Интересные темы:

Наши друзья:

Официальный аккаунт в Twitter: twitter.com/4allforum, подпишитесь или сохраните адрес, чтобы быть в курсе если возникнут проблемы с форумом.

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Секс форум > Нетрадиционный секс и увлечения > Фетиш-форум > Архив фетиш-форума

31 страниц

« < 19 20 21 22 23 > »

Женщины в панталонах. Часть 3 , Мнения и фото.

Опции

DeKart Просмотр профиля	9.7.2011, 14:05 Сообщение #401
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Цитата(shurik-2 @ 4.7.2011, 23:21) Будем закрываться? Или еще помучаемся? (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif) Зачем закрываться, Шурик? Если с годами кое-что начинает совершаться несколько реже, то это же не значит, что всё - жизни конец. Тем радостнее становятся некоторые моменты, когда они получаются. Так и здесь. Если сейчас ежедневно повалятся на всеобщее обозрение десятки фото дам в панталонах на три резинки до середины бедра пастельных цветов, то, видит Бог, они станут неинтересны в этом изобилии. Мы же все потеряем к жизни стимул, как кот, обожравшийся сметаны. Неужели я неправ?

Зарегистрируйтесь, что бы не видеть эту рекламу.

shurik-2 Просмотр профиля	10.7.2011, 12:12 Сообщение #402
Ответить автору Кандидат Группа: Пользователи Сообщений: 700 Регистрация: 21.11.2009 Пользователь №: 188601 Спасибо сказали: 1683 раза Пол: Мужчина Репутация: 38	Цитата(DeKart @ 9.7.2011, 15:05) Неужели я неправ? Со всем согласен. Прав абсолютно.

DeKart Просмотр профиля	10.7.2011, 14:09 Сообщение #403
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Монастырь связи. Начало. Представившись командиру и его заместителям, я устроился в общежитие, а потом пошёл на вещевой склад. Начальник склада – симпатичная и ещё довольно таки молодая, лет 30, дама в форме прапорщика поинтересовалась: - Двухгодичник, что ли? Выписку из приказа давай. - Какую выписку? – не понял я. - Вот темнота штатская! – улыбнулась дама. – Да не дуйся, это я так, ласково. Выписку из приказа о постановке на довольствие давай. - А я не знал, что она нужна… - стал оправдываться я. - Не взял, что ли? Да стой, куда ты? – остановила она меня. – Вот быстрый! Не суетись, завтра сама в «строевой» возьму. Она стала заполнять на меня карточку. Записав имя, фамилию, мою новую должность, отложила ручку и взяла метр. - Давай-ка, я размеры сниму. - А чего мерить, сорок шестой, третий рост… - Это тебе кажется, что сорок шестой, а может сорок седьмой? - Сорок седьмого не бывает. - Это в магазине не бывает, а человек растёт постепенно, не скачками. Бывает что сорок восьмой мал, а пятидесятый велик, и тогда подбирать приходится. Так, что давай сюда своё пузо, я его мерить буду… - засмеялась она. И я попал во власть женщины: мягкие, почти обнимающие меня руки, запах волос у моего лица. А эта стерва ещё, снимая окружность бёдер, как бы невзначай прошлась ладошкой по моему комку внизу живота. Я еле удержался от таких провокаций. Вволю наиздевавшись надо мной, она ушла за стеллажи. Возвратившись, она вывалила кучу вещей, начиная от сапог и кончая полевой фуражкой. - Мерить будешь, или так поверишь профессионалу? Примерочная у меня есть, и даже с зеркалом. – Похвасталась она. - Дома померю, - буркнул я, не хватало ещё, что бы она запёрлась ко мне в кабинку, когда я буду без штанов, а она, скорее всего, на это способна. Тогда она стала складывать всё в любезно предложенный мне ящик. И тут на самый верх она положила несколько комплектов тёплого белья. - Зачем это? – густо, до самых корней волос покраснел я. - Не надо. Лучше бы я промолчал: - Как зачем? Смотри, какие прекрасные кальсончики, - тут же, одним взмахом, развернула она сиреневые штаны. – Какие мягкие, тёпленькие! – она ласково провела по ним ладошкой, - зимой спасибо скажешь. Яйки как будто в девичьих ладошках. Без