались гениталии.
Через пять минут они вновь напали на меня:
- Мы опять хотим.
Что я им, секс-машина? Я уже и так за день три раза, а последний раз – только что!
- Пошли к чёрту, - послал я их, - я устал и спать хочу.
- Соня, - надулись они, но отстали.
Я встал, щёлкнул свет и улегшись с краю, натянул одеяло. Вот скотское племя! Вместо того, чтобы выдирать друг другу волосы, выцарапывать глазёнки, деля меня, эти бесстыдные бестии сговорились и сделали меня козлом отпущения, мстя, как будто я виноват во всём. Хотя, в принципе, а кто ещё?
Уже засыпая, я слышал хихиканье и возню под одеялом.
Я представил, как приезжает послезавтра Борька и мы вчетвером начинаем заниматься любовью, как я целую и сосу его член, как он трахает меня в задницу.
Нет уж! Если им так хочется, то пусть они лижутся вдвоём…
Когда я проснулся, было уже почти светло. Эти две подружки спали, крепко обнявшись. Осторожно, стараясь их не разбудить, я выполз из-под одеяла и отправился заниматься хозяйством.
Потом я ушёл на работу, а девчата занимались предновогодними хлопотами, а вечером всё повторилось.
Но я уже стал привыкать к султанской жизни, мне даже стало нравиться. И я, когда, наконец, все угомонились, совсем не возражал, что на моих яичках покоились две женских ладошки.
Уже был пятый час, мы уже все заждались, когда появился Борька.
- Прошу прощение за опоздание, - извинился он, целуя женщин, а мне протянул руку, - отпустили только после обеда. Нас этой дисциплиной совсем замучили, не то, что при бровастом. Гнал вовсю.
- А мы уже переживать начали, - уткнулась ему в плечо Тайка, - не случилось ли чего? Уже и стол накрыли, и Андрюша баню в который раз подтапливает. А тебя всё нет и нет.
- Ну ладно тебе, - засмущался Борька, - вот он – я. Это – тебе. А это тебе, Инга. Подарок к Новому году, - протянул ни им по пакетику с колготками. – А тебе, мужик, извини, ничего путного в магазинах не нашёл. И так в них ничего нет, а тут ещё перед праздниками всё вымели. Так я тебе с армейского склада посылку собрал, - засмеялся он, - нарядим тебя Дедом Морозом. Пошли, машину разгрузим.
И мы начали таскать сумки и коробки. Борька постарался на славу. Коробка с яблоками и апельсинами, колбаса, дефицитные консервы, марочное вино.
- Где ты это всё достал? - Изумилась Инга.
- А уметь надо, - засмеялся Борька. - Это всё с нашего магазина. Ты что думаешь, я это всё в городе взял? Купил заведующей флакончик духов, так она меня с чёрного хода отоварила, прямо в машину. А это тебе, носи и не мёрзни, - и он торжественно вытащил из мешка армейский тулуп и меховые рукавицы. У меня отнялся язык.
- Это ж, наверное, дорого?
- Да ты что? – Изумился Борька. – Всё – списанное. Пересортица! Слыхал про такое? А это – в нагрузку, потом один посмотришь, - протянул он мне пухленький, но лёгкий свёрток.
- Мог бы и всем показать, - наморщила носик Тайка. – Что, мы кальсончиков не видели?
- Ну, а если видели, то нечего и показывать, - заржал Борька и щлёпнул её по попке.
- Чего мог бы, так это потом отдать, - буркнул я, засовывая пакет поглубже в тулупчик.
- Ну-ну, засмущался, как красная девица, - продолжал ржать Борька. – Слушай, Инга, он у тебя всегда такой застенчивый? Ты бы его в армию отправила, что ли. Вся Красная Армия в белье ходит, а он коленки, как девочка, жмёт.
- Да я бы с радостью, Боря, - засмеялась в ответ Инга и взъерошила мне волосы, - да боюсь одной на старости лет остаться. Не дай Бог зимой простудится, так он помрёт, а в лазарет не пойдёт. Там же молоденькие медсёстры укол делают, а ему штаны снимать. А зимой у солдата что под ними?!
- Да пошли вы все в баню, - обиделся я, а Тайка подхватила, захлопала в ладоши:
- В баню, в баню! Каждый год, под Новый Год мы с друзьями ходим в баню, - запела она.
- Сходим, сходим, - согласился Борька. - А потом мы тебя в Ленинград отправим, бандеролью. Ну, что, - обратился он ко мне, - пошли что ли? А то я пока гнал, так мечтал попариться.
Ага, попаришься, - подумал я про себя злорадно. – Если девки какого нибуть фортеля не выкинут.
Я уже было хотел открыть рот, что бы что нибуть необдуманное ляпнуть, но вовремя заметил, как Инга поднесла к губам палец, и не ляпнул. Может всё пока обойдётся? Может они потерпят пока всё выкладывать, чтобы не портить праздник, как оно всё обернётся?
Как всегда мы с Борькой переоделись в плавки, и я только успел плеснуть на камни воды, как скрипнула дверь.
Когда пар рассеялся – у меня ёкнуло сердце, а у Борьки упала челюсть: посреди комнаты стояла голая Инга. Он открыл, закрыл, как выброшенная на берег рыба, рот, сглотнул и, зачем-то, спросил:
- А где Тая?
- А у Таи, неожиданно, началась менструация, и ей нельзя париться. Она потом просто помоется, - как ни в чём не бывало, ответила Инга.
На нервной почве, что ли? – подумал я.
А она подошла и, обняв Борьку, прижалась к нему крепкими сосками. Борька стоял, ни живой, ни мёртвый, отупело глядя через плечо Инги на меня. А я только пожал плечами, я то, мол, здесь при чём? А потом махнул рукой: делайте, что знаете! А Инга медленными поцелуями шла вниз. Дойдя до талии, она потянула плавки, не переставая целовать живот, пах. Опустившись перед ним на колени, она оттянула кожицу и из черпака облила головку, а потом вобрала её в себя. Да что там головку? Весь член, целиком, оказался за её щекой.
Борька, потеряв всякую способность к сопротивлению и каким то действиям, только и смог, что держать Инге затылок. Вернее, держаться за него. А она повалила Борьку спиной на топчан и закинула над ним ногу.
Нет, я был готов к этому, и ожидал чего нибуть подобного, хотя у нас не было никакого разговора, как и когда оно всё произойдёт. И Инга с Борькой имели на то полное моральное право. Борька был мой самый лучший друг детства, мы с ним всё делили пополам. Но Ингу?! У меня бухало сердце, когда я смотрел, как Инга, стоя над Борькой на одном колене, а вторую поставив на ступню на пол, ищет Борькиной головкой свой вход. А, найдя, присела так, что у меня чуть не остановилось сердце. Свершилось! Инга отдалась другому!! У меня на глазах!!!
У меня потемнело в глазах, я был готов схватить кочергу, шайку, раскалённый камень из топки, убить, растерзать их. Не знаю, с какими намерениями я подошёл к ним, озираясь, что схватить потяжелее, и увидел в приоткрытой двери Тайку. Она сидела в предбаннике на столе, свесив разведённые ноги и копошилась между ними. Она подмигнула мне – давай мол, что стоишь? И тут я пришёл в себя, Господи, я чуть не убил их. Но злость, ревность не прошли. Я смотрел, как качается на Борьке Инга, получая при этом удовольствие, и не от меня! Я не думал о том, что впервые вижу сношающихся мужчину и женщину, я смотрел, как методично движется Борькин член, как он втаскивает за собой и выворачивает назад влажные губки распертого до невозможности Ингиного влагалища. Смотрел, как она наклоняется вперёд, касаясь сосками Борькиной груди и как, при этом, расходятся её половинки, показывая мне полуоткрытое отверстие. Оно давно манило меня, сколько раз я хотел его, когда Инга стояла надо мною валетиком. Но она никогда не давала его мне, говоря, что ей будет больно. Только разрешала в порыве особого экстаза придавить его пальчиком. А сейчас оно словно приглашало: бери меня, я вся твоя!
Я возбудился и, желая сделать Инге больно, в ревности прервать её удовольствие, встал рядом, сзади. Обмыленный член вошёл мгновенно, стоило Инге только нагнуться в очередной раз. Её ягодицы были ненапряженны, и отверстие полностью раскрылось. Инга вскрикнула и выгнулась дугой. Схватив мои руки, она прижала их к соскам и полуобернулась в зовущем поцелуе.