кальсон придёшь к девочке – кончик сморщенный, яйца звенят, никакого удовольствия. Что она мне тогда скажет: ну, ты Павловна даёшь, моему мальчику кальсоны зажала? А так снимешь штаны и сразу же в полной готовности… Это я уже дослушивал в дверях, вылетая пунцовый из склада, чуть не забыв на прилавке ящик с вещами. Вот стерва, одинокая что ли?! В комнате я поселился один, компаньонов пока не было. Поэтому я, слегка отдышавшись от быстрой ходьбы, тут же принялся за примерки. Угадайте с чего я начал? Правильно, с того, что лежало сверху, с несложенных, едва успето-заброшенных туда Павловной, когда я схватил ящик, кальсон. Павловна не соврала, когда я натянул на голое тело всё облегающее, тугое, но в тоже время и мягкое, бельё, я словно попал в её объятия. В голове вдруг затуманилось, я куда-то поплыл и еле успел выхватить из кальсон так и не успевший встать член. Кожица на головке развернулась, и на мою ладонь вывалился огромный сгусток спермы. Вот это да! – подумал я, - вот это стимуляция! Даже и раза дёрнуть не успел, а ощущение, как будто Павловне засунул между её сверкающих в сумраке склада белизной ножек. Обтерев весь перепачканный липкой спермой член, я продолжил примерку. Приятно было взглянуть на себя: молодого стройного, пусть не совсем подтянутого, всё же я не кадровый, лейтенанта. Промерялся я до самого вечера. Быстренько сбегав в столовку и поужинав, я решил улечься пораньше спать, всё-таки устав с дороги. С сожалением сняв новенькую, ещё не успевшую надоесть форму, я снова надел бельё. Хотелось повторить ощущение. Но избыток спермы уже схлынул, и я, хотя и возбудился, но облегчения не получил. Тогда я улёгся на кровать, вытянул через ширинку конец и принялся за дрочиловку. Хватило меня только на два раза, больше мой совсем размякший парень вставать не хотел, да и я тоже, лень было. Так и уснул в кальсонах. Спать в белье мне понравилось, было мягко, тепло, в поясницу, когда я вылезал из-под одеяла, не дуло, и я продолжал надевать его по вечерам, укладываясь. Благо я продолжал жить в комнате один, и не перед кем было стесняться спать в этой «пижаме», да ещё и отдрочив через ширинку пару раз. Незаметно сентябрь закончился, наступил октябрь. Вместе с ним пришли холода, и я, как-то утром, проснувшись и выглянув в окно на моросящую мелким осенним дождём, насквозь продрогшую улицу, решился и так и не снял, одеваясь на службу, кальсон. Целый день я чувствовал себя двояко: с одной стороны мне в ноги было тепло и уютно, а с другой стороны, я боялся, вдруг кто ни будь узнает, что я в кальсонах, да ещё и без трусов. Ложась вечером спать я, надевая кальсоны, снимал трусы, было глупо спать одновременно и в кальсонах, и трусах. Одеваясь же утром, я заленился и, как спал в одних кальсонах, так и натянул на них брюки, не поддев трусов. Но до моего белья никому не было дела, а, может, и было тем военным связисткам, с которыми пересекались мои дорожки за трудовой день. Может, они в голове и снимали с меня брюки, но что было под ними, для них было тайной покрытой мраком. А меня, честно говоря, возбуждали мысли, что было бы, если бы у меня была среди них любовница, хоть бы и жена зам.нач.штаба, которая была страшна, как смерть, но которая давала всем подряд, даже солдатам- срочникам. Как она, когда мы оставались наедине, подходит ко мне, расстёгивает ширинку, запускает в неё руку, а там… От таких мечтаний я, как при поносе, бросал все дела и бежал в туалет, лишь бы успеть спустить всё в унитаз самому, а не в кальсоны, как уже было однажды, когда я случайно оказался в машбюро сзади садящейся на стул машинистки. Она была в юбке-плиссе и, чтобы не помять на ней складок, откинула её назад, да таким махом, что я, пока она усаживалась, как курица на яйца, успел рассмотреть её трусики до самой верхней резинки и так возбудился, что не удержался и спустил всё тут же в машбюро, а вечером занялся незапланированной стиркой. Наутро всё повторилось, потом ещё, а уже через неделю я чувствовал себя в кальсонах так естественно, что если у меня и возникали мысли, так это: и как это я всю жизнь бегал в трико поверх трусов, ну и идиот же я был! Так прошёл октябрь, а в конце ноября однажды, придя вечером в свою комнату, я нашёл в ней молодого, с иголочки, лейтенанта. - Давай знакомиться, я – Андрей, - сразу взял он быка за рога, - будем вместе жить. Он тоже был двухгодичник, только его призвали не сразу после выпуска из института, а немного позже, так сложились обстоятельства. Он болтал без умолка, доставал меня вопросами, очень напористым и бесцеремонным оказался, а меня волновал только один вопрос: как бы суметь раздеться так, чтобы он не увидал моего белья. Уловив момент, когда он ушёл в туалет, я быстро стянул с себя брюки с кальсонами и надел трусы. С непривычки ночью у меня сильно мёрзли ноги, как я их и не кутал. Они уже привыкли к обтягивающему тёплому трикотажу. А наутро у меня появилась проблема: как одеться, чтобы не дать дуба без подштанников при тридцатиградусном морозе. У нас в Ростове всю зиму может быть плюсовая температура, но здесь не Ростов, здесь Омск, и уже после ноябрьских было минус двадцать. Павловна была права насчёт того, что я ей спасибо скажу. Так мы промучались пару дней, первым не выдержал Андрей, как-то вечером он вдруг выдал: - Снимай брюки. - Не понял? – вылупил я на него глаза. - Чего ты не понял? Мы с тобой, как два идиота, каждое утро и каждый вечер решаем одну и туже задачу, которая и яйца выеденного не стоит. Всё это он высказывал, сидя на кровати и снимая верхнюю форму. Оставшись в таком же, как у меня, белье, только салатовом, вновь приказал: - Раздевайся, я сказал. Чего нам стесняться друг друга. Я всё понял и буквально через минуту стоял перед ним в неглиже. Если мы сейчас «себя покажем, на других посмотрим», то в дальнейшем стесняться уже не будет смысла – поздно. Андрей оказался умнее, чем я о нём думал. Мы стояли и смотрели друг на друга. Андрей был великолепен: стройное тело, обтянутое как у циркача триком, с поджатым мешочком внизу живота. Я, наверное, был не хуже, себя я ещё не видел, зеркало у меня было маленькое: для бритья и причесаться. От вида этого Аполлона у меня стало набухать, Андрей, скорее всего, это заметил, потому, что выдал ещё не менее сногсшибательное: - У тебя баба есть? - Какая баба? – вновь, как идиот, не понял я. - Да любая, молодая - старая. Ты трахаешься с кем ни будь? Я покраснел, но ответил честно: - Да нет. Нет у меня никого, не успел ещё обзавестись. - Я тоже. Значит, естественного спуска излишков у нас нет. Остаётся или заниматься онанизмом или сливать, как примерные мальчики, ночью в простынку. Ты хочешь стирать обвафленные простыни? - Нет, - протянул я, не совсем понимая, куда он клонит, хотя смысл и догадывался. - Я тоже не хочу. Значит, будем как и раньше. Не морщись – как и раньше! Будем заниматься рукоблудием. Вопрос: где? Варианта два: туалет и комната. Я предлагаю оба, если вдруг кому-то взбредёт в голову возбуждающая мысль, а в туалет бежать лень, то, не стесняясь, спускать здесь же. А напарнику это воспринимать, как чих или кашель, то есть естественно! Согласен? Тут я растерялся, всё было слишком неожиданно. А Андрей уже достал через ширинку своё хозяйство и, дроча, приказывал мне делать то же самое: - Давай доставай, а то в штаны спустишь. Я же вижу, что ты хочешь… Тут он тонко взвизгнул и выпустил в ладонь долгую струю. Я впервые увидел чужой извергающий член, это было выше моих сил, и со стоном присоединился к Андрею. А он уже был вплотную со мной, протягивая пальцы к моей головке: - Давай, я тебе помогу, - пересохшим шёпотом попросил он. Но я отстранился. Довериться мужику? Да через час, таким