- Спасибо, - шепнула она. – Я ждала тебя, и ты догадался!
Мы дошли все одновременно. Через тонкую перегородку я чувствовал, как бешено ходит в Инге Борькин член, а сам не мог сделать ни малейшего движения. Какой то спазм позвоночника сковал меня. Но мне и не нужно было шевелиться, сильная мышца, конвульсивно дёргаясь, массировала меня. А Инга, обхватив мои ладони, ласкала ими свои груди. Наконец, все трое, мы упали в изнеможении.
И тут опять скрипнула дверь и вошла Тайка. Борька зачем то прикрылся рукой и испуганно смотрел на её окровавленные пальцы.
- Ты, что, обрезалась? – глупо спросил он.
- Я? – усмехнулась Тайка. – Нет.
И, зачерпнув ковшом воды, тут же присела подмываться. А потом, подойдя к нам, отвела Борькину руку и нагнулась над ним.
- Ингочкой пахнет, - тоскливо протянула она и поцеловала уже поникший, блестящий кончик. Потом она сходила за квасом и подала нам бокалы. Мы сидели молча, каждый думал о чём то о своём.
Первым не выдержал Борька.
- Что это с вами? Или я нажрался, как скотина, и это мне всё снится?
Тайка было дёрнулась, что бы всё выложить, но Инга её опередила.
- Собственно, это я во всём виновата. Позавчера мы мылись, я уговорила Андрея сделать Тае массаж, похвастаться, как он наловчился. Тут на меня что то нашло, я высказала мысль, что у нас всё общее, только постель разная. Начала подтрунивать над Таей, провоцировать Андрея, ну и не заметили, как оказались в одной кровати.
Она замолчала. Я чувствовал несправедливость, что Инга всё взяла на себя, скрыла истинную причину, открывал рот и снова закрывал его. Борька допил квас, крякнул, мотнул головой и выдал что то неопределённое:
- Ну-ну…
Баня была испорчена. Все чувствовали себя скованно. Голыми быть всем вместе – непривычно, а одеться было поздно, уже ни к чему. Мы быстро домылись и, завернувшись в простыни в предбаннике, обсыхали.
- Ну, пошли, наверное, - сказала Инга и первой сбросила с себя простынь, - а вы тут побыстрее управляйтесь.
Это она нам.
Она потянулась к корзинке и достала свои послебанные рейтузы. Когда она их натянула, у Борьки вылупились глаза не меньше, чем когда он увидел Ингу голой. Это были необычные рейтузы, о них стоит рассказать отдельно. Года два назад у нас в посёлке открылся торговый магазин, в котором, предварительно сдав в аптеку лекарственные травы, которые водились в наших краях в изобилии, можно было купить определённое количество добротного, импортного товара. Народ, обременённый дефицитом, рванул в лес. Инга с Петькой тоже сходили несколько раз, и она купила красивого постельного белья, мне чешскую рубашку, несколько махровых полотенец, а себе эти, китайские, рейтузы. Когда я увидел их, то рассмеялся: на какую баскетболистку они сшиты? Инге они, когда она их надела, были в буквальном слове от сисек до колен, закрывая не только пупок, но и солнечное сплетение и ложбинку под грудями, а внизу заканчивались в подколенной ямке широченными, сантиметров на восемь, манжетом. Тайке они сгодились бы вместо шаровар, а если бы она подтянула их повыше, то они бы достали ей до подмышек, закрывая груди.
Но Инга ответила: много ты понимаешь, после бани застудиться – раз плюнуть, а в этих меня никакой сквозняк не возьмёт! Это уж точно, для этого они были в самый раз. Сшитые из ярко-оранжевого трикотажа, они были мелкой, но толстой вязки и удивительно мягкие, не уступая по теплу обычным, с начёсом.
Борька с восхищением смотрел на них и нравоучительно произнёс:
- Видишь, жена, в чём Инга ходит. А ты не можешь хотя бы в простых. Ходишь, как полоумная, зимой в синтетике.
- Да не надену я простых, чего ты ко мне пристал! – возмутилась в ответ Тайка. – Представляете, он притащил мне со склада чулок и трусов, что солдаткам выдают, и хочет, чтобы я их носила. А они мало того, что с начёсом, да ещё и с резинками. Ха! Что я, старуха что ли?!
- Да причём здесь начёс? - Ни мало не засмущался Борька. – Я тебе вон показывал и синтетические, так ты и их не купила.
- Фи, - состроила брезгливую гримасу Тайка, – так они ж вискозовые. А ты же знаешь, что я ношу только шёлковые или нейлоновые. К тому же в тех тоже были резинки в штанинах, - добавила она.
– Вот купи мне нейлоновые и без резинок, так я буду в них ходить.
- Да где я их тебе куплю? - Изумился Борька. - Таких, наверное, вообще не бывает.
- А где хочешь! Нет, так и не приставай ко мне с этими штанами.
Инга слушала, слушала эту семейную перебранку, и её глаза постепенно начали темнеть и сужаться. Это был верный признак того, что она злится. Её, скорее всего, обидели неосторожно брошенные Тайкины слова про старуху. В морозы поверх простых рейтуз Инга пододевала и толстые, с начёсом.
А морозы то у нас в Сибири, сами понимаете, как жахнут в ноябре, так до самого апреля не отпускают.
- Слушай, ты, принцесса, - протянула она. – Ты, что, хочешь сказать, что если я тебе достану нейлоновые панталоны, то ты их наденешь?
Вся разгоряченная в споре, Тайка необдуманно ляпнула:
- Если бы ты мне дала их сейчас, то я бы в них одних весь вечер проходила!
Но потом, поняв, что сболтнула лишнего, тут же начала ставить границы:
- Но, только, чтобы они были действительно нейлоновые. И, чтобы без этих резинок, терпеть их не могу, так ноги режут.
А потом, подумав и решив, что Инга, вдруг, хочет предложить ей свои, продолжила:
- И, чтоб, естественно, новые и моего размера.
Инга всё это внимательно выслушала и спросила:
- Это всё, или ещё будут какие то условия?
- Всё, - ответила Тайка, а потом неуверенно добавила, - и чтобы красивые были.
- Ну, насчёт красоты, дорогуша, - засмеялась Инга, - это дело субъективное. А вот что будут: как по тебе шиты, это я тебе гарантирую. Пошли, а то мужики вон замерзать начали.
- Ну, вы и дали сегодня, - когда мы остались одни, проговорил Борька, натягивая подштанники. – Не ожидал. Нет, от этой пигалицы можно любой подарок получить, но от вас с Ингой… Не ожидал… Нет, если честно, - откинулся он на спинку лавки, - то Инга мне всегда нравилась, и, признаюсь, я даже засматривался на ней тайком. Я тебе завидую, мне бы такую жену, я за ней был бы, как за каменной стеной. Но подвалить к ней… я бы не смог. Я её боюсь, она такая степенная и, кажется, насквозь видит.
Я молча крутил в руках бокал. Я вообще решил выбрать тактику побольше воздерживаться от лишних слов. Промолчишь – за умного сойдёшь.
- Ладно, ты иди. Я тут сам уберусь, мне ещё по хозяйству надо управиться.
Я, просто, не мог быть с Борькой. У меня перед глазами стоял ходящий в Ингином влагалище его член. Когда он ушёл, я, не спеша, слил, чтобы не замерзли, остатки воды. Сходил закрыть на ночь свиней, выключил свет у птицы. В дом идти не хотелось, в голове вертелись разные мысли. Я постоял немного во дворе, остужая пылающее лицо, но, хочешь – не хочешь, а идти надо. Тихонько я вошёл в гостиную. В креслах сидели Тайка с Борькой и о чём то крупно разговаривали, это я понял сразу по Борькиному красному лицу. Увидев меня, они резко замолчали.
- Я не помешал?
- Не очень, - буркнул Борька, а Тайка пригласила:
- Присоединяйся к нам, чего встал?
- А где Инга? – опять спросил я, не присаживаясь.
- А она в рабочей комнате, строчит чего то.
Я поднялся наверх, дёрнул дверь – закрыто. Ножкой стула, что ли, заперлась? Стук машинки прервался, и послышался недовольный голос Инги:
- Ну что ещё?
- Это я, Инга. Открой, - попросил я.
- Иди вниз, не мешай, - ответила Инга, - а то я не успею.
- Чего это она там на Новый Год вздумала работать? - Спросила меня Тайка, когда я спустился к ним.
- Не знаю, - буркнул я. Весь праздник испортили!