макаром, я в своей заднице найду толстенную палку! А Андрей, скорее всего, был бы не против, то ли в связи с отсутствием женщины, то ли он стремился к мужскому перепиху. После этого все его разговоры, вызовы на откровенность, я воспринимал как совращающие, и осторожно уходил в сторону. А Андрей был полная раскованность и бесцеремонность. Лёжа на кровати и засунув руку под одеяло (было видно, как он дрочил под нею), Андрей рассказывал о своих способах дрочиловки, о том, что они пацанами вытворяли в компаниях. А так, вообще-то, он был неплохой парень, и мы жили дружно. А время летело незаметно. Наступил январь, прошёл Старый год. И тут, однажды в понедельник утром, меня вызвал главный инженер. - Дронов, срочное дело. На 15-й объект сегодня пришло оборудование, поедешь монтировать. - Так туда же капитан Осин должен был ехать. - Осин заболел, сегодня не вышел на службу. Только что позвонил, температура под тридцать девять. Куда ему ехать! - Да я в смысле справлюсь ли, оборудование то новое, незнакомое…, - заменжевался я от такой ответственности. - Справишься, - оборвал меня Главный. – Не прибедняйся. Диплом-то с отличием, да и университетский, не то, что у нас – инженеров по эксплуатации. Так что давай, не теряй время, полчаса тебе на сборы. Вам ещё сегодня нужно будет машину разгрузить, что бы до вечера она ушла на завод. За простой штрафы начисляют. Хочешь, чтобы из твоего кармана? Нет? Тогда вперёд, строевым, - «пошутил» он. В «службе», когда узнали, что меня откомандировали на неделю на 15-й, сразу захихикали: - Везёт же дуракам! Пустили козла в огород! Да он оттуда и через месяц не приедет! Я ничего не понял, а расспрашивать было некогда, нужно было бежать в общагу, собираться: мыло там, щётку, бритву. Хотя мы и выехали поздно, в десятом часу, но уже после обеда были на месте. Машина была с завода, в хорошем состоянии, да и водила был гражданский, мужик лет сорока, всю жизнь за рулём, ни разу не застряли, не занесло – что значит опыт. А вот на объекте меня ждал сюрприз: встречать нас вывалил весь персонал…. аж пять девушек, благо, что лишь в форме, во главе с сержантом, тоже женского пола, но с нашивками! Такого я никак не ожидал. Водила тоже лишь только крутанул головой: - Ну, ты и попал, парень. Прям женский монастырь! Хана тебе, живым отсюда не уйдёшь. В довершении всего из здания на крыльцо выплыла начальница – дама с капитанскими погонами. Я вывалился из машины, и мы представились друг другу. Вера Николаевна начала организовывать разгрузку, но мы с водителем заявили, что сами, негоже девушкам тяжести таскать. Сошлись на компромиссе: мы с водилой перетаскали тяжёлые ящики, а девушки те, что им под силу. Сообща получилось довольно таки быстро. Так же быстро и очень вкусно нас покормили, и машина ушла. Я остался «один во вражеском лагере». Гостевой комнаты у них не было, в казарменное помещение на свободную койку меня тоже было не положить, и мне соорудили временное убежище в ЗиПовой лаборатории, перенеся туда кровать и тумбочку. Получилось даже сносно, тут же рабочее место и место отдыха, никуда таскаться не надо. Осматриваясь, я выглянул в окно, оно выходило на зады, заросшие импровизированным, толи садом, толи парком для отдыха и тени. Тени сейчас не было, деревья стояли голые, но между ними были натянуты верёвки, но которых висело бельё. Почти как у нас дома. Картину гражданственности дополняли женские вещи, среди простыней и наволочек болтались разноцветные рубашки, трусы и масса чулок. Я засмотрелся на них, такого количества женского белья сразу я ещё не видел, но «удовольствие» прервал стук в дверь. Вошла Вера Николаевна. - Ну, как устроились, Роман Викторович? Проблемы есть? Она бросила взгляд на меня, стоящего у окна, на окно, прямо перед которым махали подсохшими штанинами десяток трусов. - Да нет, всё хорошо, - вымолвил я… и покраснел. - Если что – не стесняйтесь, говорите. А пока отдыхайте. Я думаю, что работы начнём завтра, сегодня уже поздно, да и устали, наверное, с дороги и разгрузки. Если желаете помыться, то в туалетной комнате есть душ. Баня сегодня холодная, мы моемся и стираем по субботам, но если у Вас есть такое желание, то я могу приказать, чтобы её приготовили… - Нет-нет, не надо, прошу Вас. Я буквально вчера мылся, мне хватит и душа. - Ну, что ж, как хотите. Располагайтесь, отдыхайте. Ужин у нас в семь. Подъём тоже в семь. И она вышла. Чёрт, - подумал я, - как-то неудобно получилось с окном. Подумает ещё, бог знает что. А, ладно, пусть не развешивают свои знамёна. Я глянул на часы – ого, уже пять, точно: какая уже сегодня работа. Как говорится: утро вечера мудренее. Пойду-ка я лучше с объектом ознакомлюсь, да и с девочками тоже, что ещё интереснее. «Познакомился». Первая мне попавшаяся в полевом сарафане и повязкой «Дежурный» на закатанном рукаве мыла полы в коридоре. Девочка была молоденькая, радикулита ещё не имела и полы мыла не на карачках, а согнувшись, ко мне задом. Короткий сарафан на её широко расставленных ногах натянулся и уполз вверх, приоткрыв наполовину бёдра. А из-под него торчали краешки рубашки и трусов. Конечно, я их только что видел на верёвке, но это свойство психики: представьте, что будет, если вы застанете женщину в открытых трусах! Она никогда добровольно не покажет их даже краешек из-под подола – будет делать всё, чтобы этого не произошло, но в то же время станет спокойно вывешивать всё своё бельё после стирки на верёвку на всеобщее обозрение, да ещё при этом разговаривая с вами, рядом стоящим. Так и я: краешек трусов на бёдрах возбудил меня гораздо сильнее, чем целый ряд открыто висящих. И я не нашёл ничего умнее, как ретироваться назад в свою гостиницу, чтобы заняться дрочиловкой – не хватало ещё, чтобы она обернулась и увидела меня с оттопыренными спереди брюками. Минут через десять, когда я, вполне опустошённый и пришедший в себя, снова вышел в коридор, он был девственно пуст и чист. Осторожно толкнув дверь в туалет, я попробовал, не заперта ли она? Дверь открылась. Слева тянулся ряд из трёх раковин, в углу был душевой гусак с деревянной решёткой на полу, а справа – отделённые стенками одна от другой кабинки. Я прошёл вперёд… В первой над очком сидела клуша. Мы обалденно смотрели друг на друга, картина была впечатляющая: задранные к поясу юбка и рубашка, спущенные к коленям трусы, расставленные колени, открывающие междуножье…. Как ошпаренный, и такоё же красный, я выскочил из туалета, влетел в свою комнату… отдышался… Спасибо сказали: евжен

DeKart Просмотр профиля	10.7.2011, 14:17 Сообщение #404
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Хорошо ещё, что перед этим сдрочил, - сдуру подумал я. Что теперь будет?… В дверь осторожно постучали. - Да-да. - Началось, подумал я. Приоткрыв дверь, в помещение осторожно засунула голову дежурная. - Можно, Роман Викторович? Туалет освободился. Если Вы хотите, то можете идти – я покараулю… - Меня, что ли? – ещё нашёл силы пошутить я. Девочка оценила юмор, и обстановка разрядилась. - Могу и Вас, если Вы не против, - улыбнулась она. – Но я имела в виду, что постою, чтобы никто не вошёл. Я сидел, не зная, что ей ответить. - Да не переживайте Вы так, Роман Викторович, - начала она меня успокаивать. – Ничего страшного не произошло, все живы – здоровы. И Лена совсем не обиделась, не на что. Подумаешь, в туалете застали, всё естественно. К гинекологу же она ходит, а он тоже мужчина. Лен, да зайди ты сюда, - позвала она в открытую дверь. Зашла Лена, несколько смущённая и красная. Мы были в одном положении, поэтому быстро разобрались с состоянием друг друга. Недолго обсудив ситуацию, (где его искать: крючок или шпингалет?) мы придумали: на ручку