Тайка встала, подошла к лестнице, прислушалась.
- Шьёт что то. Чего она шьёт? – Нервно, опять, спросила она меня.
- Да я откуда знаю, - возмутился я, вот пристала! – Заперлась она. Поди сама, да спроси.
Та поднялась, не через полминуты вернулась.
- Послала…
- Чего она там шьёт? – опять занервничала она.
- Чего надо, то и шьёт! Что ты психуешь? – вступился Борька. – Давайте лучше чего-нибуть съедим, а то я жрать хочу, с утра ничего не ел.
Мы уселись за стол и наклали в тарелки, налили по сто грамм. Борька выпил, налил себе ещё, и, под недовольное Тайкино: смотри, не напейся, хряпнув, произнёс
- Ничего, это я так, с дороги, чтобы согреться.
Я пожал плечами: а то в бане не согрелся.
Мы тоже выпили. Немножко взяла хмель, и мы, как то, расслабились, спала с лица нервная напряжённость.
Тут по лестнице скатилась Инга.
- О, вы уже начали? Молодцы! – она схватила с моей тарелки вилку салата и подлетела к Борьке. – Ну ка, приспусти брюки.
- Это ещё зачем? - Удивился Борька.
- Давай, мне некогда, - заторопила его Инга. – На Андрея бочку катил, а сам… будто я не знаю, что под ними.
Она, буквально, вытащила его из-за стола и стала расстёгивать пояс на штанах.
- Я сам, - сказал Борька и расстегнул брюки.
Не обращая внимания на его бельё, Инга быстро приспустила к коленям его брюки и обмерила по талии, ягодицам. А потом попросила:
- Разведи ноги.
Сунув ему руку за яйца, она откуда то снизу отложила до пояса и засмеялась:
- А ничего.
Подскочив к полкам, она схватила «Ноккерман» и опять умчалась наверх.
- Чего это она? – спросил меня Борька.
Теперь этот меня достаёт! Я пожал плечами. Но через некоторое время не выдержал и опять поднялся. Постучав в дверь, я возмутился:
- Инга, уже 10 часов, это, в конце-концов, становится неудобным.
Из-за двери послышался довольный голос Инги.
- Андрюшенька, я сейчас. Ещё буквально полчаса. Повесели их, дорогой, ты не пожалеешь!
Повесели?! Как б не так, все сидят, как сычи надулись. Но пошёл вниз.
- Ещё полчаса, - объявил я. – Похоже, сюрприз какой-то будет.
- Вот сюрпризов сегодня нам, как раз, и не хватало. – Захохотал Борька. А я недоумённо посмотрел на него, чего это он, перепил что ли?
Наконец сверху спустилась торжествующая Инга. Держа руки за спиной, она с довольной улыбкой подошла к нам.
- Это тебе, от меня, подарок, - протянула она одну Борьке.
В руке лежало что то беленькое, трикотажное.
Тайка тут же выхватила и развернула.
- Какие прелестные трусики, - восхитилась она. В её руках были трусы типа плавок, но нижние, с ширинкой. – Я такие видела однажды в магазине, когда мы ещё в Германии жили, но марки пожалела, не взяла.
- А они, между прочим, тоже называются «кальсоны», - ответила Инга на Борькино «спасибо». – А это тебе, чтобы не вякала, - протянула она вторую руку Тайке. Та так и села на задницу.
- А это ещё что?
- То, что ты заказывала! - Засмеялась Инга. – Нейлоновые и без резинок.
И она развернула одновременно чудовищные и восхитительные штанишки. В таких рисуют принцесс на картинках в заграничных сказках.
У Тайки чуть не отнялся язык.
- Ты что, шила это весь вечер? – пролепетала она.
- Да. И только попробуй не надеть? Я не пожалела свою новую сорочку, ни разу не надела, берегла под платье к Новому Году. Я тогда тебе их сама на голову натяну! – зловеще пообещала Инга.
– А это тебе в нагрузку, чтобы твои пупырышки не замёрзли. Ведь ты обещала больше ничего не надевать! – И она развернула ещё что-то, типа жилетки-манишки, сшитой из верхней части комбинации, и тоже на шнуровке.
- Да не надену я это, - начала отнекиваться Тайка. – Что вы, с ума сошли? Я в этом буду похожа на Мальвину, надо мной даже куры будут смеяться!
- А мы им не скажем, - засмеялся я.
А Борька просто укатывался.
- Ну, Инга! Ну, молодец! Так её, так, зазнайку.
Не смеялась только Тайка, ей было не до смеха. Она нашла последний аргумент.
- Да и большие они мне!
- Ну, уж это, миленькая, извини, - улыбнулась Инга. – Я обещала, что они по тебе будут сшиты. Что, у меня твоих мерок нет? Ещё по весне сняла, а ты тогда худее была.
Радостный, что из дома уходит мрачное настроение и возвращается праздник, я ляпнул:
- Надевай, Таечка. Я даже согласен, тогда, с тобой за компанию, весь вечер в кальсонах проходить.
Ляпнул и прикусил язык. Но слово не воробей, вылетело – не поймаешь.
- Ловлю на слове, - мрачно буркнула Тайка, расстегивая блузку. – Только как же новое платье? Я так хотела надеть его на праздник.
- Ничего, завтра наденешь, - миролюбиво согласилась Инга. – Ну, а теперь ты, прихвостень, - обернулась она ко мне.
- А что я, что я? – Попробовал я дать задний ход, но куда там.
- А ничего! И, чур, из новой стопы. Заодно и примеришь.
- А давайте все наденем, кому кто что подарил, и встретим новый Год в подарках. И чтобы больше не ссориться, - захлопала Тайка в ладоши.
Все согласились, чего бы это им не соглашаться, у них то всё будет под одеждой, прилично.
- Извините, - вдруг сказала Инга, - а я один подарок надеть не смогу, мне Андрюша ночную рубашку подарил (я чуть не поперхнулся. Когда это я её
подарил? И понял, что Инге стыдно, что я такой невнимательный. И дал себе слово, что теперь буду всегда, к любому нашему празднику дарить ей хоть что нибуть, хоть колготки, хоть помаду, но лишь бы не забыть, показать, что я её по прежнему люблю), так я её потом надену, когда будем спать ложиться.
Я подумал, где это она её возьмёт, но, наверное, Инга знает что говорит, у неё есть какая-нибуть припасённая, новая.
- А я, тоже, тулуп не надену, - сказал я, - если, только на улицу не пойдём. А где, кстати, он? – стал озираться я.
- Как, где? – удивилась Инга. – Где положено, в прихожей, на вешалке, а бельё в шкафу, мы с Таей всё разобрали.
Уже успели обсусолить, обхихикать, - возмутился про себя я, и отправился в спальню. Мой выход встретили градом аплодисментов. Инга, гадёныш, постаралась подложить мне свинью, бельё оказалось апельсинового цвета. А эта падла, Борька, не мог, что ли, другого на складе взять?
- Я тоже пойду, переоденусь, - сказала Инга, - а то я всё ещё - вот, - и она, приподняв немного платье, показала оранжевый краешек.
- А мне можно с тобой? – вскинул голову Борька.
Инга взглянула на меня
- Отчего ж, поможешь, в крайнем случае. Тебе, кстати, тоже нужно переодеться.
Как только они ушли, зажавшаяся до этого в комочек, Тайка встала из кресла и продемонстрировала мне своё новое одеяние. Инга не подвела, всё было точно по размеру, просто всё это и должно было быть таким обширным. Хотя её ажурная, из верхних кружевов, жилетка стягивала её, как корсет. Но штанишки, штанишки шли от талии, оставляя узкую, эротичную полоску голого тела с пупком посередине, до низа бедра, а дальше они, тоже ажурными, оборками, из низа сорочки, спадали мягкими волнами на колени. И это всё без единой резинки, без единой пуговицы: шнуровка на корсете и бантики на поясе и над коленями.
- Ну, как? – Нервно спросила Тайка.
- Красиво. – Задумчиво ответил я. Мне было не до Тайки, перед моими глазами стояла картина происходящего сейчас в спальне: Перед уже голым Борькой обнажается Инга, а, может, это он её раздевает, трогая при этом за самые интимные места, вот он помогает ей надеть чулочки. Нет, подаренные колготки. Застёгивает ей лифчик. А, может, они там обнимаются, целуются, а, может, и сношаются?! Уж очень долго их нет! Я чуть не кончил от охватившего меня возбуждения, когда они, наконец, пришли.