двери повесили табличку: с одной стороны написано «Занято», с другой – «Свободно». Вошёл – крутанул, вышел – тоже крутанул. И не надо никаких запоров мастерить и часовых выставлять. Пока мы это всё пристраивали, совсем подружились, и уже не чувствовали неловкости из-за случившегося. Через этих девчонок я познакомился и с остальными. Вечер в разговорах и просмотре телевизора пролетел незаметно. Дождавшись в своей комнате, пока все девушки сделали свои дела в туалете и полегли спать, я тоже помылся и разделся. Но уснуть не успел, раздался тихий стук и тут же, не дожидаясь ответа, в приоткрывшуюся дверь осторожно просунулась голова. - К Вам можно, Роман Викторович? Вы не спите? – раздался тихий шёпот. В свете, падающем в проём двери я узнал Раю, сменившую вечером на дежурстве Людмилу, с которой мы успешно решили проблему засова в туалете. - Что случилось, Рая? – встревожено спросил я. - Да нет, ничего. Это я так. Если Вы не спите, можно мне с Вами немного посидеть? Нам так скучно здесь на объекте, поговорить очень хочется. Всё же новый человек. Я её очень понял. Действительно: ей здесь должна быть «тоска зелёная» – ни кино, ни танцев с мальчиками. А я вроде бы и как мальчик, хоть не потанцевать, так поболтать, всё равно дежурство идёт. Спать я хотел не очень, поэтому пригласил: - Конечно, проходи, не стесняйся. Поболтаем. Она вошла и тихонько прикрыла за собой дверь. - Свет включить? - Да нет, не надо. Здесь светло, с окна падает. Да и для разговора он совсем ни к чему, так даже и уютнее. Бери стульчик, присаживайся рядом. Ничего, если я вставать не буду? - Конечно, конечно, лежите. А можно, я на кровать сяду? - и она, не дожидаясь ответа, бесцеремонно уселась, я еле успел подтянуть ноги. Панцирная сетка под ней провисала, Рая заваливалась назад, и она забралась на кровать с ногами, поджав их под себя. - Я Вас не очень стеснила? – спросила она. Устроилась, а потом уже спрашивает! Но я, собственно, и не возражал: давно я не был вот так, наедине ночью с девушкой – почти одногодкой. И мы начали болтовню – обо всём и не о чём: о детстве, о юности, как попали в армию. Приглядевшись, она стала замечать, что мои глаза не всегда блестят в сете окна по направлению на её. Поняв, куда они время от времени опускаются, она попыталась натянуть на колени подол. Но все её старания были бесполезны. Как я уже сказал, полевой сарафан, форма дежурной, был настоящей полевой одеждой, его шили для войны, коротким, чтобы не мешал бегать. Да ещё и сидела она коленями напротив моего лица, так что я смутно, но видел её бёдра более, чем на половину. Когда она попыталась натянуть подол в пятый раз, я не выдержал: - Да не дёргайся ты, мне всё равно ничего не видно, в комнате темно, а под подолом и подавно ничего не разберёшь. - Да я и не дёргаюсь. Это я чисто машинально. И вообще уже пора разоблачаться, уже поздно и Вам спать пора. Я не очень то понял, что значит: разоблачаться, но что уже пора – согласился. А она, поняв моё согласие по-своему, слезла с кровати и стала расстёгивать пояс. По-прежнему не понимая полностью, но, догадываясь о её намерениях, полушутя – полусерьёзно я спросил: - А ты что, спать здесь будешь? - Да нет, - не поняла она моего юмора, - мне ночью спать нельзя, я на дежурстве. Полежу с Вами полчасика и пойду туалет мыть. Она не спрашивала меня, хочу ли я этого. Очевидно, считала, что для меня это само собой разумеющееся, и что мне и в голову не придёт отказываться, если девушка предлагает себя. Она была уже без сарафана, когда я сообразил, что я в белье. Она, может, и считала, что стоять перед парнем, с которым познакомилась пару часов назад, уже даже без сорочки, в лифчике и трусиках до середины бёдер – это нормально, но мне оказаться в постели с девушкой в кальсонах – было выше моих сил. Нужно было срочно их снять, снять так, чтобы она ничего не поняла. И я спросил: - А там никого нет? - Где? – не поняла она. - Ну, в лаборатории, в коридоре. Вдруг нас кто-нибудь увидит. - Да кто нас увидит, все спят уже давно! Да и кто сюда придти сможет. А меня не увидят, так мало ли где я могу быть: бумагу с туалета на мусорку понесла. - Нет, ты всё-таки посмотри, так спокойнее будет. – Мне просто было необходимо, чтобы она хоть на несколько секунд вышла из комнаты. Райка про себя возмущённо хмыкнула, но, всё же, блеснув в свете дверного проёма голубым задом, вышла из комнаты. Мне хватило тех двадцати секунд, что её не было. Когда она снова вошла, я лежал голяком, а кальсоны валялись под кроватью. Рубашку я снимать не стал, было бы глупо: она всё равно её уже видела, да и она вполне сходила за футболку с длинным рукавом. - Я же говорила, что нет там никого, - отчитала она меня и, стянув трусы вместе с чулками, нырнула ко мне под одеяло. Не скажу, что опыт пер из неё через уши, даже целовалась совсем неумело, но была она не девочкой. Когда я уже вошёл в неё, только произнесла: - Ты только смотри, аккуратнее, успей выдернуть. И я выдернул, испачкав ей весь живот так, что пришлось использовать носовой платок, который Рая, одевшись, забрала с собой – постирать. Когда за ней, довольной, закрылась дверь, я быстренько натянул кальсончики и запрыгнул под одеяло. Так, день прошёл успешно, месячишко бы такой жизни, - мечтательно подумал я. – Или вообще бы на все два года. Так можно служить хоть всю жизнь… Под эти сладкие мысли, вспоминая восхитительное чувство мягкой и горячей глубизны женщины, я и уснул. Всю ночь мне снились толпы голых, с пристёгнутыми к лифчикам погонами, девушек. Проснувшись, я вновь вспомнил ночное приключение. Для меня это было, действительно, приключение. Быть с женщиной для меня ещё было событием. Собственно и опыта то у меня было всего два раза: однажды с однокурсницей на вечеринке, но там мы просто ничего не поняли, так были неуклюжи, и произошло всё слишком быстро. А второй раз меня просто совратила преподавательница с кафедры экономики. А та, хоть и была опытнейшей блядью, за свои тридцать шесть лет перевидавшей не одну сотню студентов, но заботилась больше о себе, и я не понял, толи я был с женщиной, толи меня просто изнасиловали. А здесь, впервые, я почувствовал себя настоящим мужчиной, обладавшим податливой партнёршей. С такими мыслями я взял щётку, полотенце и отправился умываться. У меня и в мыслях не было, что здесь настоящая казарма. Когда я вышел в коридор, там девушки под руководством сержанта делали утреннюю зарядку, как и положено в армии, по форме одежды согласно температуре воздуха. В помещении было тепло, и они занимались в тапочках, трусах и лифчиках, только не в спортивных, скорее всего у них их не было, а нижних. Когда я вышел, они как раз делали наклоны. Представляете себе картину: пять выпяченных ко мне задниц, обтянутых разноцветными трусами. Естественно, они меня не видели, пока не закончили упражнение. Сержант, проводившая занятие, выпрямилась и тут увидела меня, стоящего сзади отделения. У неё упала челюсть, и пропал дар речи. Девушки, почуяв что-то неладное, обернулись…. И тут такое началось,… визг стоял такой, что из своей комнаты в халате поверх ночной рубашки выскочила капитанша, а все эти «спортсменки» кинулись врассыпную, кто куда. Я естественно тоже… Минут через пять ко мне зашла Вера Николаевна. Ещё в халате, но ночная сорочка из-под него, как только что, уже не торчала. Она замялась, не зная как начать разговор. - Роман Викторович, мне понравилось, как Вы вчера придумали насчёт таблички на туалете. Теперь давайте ещё вот что решим… - Вера Николаевна, - перебил я. – Я здесь совершенно не причём. Я встал и пошёл умываться… - А я разве Вас в чём ни будь виню. Это я во всём виновата. Я вчера сказала про подъём в 7 часов, совершенно