Инга в новом, специально сшитом ею, голубом, атласном платье была восхитительна. Правда, не очень шли к платью тёмные колготки, но было обещано.
- Как же ты без сорочки? – В сердцах съязвил я.
- Ну, почему без сорочки? – приподняла до пояса подол Инга. – Боря из всех имеющихся выбрал мне эту, сказал, что белое тоже красиво. А ещё мы долго перебирали все мои трусики, пока он не выбрал те, что ему понравились.
И я прикусил губу.
Наконец-то, уже было без четверти двенадцать, мы сели за стол, выпили за Старый, встретили Новый.
После новогоднего звона бокалов и брызг шампанского Инга объявила белый вальс. Как положено, на первый танец дамы пригласили своих кавалеров. Инга танцевала, положив голову на моё плечо.
- Мы с Таей договорились не говорить Борьке ничего, что у тебя с ней было. Пусть он не знает, так будет лучше, - шепнула она. – И ты не говори ему ничего.
Я пожал плечами. И тут она укусила меня за мочку.
- Ну, не сердись, бяка. Я пошутила про спальню. Я разделась и оделась сама и быстро. Он ко мне даже ни разу не притронулся. А долго мы были потому, что у него на сорочке оторвалась пуговица и я её пришивала.
Я не знал, верить ей или нет, но на сердце стало легче.
Почти всю ночь продолжалось веселье. Мы шутили и смеялись, особенно доставалось нам с Тайкой, а вернее нашим нарядам. Инга с Борькой нас, то и дело, подкалывали.
А мне понравилось! Было легко и удобно, и я уже плевал на немужской цвет белья. Будь моя воля, я так бы и ходил везде и всегда. Нигде ничего не тёрло, не давило…
- Слушай, - вдруг спросил Таю Борька, - а ты подарок не испортишь? Может тебе не надо было их надевать?
- Не-а, - задорно ответила Тайка, и хихикнула. – Я тампончик вставила. У меня ещё остались с Германии.
- А мне тампоны не помогают, - горестно вздохнула Инга, - у меня тоже есть, сестра прислала. Да они у меня через полчаса выплывают.
- Надо меньше свеклы есть, - обсасывая куриную ножку, авторитетно заявила Тайка, - тогда и крови меньше будет.
- Ну, уж, нет, - не согласилась Инге, - уж лучше я буду простыни рвать. А тампоны я тебе отдам, пользуйся на здоровье.
Тьфу, - сплюнул про себя я, - тоже нашли застольную тему.
Где-то в часу третьем я заметил, как Инга, танцуя, что-то шепчет Борьке на ухо, а тот утвердительно кивает головой. Оттанцевав, они молча исчезли в спальне. Не было их минут десять, я уже вновь начал психовать, и они появились: Инга в своём полном германском комплектике и ажурных, тоже из ГДР, чулках, а Борька в своём бельевом комплекте, даже плавок не просвечивалось. Под мышкой Борька держал огромное ватное одеяло.
- А вот и мы, - заявил он с порога.
Господи, опять всё начинается! Не в силах пережить собиравшуюся открыться здесь сцену, я встал со стула:
- Ну, ладно, вы тут веселитесь, а пойду спать, - мрачно сказал я.
- Как? Ты разве не присоединишься к нам? – остановившись раскатывать одеяло, убито подняла голову Инга.
- Нет. – Отрезал я. – Я уже не хочу, устал, и спать хочу.
- Ну, как хочешь, - опустила она голову и принялась раскатывать дальше.
Войдя в спальню, я, в сердцах, упал на кровать. Через минуту тихонько скрипнула дверь, и кто-то стал забираться ко мне в постель. Я протянул руку и нащупал нейлоновую манишку. Тайка!
- Ты чего? Трахалась бы вместе со всеми, - чуть не выругался я.
- А мне же нельзя, - простодушно, и не обидевшись, ответила она. – Я и не стала им мешать. Пусть они побудут одни, обвыкнут друг к другу.
Она откинула мою руку и улеглась на плечо.
- А ты знаешь? – сказала она через минуту. – А я всё рассказала Боре.
- Что, всё? – Аж приподнялся я.
- А всё! Про нас с тобой, и что Инга ему солгала. Он очень разозлился, хотел уехать, но я его уговорила остаться, не портить праздник. Сказала, что потом – хоть на развод. Но, потом! А мне кажется, что он простил меня.
Этого ещё не хватало. Вот о чём они там крупно разговаривали, и почему он смотрел на меня волком.
- Зачем ты это сделала? – спросил я.
- А он всё равно Инге не поверил бы. – Махнула она рукой. – И потом, так оно лучше: тяжело всю жизнь жить с подозрениями. Уж лучше сразу.
А может, так оно и вправду лучше? - Подумал я.
Вот теперь он отыграется, - прислушивался я к звукам из гостиной: пока ни скрипов, ни криков.
- А я тебе правда понравилась в этом шутовском наряде? – Опять приподняла она голову. – Или это ты так, из вежливости?
- Да нет, тебе и правда идёт. Красиво. – Подтвердил я.
- Это хорошо, - как бы обрадовалась Тайка и вновь улеглась на моё плечо. – Слушай, а когда Инга зимой так ходит, тебя это не отталкивает?
- В смысле? – Не понял я.
- Ну, в смысле, у тебя эти простые чулки, панталоны длинные не вызывают чувства отвращения, брезгливости, что ли? Я хотела сказать: у тебя не пропадает желание?
- Да нет, - хмыкнул я. – Я, как то, не задумывался над этим. А, по-моему, если любишь женщину, то не обращаешь внимания на то, что на ней надето, она желанна сама по себе. Даже, наоборот, хочется, чтобы она была здорова, не застудила себе чего. Это если она безразлична для тебя, и сама не вызывает никаких чувств, то вот тогда уже нужно что-то эротическое, чтобы захотеть.
Я даже сам удивился, как это я так умно сказал.
Тайка долго думала над моими словами, а я прислушивался к звукам из гостиной. Кажется, послышалось пыхтение Борьки.
- А ты мне тоже понравился в обтягивающем. Ты такой стройный и сильный, и похож на танцора из балета.
Она улеглась щекой мне на живот и стала рассказывать:
- Когда мы жили ещё в Дрездене, то часто ходили на балет. Там очень хороший балет. И маме – нравилось. Она всегда брала меня с собой «чтобы приобщить к прекрасному», - усмехнулась она. – А я брала папин бинокль и всегда смотрела только на танцора. Он такой весь затянутый, а костюм из трикотажа и такой тонкий, как колготки. Проявляется абсолютно всё, каждая чёрточка. Я всё думала, почему у него не встаёт? Ведь он трогает в танце партнёршу везде: и за грудь и за живот. Даже, когда поднимает, то берёт её за лобок или попку под юбкой. Я смотрела, стараясь разглядеть: где – что, и кончала. Зажимала бёдра и кончала. Я тебе не отвратительна? – вдруг спросила она.
- Да нет, рассказывай.
- Хорошо. Только ты не смейся надо мной. Может, я потом и пожалею, что это рассказываю, но – ладно. Я иногда разглядывала на яичках толстую полоску и понимала, что это – он. И мне так хотелось выскочить на сцену и потрогать его. А потом я украла с верёвки у одного подполковника его бельё. Был у нас один, такой маленький, моего роста. Ну, я у него и украла. Спрятала у себя в диване, а потом, когда никого не было, надевала. Закрыв глаза, я трогала себя везде и представляла, что это я трогаю танцора, и опять кончала. А однажды я чересчур увлеклась, засунув руку в кальсоны, и мне стало очень больно. Я вынула руку и увидела, что палец в крови. Я страшно испугалась. Я поняла, что я уже не девочка. Выкинула бельё и никогда, никому этого не рассказывала. Это была моя самая страшная тайна. Ты – единственный, кто про это знает. А Боря думает, что у меня до него кто-то был, думает, что я – потаскушка. А кроме вас у меня никого не было, и Боря был первый. Только ты ему ничего не рассказывай, - испугалась она. – Он и так думает, что я – с прикидом. Из-за моей страсти к синтетике. А я это всё для него ношу, мне всё кажется, что если стану, как все, то Боря потеряет ко мне интерес, и его кто нибуть уведёт у меня. Знаешь, сколько на него заглядываются? Ого-го! – гордо заявила она.
- А я так мёрзну, - голос её тут же стал тоскливый. – В Германии всё было хорошо, там и зимой – тепло. Там я и завела себе этот фасон. А здесь ужасно холодно. Я уже два месяца стараюсь реже входить на улицу, капроновые колготки к коленям примерзают, честное слово.
- А ты и не носи их, носи простые, или шерстяные, - задумчиво протянул я.
- Ты думаешь? – задумалась Тайка.
- Конечно, куда он от тебя денется?
Минут на пять Тайка замолчала, обдумывая эту мысль. А я, буквально, изнывал, за дверью к пыхтению Борьки присоединились стоны Инги. Она доходила!
- А Боря постоянно трусы носит, - продолжала рассуждать Тайка. – А в них не тот вид, они всё портят, не то, что у тебя. Можно я его потрогаю, - почему-то спросила она, положив мне на живот ладонь.
- Не надо, Тая, - попросил и я. – Я не могу.
- Ты это – из-за них? - догадалась Тайка. – А ты не обращай на них внимания, представь, что это соседи за стенкой. Что теперь поделать? Им – можно. Они имеют полное право, - рассудительно заметила она. - Это – наказание за грехи наши.
За дверью наступила тишина, а потом послышался звон тарелок.
- У меня, после всего этого, такой аппетит просыпается – послышался довольный голос Борьки. – Пойду, позову наших.
- Не надо, - попросила Инга. – Они уже спят.
- Спят, как же! Трахаются, наверное!
- Об чём ты говоришь? Тае же нельзя!
- Ну и что, что нельзя, - возразил Борька. – Найдут способ. Ну, и чёрт с ними, - нарочито громко заявил он, – нам и без них хорошо! Ага?
- Конечно, - как-то неуверенно согласилась Инга.
К чёрту! – Подумал я. – Им – можно, а нам нельзя?
- Давай, поехали.
И я почувствовал осторожное прикосновение пальчиков, а потом нежное поглаживание.
- Свершилась глупая мечта. Прощай, детство! – Грустно, чуть не заплакав, сказала она. Засунув руку в ширинку, она вытащила член и стала нежно поглаживать его.
- Я хочу его, - прошептала она. – И, прошу, не снимая, вот так. Удовлетвори последнее желание маленькой девочки.
- Но тебе же нельзя, - удивился я.
- Ничего и не нельзя, - возразила она. – У меня же менструация, а не понос. Я хочу знать, что чувствовала сегодня Инга. Тампон, правда, не Боря, но и так сгодится, - уже весело закончила она и принялась раздеваться.
- Чёрт, не за тот кончик потянула, на узел затянула. Включи свет, - попросила она.
Я щёлкнул лампу.
- О, они уже свет зажгли. – Вновь подал голос Борька. – Нет, я всё же схожу, посмотрю, чем они там занимаются.
- Оставь их, не мешай. Хочешь, давай снова.
- Конечно, хочу. С тобой – хоть не прерываясь. – Опять громко, специально для нас, заявил он.
Тайка, наконец, справилась с тесьмой.
- А можно я так останусь? – вдруг спросила она. – Только колготки сниму.
- Конечно, можно, - согласился я. – Так даже лучше. Ты мне нравишься в них, только бантики не завязывай, а то я в темноте не разберусь.
- А можно при свете? – Опять попросила она. – Я всё хочу видеть.
- Можно и при свете. – Миролюбиво согласился я. – Иди ко мне.
Она распахнула манишку и прижалась ко мне грудью. Налившимися, потвердевшими сосками она тёрлась об меня по рубашке.
- Какой ты мягкий, нежный, - протянула она, покрывая её поцелуями. Вытащив через ширинку всё остальное, она принялась обсыпать и там. А я гладил через тонкий нейлон её бедра, ягодицы. Незашнурованные штанины внизу были широки, и я засунул в одну ладонь, гладя её, насколько было можно, её, по-мальчишески тонкое, бедро. Член мой окреп, и я, привстал, потянул с ягодиц штанишки и поцеловал её попку.
- Ещё, - попросила Тайка. – И потри меня, пожалуйста.
Я стал тереть снизу её набухающий клитор, не переставая водить языком по ягодицам. Тайка просто изнемогала, она попыталась пошире развести колени, давая мне большей свободы, но приспущенные штанишки мешали ей. Тогда она стянула их с одной ноги и подалась назад, разводя ягодицы и распахивая заднее отверстие. Я осторожно провёл рукой по ложбинке и коснулся пальцем тут же сжавшегося ануса.
- Ну что ты там возишься? – прошептала уткнувшаяся лицом в подушку Тайка. – Давай скорее, а то я сейчас дойду.
- Да он не входит, узко. – Оправдывался я.
-Да как узко? – возмутилась Тайка. – Я кладу какашки не тоньше твоей пиписьки.
- Сухо там.
- О, Господи! – простонала Тайка и, вскочив, бросилась к трельяжу. Схватив первый попавшийся крем, она снова упала на кровать.
- На!
Ну, получай! – Подумал я и, мазнув, впихнул ей головку. Тайка вскрикнула и инстинктивно попыталась освободиться, а потом подалась ещё более назад, насаживаясь целиком.
- Ещё…, ещё…, че…шет…ся, - в такт моим ударам выговаривала она. С этой стороны Тайка была ещё уже. Я как будто был с девочкой. Да, по-сути, здесь она была ещё девственница. Я быстро доходил, обжимало и тёрло очень сильно. Мышцы у Тайки, несмотря на размер, были крепкие. Я подхватил её сзади, изнутри за бёдра, растягивая до боли в стороны. Ягодицы сжались, добавив мне ощущения. А Тайка тонко-тонко завизжала, сунув себе во влагалище руку и заглушая ритмичные Ингины стоны. Мы все трое дошли одновременно, наш вопль слился в один.
Я всё ещё держал Тайку, выдавливая последние капли, а она, поскрёбывая по простыне, наконец, встала на четвереньки и волнообразным движением выдавила из себя катастрофически падающий член.
- Пойди, помойся, - взглянула она на него.
- Ничего, я салфеткой оботрусь.
Я просто не мог войти в комнату, где ещё раздавались резкие, хекающие выдохи Борьки, и где, вторично доходя, снова застонала Инга. Я представил её, лежащую под Борькой, закинувшие широко разведённые ноги ему на руки, или стоящую, поникнув, на четвереньках, и как Борька трахает её сзади, и мне вновь стало не по себе.
- Дай мне тоже одну, и я не пойду, - попросила Тайка и стала ожесточённо раздирать попку.
- Чёрт…
- Что? Больно? – спросил я.
- Нет, - поморщилась Тайка, - свербит. Дай крем, что ли.
Она смазалась, мы привели одежду в порядок, и я щёлкнул выключателем. И тут дико завыл Борька.
- Это – всё! – Констатировала Тайка. Больше трёх раз, даже в охотку, Борька не выдаст. Можно спать, я прямо засыпаю. Чёрт, опять чешется, может опять вставить, почесать? – предложила Тайка.
- Завтра, - отказался я. Я просто не мог психологически, я вновь изнывал от ревности.
- Завтра. – Прошептала Тайка, уткнувшись мне в плечо. – Завтра может и не быть. Ни – завтра, ни – послезавтра. Вот перебесимся сегодня, и – всё! Больше не сможем. А мне будет скучно без Инги, - бормотание её становилось всё тише и тише, она засыпала.
– Мне стыдно признаться, но мы целовали и лизали друг другу. Было так хорошо, вы, мужики, так не умеете. Вы – грубые и колючие, а у Инги такой славный язычок…
Последние её слова были едва слышны, но я и их уже не слышал, я провалился в мертвецкий, без сновидений, мрак. Проснулся я часа через два-три. Ужасно хотелось сменить позу. Мочевой распирало до боли, а в горле всё пересохло – я едва ворочал онемевшим языком. Нашарив тапки, я вышел в гостиную. На полу, поверх одеяла, в свете дежурной верхней лампочки спали Борьки и Инга, абсолютно голые, только на Инге были сбившиеся к коленям чулки. Они замёрзли и, как малые дети, жались друг к другу спинами. Перешагивая через раскиданное повсюду скомканное бельё, я прошёл в ванную. Сделав своё дело, я вернулся и уселся возле стола. Бросив что-то в рот, я, в задумчивости, смотрел на Ингу. Она замёрзла и сжалась в комочек, но по её лицу ходила довольная улыбка. Её губы шевелились во сне, она толи целовала кого то или что то, толи что то шептала. Терзаемый ревностным любопытством, я нагнулся поближе.
- Андрюша, любимый, ещё… - донеслось до меня словно лёгкое дуновение ветра. Липкий жар бросился мне в лицо, с мгновенной ясностью молнии я понял Ингу, понял её суть. Она хоть и спала с Борькой и прижималась к нему, но видела во сне меня. Она любила меня, и только меня, и никого больше на свете. Разве только детей, но их не любить нельзя, они – частица её. А Борька, Борька – это так, инструмент, служащий Инге только для того, чтобы возбудиться посильнее, и тем самым доставить мне больше удовольствия. И не её вина, что в эту ночь меня не было рядом с нею. Да и отдавалась-то она другому, скорее, не ради похоти, а чтобы защитить меня, расплатиться своим телом ради моей, может последней ночи с Тайкой. Так что не стоит ревновать мне Ингу к Борьке, как глупо ревновать к морковке или огурцу, если её вдруг посетит дикая фантазия захватить их с собою в постель.
Не важно кому принадлежит тело, важно: кому принадлежит душа. И, если взять по большому счёту, то я должен быть благодарен Борьке. Только приревновав, я понял, что значит для меня Инга. Может для этого мне нужна и Тайка? Ведь только испробовав крепкого кофе, понимаешь всю прелесть чистой, родниковой воды.
Я долго смотрел на спящую Ингу. И за эти час – полчаса я стал другим человеком, более мудрым, понимающим смысл происходящего. Я как будто одним шагом перемахнул на другой, более высокий уровень, как за мгновение из куколки вылупляется бабочка. И мне хотелось, чтобы это был мой не последний рубеж.
Всё в этом мире условно. – Думал я. – И эти правила и границы мы создаём сами, в зависимости от своего развития, воспитанности, условий. Какие-то сто лет назад считалось неприличным, если из-под длинного подола мелькнёт голая лодыжка, а сейчас выйди на пляж: чем там укрыты, особенно молодые, женщины? Спереди тремя маленькими лоскутками, а сзади ниточками, схватывающими эти крохотные треугольнички. А на Западе, я слышал, вообще женщины загорают без верхней части купальника. И, говорят ещё, что у них существуют пляжи, куда приходят целыми семьями и купаются все вместе голые, без ничего. И никто, ни на кого не обращает внимания. Потому, что там все так.
Тех же самых сто лет назад, встретив даму, полагалось поцеловать ей руку. Сейчас, когда в гости приходят друзья, то друг дарит хозяйке – твоей жене цветы и целует её в щёку, а если нестеснительный, то и легонько в губы. И ты не делаешь из этого сцену. Это – поцелуй вежливости. Но эта вежливость, как и цветы, приносят ей удовольствие. А почему нельзя допустить, что он может поцеловать её другие губки и между ними, доставляя и такое удовольствие? И тоже только из вежливости. Ведь существовало раньше на Севере право гостя. Но почему нельзя сделать сейчас право хозяйки? Мы все вчетвером ходим на рыбалку, на пляж, вчетвером стали мыться в бане. То почему мы, вчетвером, не можем заняться любовью? Почему? Ведь едим же мы, в конце-концов, вместе!
Я встал и пошёл за одеялом. Принеся теплое, ватное, я накрыл их, подсовывая край под Ингу. Она открыла на секунду свои сонные глаза, улыбнулась мне ласково, вновь закрыла и прошептала:
- Андрюша, милый, иди ко мне, я так люблю тебя.
- Я знаю, спи – спи, - успокоил я её, укладываясь рядом.
Она прижалась ко мне всем своим озябшим телом и, согреваясь, мгновенно заснула. Я долго лежал рядом, крепко обнимая Ингу и охраняя её сон, пока в окнах не стало совсем светло. Я осторожно, стараясь не разбудить, освободился от Ингиных объятий и поплотнее укутал её. Управившись по хозяйству, я зашёл в дом. Все спали. Согревшиеся Борька и Инга расползлись в разные стороны одеяла, а поперёк кровати мирно сопела Тайка. Я поднялся наверх и, не раздеваясь, пристроился в Петькиной комнате на диване, только подсунув под голову подушку. Спал я глубоко и спокойно. Мне снилась Инга: молодая и счастливая, раскинув руки, она кружилась на тропинке старого заснеженного парка.
Проснулся я от стука тарелок, женщины накрывали на стол. Усевшись, мы все чувствовали себя скованно, старались не смотреть друг на друга. Ночной хмель прошёл, и утром всё смотрелось в другом свете. Быстро, толи позавтракав, толи пообедав, ребята уехали. Закрыв въездные ворота, я вошёл в дом. Инга сидела за столом и задумчиво теребила край скатерти. Подняв на меня полные боли глаза, она мрачно проговорила:
- Наверное, нам нужно поговорить, объясниться?
Я подошёл, взял стул и уселся напротив.
- А что нам объясняться, - ответил я, наконец. – Мы любим друг друга и знаем это.
Инга уткнулась мне в грудь и разрыдалась. Я видел её плачущей только раз, когда разбились её родители. Но когда она подняла ко мне своё счастливое лицо, то на этот раз её глаза были полны слёз радости. Выплакавшись, она сбросила с себя всю тяжесть нервного напряжения. Обвив меня руками, она крепко прижалась и прошептала:
- Я никогда! никому! тебя не отдам!
А потом, зарывшись лицом мне в шею, она смущённо сказала:
- Я хочу мальчика, такого же лобастого и вредного, как ты.
А я, нужно отдать мне должное, ничуть не растерявшись, спокойно поцеловал её в темечко и спокойно проговорил:
- Так в чём же дело? Завтра открывается поликлиника, сходи, вынь спиральку, и у нас будет мальчик.
- Завтра нельзя. – Опять засмущалась Инга.
Я немного не понял, почему завтра нельзя.
- А когда можно?
- Когда? – Она подняла глаза к потолку. – Ну, где-то пятнадцатого.
- Ну, вот и хорошо, - согласился я. – Только пятнадцатого будет воскресенье.
- Ну, тогда – шестнадцатого. – Засмеялась Инга. – А ты, правда, не против мальчика?
- Ничуть, - улыбнулся я и поцеловал в ещё мокрые глаза, - особенно, если будет девочка. Такой маленький славненький ангелочек, с золотыми, как у тебя, кудрями.
- Нет, мальчик, - счастливо заспорила Инга и закружила меня по комнате. – Я хочу мальчика, - кричала она на весь дом. – А сейчас я хочу тебя!
На следующий день, прибросив наши ресурсы и идя с работы, я зашёл к местному скорняку. Он скупал у охотников по дешёвке шкурки, выделывал их и шил шубы, шапки. Неплохо, нужно сказать, шил.
Встречая меня, Инга вышла из кухни, на ходу протирая тарелку.
- Ну, где ты так долго? – недовольно проворчала она. – Я уже вся истосковалась!
- Давай, бросай свою посуду, одевайся, - перебил я. – Пойдём к Понкратовым.
- Это ещё зачем? – Удивилась Инга.
- Мерку снимать! – торжественно объявил я. – Я уже был у них. Пантелей говорит, что у него набираются на шубу лисьи шкуры. К февралю обещал справить!
У Инги чуть не вывалилась из рук тарелка.
- Лисья шуба?! – у неё от возбуждения округлились глаза. – Но это ж невероятно дорого. У нас не хватит денег!
- Дорогой камень требует дорогой оправы, - всплыли в моей памяти неизвестно чьи, но удивительно к месту слова. – А насчёт денег не волнуйся, о цене мы уже договорились. Даже хватит на кое-что ещё.
Счастливая Инга уткнулась мне в пальто.
- Ну-ну, замёрзнешь, - довольный произведённым эффектом, проговорил я. – Я вон весь холодный, с улицы.
- Ничего, я тепло одета, - прошептала Инга.
- Какой там тепло! Халатик вон какой тонкий. И чулки опять не надела, бегаешь по дому с голыми ногами. Совсем не слушаешься, а тебе нужно теперь беречься.
- Я буду тебя слушаться, - пообещала Инга, улыбаясь, - и буду беречься.
И кинулась в спальню переодеваться…
…Для нас словно снова наступил медовый месяц. Мы были счастливы и полны любовью. У меня, как девять лет назад, появилось неукротимое желание. Не знаю, откуда я брал силы, но я хотел Ингу два – три раза в сутки. А Инга не возражала, предлагая себя тут же, где мне взбрело в голову, отдаваясь каждый раз целиком, без остатка. Во мне словно проснулся какой то бес, нашёптывая мне всякие непристойности.
Я специально заставал Ингу во всяких неожиданных местах и позах, а по вечерам мы разыгрывали настоящие сексуальные сценки. Инга только восхищённо вертела головой, наблюдая, куда ещё заведут нас мои, неизвестно откуда взявшиеся раскрепощённость и фантазия…
После восхитительного рождественского ужина Инга готовилась ко сну, а я уже лежал и, от нечего делать и ради подзарядки, перелистывал «Ноккерман», вернее те страницы, где молодые и красивые девушки рекламировали трусики, лифчики, ну и всё остальное. И тут я подумал, а чем мы хуже? Расчёсывающая перед зеркалом свои прекрасные волосы, в расшитой ночной сорочке, Инга смотрелась божественно. Я встал, Инга посмотрела мне вслед.
- Ты куда?
- Пойду, каталог отнесу и в туалет зайду, - стараясь быть равнодушным, соврал я.
- Приходи поскорее, я уже заканчиваю, - попросила Инга.
- Я скоро. – Пообещал я.
Торопясь, я залез в шкаф, откопал там свой старый, но верный «Зорький», проверил, есть ли там плёнка и тихонько появился в дверях спальни.
- Инга, - позвал я.
- Чего? - Не переставая расчёсываться, полуобернулась ко мне Инга.
- Улыбочку, снимаю, - объявил я и щёлкнул затвором.
- Ах, ты, негодник, - кинулась на меня Инга.
Повалив спиной на кровать, она уселась верхом и прижала мои, положенные на лопатки, руки. – Ты зачем меня сфотографировал в таком виде? Признавайся!
- Пощади, Госпожа, - взмолился я. – Я только хотел сделать одну-единственную фотографию, чтобы носить её под сердцем.
- Не под сердцем, а у сердца, - поправила меня Инга. – Под сердцем – это я буду носить нашего мальчика.
Но по всему было видно, что она довольна. На губах играла счастливая улыбка, по оголённым бедрам пробежала волна желания, а глаза затянулись плёнкой истомы.
- Стой, не шевелись! – Чуть не испугал я Ингу и схватил упавший рядом фотоаппарат. – Вот такой я тебя и сниму, наделаю кучу снимков и буду всем показывать, какая у меня самая сексуальная в мире жена.
- Ну, тогда уж лучше вот так.
Будучи немного во хмеле после ужина, она собрала локоны в пучок и закинула их на правую грудь, а потом, задрав обеими руками край рубашки, она оголила левую. Томно выгнувшись назад дугой, она приподняла затвердевший животик, в сладострастной улыбке показала влажные зубки и прикрыла в истоме веки. Столько неприкрытого желания было в её фигуре, набухшей груди, что я еле выдержал несколько секунд, чтобы сделать, наверное, самый лучший, чувственный снимок.
Немного отдышавшись, мы лежали в темноте и тихо шептались. Инга вначале приняла в штыки мою идею, но потом тоже загорелась. Увлекшись, она уже была готова хоть сейчас вскочить и попозировать.
Но я, зевнув, успокоил её.
- Спи, всё равно плёнка кончилась. Завтра – воскресенье, завтра и начнём. Пару новых плёнок у меня, кажется, есть.
И я открыл на дому настоящую эротическую фотостудию. Во мне проявился просто какой-то талант. Я сам подбирал Инге и костюм и позу. Как я её только не фотографировал! Она пристёгивала к резинкам чулки, голой мыла руками полы, а я в это время присел с фотоаппаратом сзади. Я извел целую плёнку на Ингину гимнастику в одном обширном лифчике. Дело дошло до того, что я уговорил её испортить одни рейтузики, и она, распоров их внизу, сфотографировалась, откинувшись на спинку дивана и до невозможности разведя под цыганской юбкой колени. Но сфотографироваться, сидя на унитазе, она категорически отказалась.
- Ну, это – уже чересчур, - заявила она и отнекивалась на все мои уговоры.
Тогда я надул губы и ушёл наверх. Через полчаса пришла Инга.
- Хорошо. Я сфотографируюсь писающей. Но с условием, что ты сделаешь то же самое.
Мне так хотелось увидеть, а тем более сфотографировать, как Инга писает, что я необдуманно согласился.
- Ну, тогда я пошла готовить костюм. Надо же, чтобы всё соответствовало обстановке.
И она приготовилась.
Став над унитазом с раскоряченными ногами, она задрала до пояса вечернее платье, а спустила из-под них свои старые, с резинками (Инга, как и Тайка, терпеть не могла на бёдрах резинки, и как только стали шить рейтузы с манжетами, покупала только такие), рейтузы так, что они вывернулись наизнанку и зависли, подтянула повыше чулки, схваченные широченной розовой резинкой (когда Инга ходила в чулках, то всегда пользовалась только поясом). А потом развела ладошками губки и пустила толстую струю. Её лицо стало почти пунцовым, а живот из иссиня-белого превратился в алый. Я просто обомлел, столько восхитительной вульгарности было в этой сцене.
- Ну, что уставился? – Нервно дёрнув уголком рта, бросила Инга. – Давай фотографируй скорее. Я тебе что, поливальная машина?
Я очнулся и быстро сделал несколько снимков. Ракурс был, как положено, немного снизу.
Брызнув последнюю тонкую струйку, Инга заправилась и отобрала у меня фотоаппарат.
- Ну, а теперь ты.
- Что – я? – прикинулся я дураком.
- Как что? Долг платежом красен.
- А я не хочу сейчас, - попробовал улизнуть я, но Инга не дала.
- А ты сосредоточься – и захочешь! Давай-давай, а то потом тебя не заставишь.
Делать нечего. Я вытащил кончик и встал у унитаза. Но дело не получалось. Нужно сказать, что туалет всегда был у нас делом сугубо интимным, и, заходя в него, мы старались, чтобы никто не только не видел, но и не слышал, что ты там делаешь. А тут мне предстояло помочиться в присутствии ждущей с фотоаппаратом Инги. Но пока я соображал, как свернуть это дело, Инга не выдержала.
- Ну, так дело не пойдёт. Что это за кадр?
Она полностью расстегнула мне штаны и приспустила их до колен, потом достала через ширинку кальсон всё моё хозяйство вместе с яйцами и забралась за унитаз.
- Вот так я буду сидеть и тебя не выпущу, пока ты не пописаешь. Захочешь же ты когда нибуть. – Пригрозила она.
Я понял, что мне не отвертеться и, подавив в себе остатки стыда, брызнул. Пока шла, непонятно откуда взявшаяся моча, только начни, а она потом пойдёт на целые пол-литра, Инга несколько раз щёлкнула затвором.
- Для верности, - пояснила она.
Неосторожно дав ей в руки фотоаппарат, я потом пожалел: она тут же потребовала, чтобы мы поменялись специальностями, быть только фотомоделью ей надоело.
Удивляясь своему бесстыдству, я сфотографировался в нескольких откровенных сценах. И тут она попросила, чтобы я снялся в женском белье.
- Чего это тебе взбрело в голову?
- Да так, - равнодушно протянула она, - стало интересно, а как бы ты выглядел, если родился бы женщиной.
- Вот ещё глупости, - возмутился я.
- Ну, Андрюшенька, ну, пожалуйста, только несколько кадров. Ну, что тут такого, если ты наденешь, ну скажем, чулочки и поясок.
- Да что я тебе, этот, как его, гель, что ли?
- Ну, при чём тут гей? Это же игра, театр. Вон в кино мужики женщинами переодеваются, а на них весь мир смотрит – и ничего. Один Табаков в «Мери Поппинс» чего стоит, а Калягин как Тётю сыграл? А ты не хочешь для меня одной сняться!
- Не буду – и всё, не хочу, - заупрямился я.
И тут Ингу взорвало:
- Когда ты фотографировал, я все твои прихоти выполняла, даже когда ты из меня подсвечник сделал. Это надо же додуматься до того, чтобы вставить свечку и в темноте зажечь её. В общем так: или ты фотографируешься как я тебя одену, или я с тобой не разговариваю.
Она хлопнула дверью и ушла. Я сумел выдержать час и, сдавшись, выбрал первое. Нужно сказать, что Инга не злоупотребляла. Все кадры были, если можно так сказать, пристойны. Она только сфотографировала меня во всех видах своего белья. Последним элементом были её длинные трикотажные рейтузы, и тут у меня случился конфуз, сработал рефлекс, и член вскочил.
- Ой, как интересно оттопыривает, - хихикнула Инга. – Не, нет, я не смеюсь, как обещала. Только ты, пожалуйста, стой и не дёргайся. Восхитительный кадр. – Она зашла сбоку и сфотографировала мой рельеф ниже пояса.
- Ну, вот, а ты боялся, - сказала Инга и бросила фотоаппарат на диван, - а это тебе в награду, за все страдания. – И она прижалась к моей голой груди. Её губы стали медленно бродить по моим, по шее, а на промежности я почувствовал её ладонь. А потом она приникла под резинку. Мне было очень приятно-щекотно и немного стыдно, когда Ингина рука бродила в её рейтузах, надетых на меня, и ласкала мошонку. Словно почувствовав, что я больше не могу, Инга сложила колечком большой и указательный пальцы и стала работать ею по головке. Мне хотелось, чтобы она работала, обхватив член через рейтузы, тогда материя попадает под кожицу головки и это приносит особенно острое ощущение, но хорошо было и так. Она успела сделать только пару качков, как на трикотаже расплылось влажное пятно. Она ещё несколько раз глубоко качнула, сильно натягивая кожицу на головке, вынула испачканную руку и вытерла её об штанину.
- Не снимай, пожалуйста, постой так. Я хочу посмотреть на него, - она присела и прижалась щекой к моему паху. Я чувствовал себя дураком, как будто это я сам натянул на себя Ингины рейтузы и дрочил перед зеркалом, а она, чего я десятки раз боялся, застукала меня. Но я стоял и чувствовал что-то неладное. Что-то в Инге было не так, как всегда. Она приподняла голову.
- Тебе было хорошо?
Я сглотнул и кивнул головой. Она приспустила немного рейтузы и поцеловала уже опавший член, а потом уткнулась в него лицом.
- Если ты, изредка, - послышался стыдливый шёпот Инги. – Ну хоть иногда, ляжешь со мной в постель в чём-нибуть женском, в чём сам захочешь, я буду очень благодарна тебе.
Я стоял обалдело: ну даёт жёнушка! Вот так, понемногу, то на девятом году, то на двадцатом и объяснимся…
Мы сидели по вечерам и перебирали фотографии. Их набралось на полдипломата. Я на принадлежности гокнул всю тринадцатую получку. Были и просто похабные, но были и чистые, вызывающие мысли о прекрасном. Выбрав тёплый и ясный полдень, мы вышли во двор. Инга надела на себя только валенки и пальто. Расстегнувшись, она приняла несколько поз. Вдруг, оглянувшись по сторонам – не видать ли где соседей, – она быстро сбросила пальтишко и прижалась к своей подружке – берёзе.
- Фотографируй скорей, пока я не замёрзла. – Крикнула она, и я щёлкнул затвором.
Когда отпечатал снимок, я чуть не заплакал от восхищения: столько непорочности, как свежевыпавший снег вокруг, столько чистоты и светлости, как в белом стволе берёзы, к которому прижалась Инга, было во всём её прекрасном теле, что эта фотография была достойна, чтобы её повесить на стене гостиной, поскольку она не вызывала ни одной грязной мысли. Она была достойна быть напечатанной на обложке «Работницы» или «Крестьянки», где обычно размещали изображения русских красавиц, чтобы весь мир увидел, как прекрасна моя Инга. Но мы с первого дня договорились, что это – наши фотографии. Это – фотографии для нас, никто и никогда не должен их увидеть. Только однажды, перебирая фотки, Инга, как бы шутя, спросила:
- Может, подаришь эту Борьке, она ему должна понравиться.
Я взглянул на протянутую мне. На ней Инга стояла наверху лестницы, поставив под широкой юбкой ногу в послебанных рейтузах на перила, а я, подсветив ей сильной лампой, щёлкнул снизу.
Посмотрев, безо всякой ревности я ответил:
- Не стоит, вдруг он, по-пьянке или ещё как, покажет её другим. Нам с тобой будет это будет неприятно.
И Инга согласилась.
…За окном третьи сутки выла пурга. Уже два дня как я собирался и всё не мог съездить за детьми, рисковать не стоило. В школе из-за метели занятия так и не начались, тем более завтра, всё равно, воскресенье. Мы с Ингой вдвоём провожали Старый год. Мы пили чай с горячим пирогом и улыбались друг другу в предвкушении ещё более горячего вечера.
Сейчас мы встанем, - думал я, потом быстро уберём на кухне и обнимемся в нежном поцелуе. Не отрывая губ, я сброшу всё с неё, а она с меня. Я возьму её на руки и понесу обмыться. Титан уже кипит, и мы окунёмся вдвоём в горячую ванну. Мы обмоем друг друга и, может, она позволит мне поласкать изнутри её попку. После того вечера Инга уже несколько раз давала мне в попку и говорила, что с каждым разом ей всё больше это нравится. Потом я заверну её в тяжёлый байковый халат и отнесу в постель и сам надену на неё что-нибуть пикантное.
Я раздумывал, чтобы такое надеть мне самому (может, опять что то из Ингиных принадлежностей?), как во дворе залаяла собака.
- Кого это чёрт несёт в такую погоду? – раздраженно, перебили на таких мыслях, возмутился я.
- Неужели ряженые идут? Я бы не пошла! - удивилась Инга. – Пойди, открой. И выпроводи их поскорей, я вся в нетерпении, у меня в планах – такой вечер! Тем более, что это последний вечер, завтра - перерыв на целую неделю, я её не переживу, - улыбнулась она мне.
- Я сам уже изнываю, так хочу тебя, - проговорил нежно я в ответ, откинув полу её ситцевого халатика и целуя у самого края беленьких, сливающихся с телом рейтуз, её мягкую округлую коленку.
– Не представляю, как я буду без неё.
- Ну, ты то обиженным не останешься, моя попка – вся твоя, тем более, что остаются губки и пальчики. Обещаю, что ты не заметишь подмены.
Ну, иди, - проговорила она, целуя меня в затылок, - а то уже дверь выламывают.
Я не успел выйти в прихожую, как без разрешения отворилась дверь и ввалилась вся заснеженная Тайка.
- Уф, еле добралась, - просипела она вместо приветствия. – Помоги раздеться. – Её посиневшие пальцы не справлялись с пуговицами. – Извини, детей не стала брать в такую погоду, и так два раза застревали, пока доехали. Дорогу всю перенесло, всем автобусом выталкивали.
На шум с кухни выбежала Инга.
- Господи, Тайя! Что случилось? – прижала она руки к сердцу. – Ты так поздно и неожиданно, без звонка. Тебя что, Боря выгнал?
Тайка так и села на тумбочку!
- С чего ты взяла? – испугалась она. Размотав тёплый платок, она задумчиво протянула:
- Нет, всё в порядке, я просто соскучилась по вам. И не терпела поделиться новостями. Сыми сапоги, я сама не смогу, - попросила она меня.
Я стянул с неё насквозь промёрзшие, как дерево, высокие сапожки. Тайка пошевелила пальцами
- Как хорошо-то.
А я даже и не сообразил сразу, что на ней тёплые меланжевые колготки и козьи носки, почти до колен.
- Новость первая. Когда мы ехали от вас, то в корень переругались. Борька сказал, что я – с жиру бешусь, и приказал не пить больше противозачаточного. После Нового года я не выпила ни одной таблетки и уже, похоже, залетела. Это – первое. И – второе. Теперь я ношу вот это.
Она спрыгнула с обувной тумбочки и вдруг потребовала от меня:
- Отвернись!
Мы переглянулись с Ингой, и я отвернулся… к зеркалу «прихожей».
А эта недотёпа Тайка задрала свою толстую юбку и прокрутилась перед Ингой.
Откуда-то, не видно откуда, сверху, шли по животу и бёдрам, буквально до самых коленей, и плотно, как пылкий любовник, обнимали ножки тёплые шерстяные рейтузы.
Сделав почти полный оборот, Тайка в зеркале встретилась со мной взглядом. Она остановилась и, медленно, закусив губу, опустила подол. Я улыбнулся ей и подумал: а что под низом? Может вечером вместе посмотрим?»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Не сподобил меня Создатель так красиво писать, как Декарт... Я, по старинке, - фоточки. (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif)

Посильный вклад.

Добавлю немного.

Вилэдж лэди. (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif)

Экстра-класс! Если уж протоптал дорожку в эти закрома, тащи дальше. Народ оценит.

Добавлю из другого.

Два последних фото - изумительный цвет!