не подумав о дальнейшем. Понимаете, Вы - первый мужчина, который у нас ночует, и все эти жизненные нюансы для меня тоже впервые – всего сразу и не предусмотришь. Я вот что думаю: в то время, пока девушки будут в неглиже бегать по зданию, это с семи до восьми, и с двадцати двух тридцати до двадцати трёх, будьте, пожалуйста, здесь, в своей комнате, ну, в крайнем случае, в лаборатории. А девушкам я прикажу в остальное время соблюдать целомудрие и думать о тех щекотливых ситуациях, в которые они могут попасть по своей разгильдяйности. - Договорились? А то в следующий раз, честное слово, я точно оглохну, - улыбнулась она. Я молча кивнул, что мне ещё оставалось делать. Решив, что проблемы больше не существует, «хозяйка притона» повернулась и вышла, на прощанье качнув мне плотненькой попкой, по которой я машинально скользнул взглядом. День прошёл в трудовых буднях. Я монтировал стойку, устанавливал блоки, паял. Работы было много, но я прикинул, что в четверг я закончу. Ещё останется время, чтобы проверить всё в работе и устранить, если что вылезет. Девушки мне помогали в меру своих сил, ну там поддержать, подать. Я не возражал, вместе было приятнее и веселее работать, да и какие-то моменты я, собственно, один бы и не обошёлся: очень часто мне было нужно три руки, хотя бы проводки на вису спаять. Вот вы попробуйте это сделать в одиночку, если к тому же их скрутить нельзя – ни за что не получится. А часто у меня размаха рук не хватало, или с другой стороны стойки гаечку поддержать, пока крепёжный винт закручиваю. Казалось бы, мелочь, а одному никак не справиться. Так что помощь от них была действенная. Так и прошёл первый день. За него я привык к общению с девушками, даже уже не обращал внимания на те моменты, что время от времени возникали: полоска трикотажной сорочки между юбкой и рубашкой, появляющаяся, когда девушка нагибалась за чем ни будь; рельеф на юбке от резинки трусиков посредине бёдер, когда девушка сидит, а то и вообще, когда она вверх потянется, краешек штанинок сверкнёт. Поздно вечером, когда девушки начали готовиться ко сну, я занялся подготовкой фронта работы на утро. Управился как раз к одиннадцати, когда в коридоре прозвучала команда дежурной «Отбой». Я разделся до пояса и пошёл в туалет. А когда я возвращался к себе, в лаборатории меня поджидала дежурная – вчерашняя Леночка. Смущённо переступая с ноги на ногу, и упираясь взглядом в мою обнажённую грудь, она пролепетала: - Роман Викторович, можно я к Вам приду. Рая, когда сдавала дежурство, рассказал мне.., ну, как вы вчера долго разговаривали… - Конечно, Леночка, заходите. Поболтаем, о чём хотите и сколько хотите. - Правда? – Подняла она ко мне счастливое лицо. - Конечно, правда. Ты очень обаятельная и красивая девушка. Мне будет просто приятно побыть с тобой. Она просто расцвела от таких слов и вдруг чмокнула меня в щёку. Покраснев ещё больше, чем вчера после туалета, но довольная, что дальше некуда, она убежала. Похоже, мне предстоит ещё одна ночь, полная романтики и приключений, - подумал я. – Надо идти готовиться. Расстелив постель, я залез под одеяло, предусмотрительно сразу сняв кальсоны. Через несколько минут тихонько приоткрылась дверь и в щёлочку проскользнула Леночка. Не давая мне сказать и слова, она пальчиком запечатала мне губы и стала расстёгивать пояс. Я понял, что разговор будет идти параллельно, и приготовился к стриптизному представлению. Но Леночка, уже было взявшаяся перекрещёнными руками за подол, вдруг остановила его на середине. Она посмотрела на светящееся окно, на меня и прошептала: - Отвернитесь, пожалуйста. Я стесняюсь. Я усмехнулся про себя, вчера как будто я тебя не видал, ещё и в таком месте – сам бы со стыда помер, но к стене отвернулся. Тут, мгновенно, я почувствовал задницей прижавшуюся ко мне Леночку. Она стянула с себя только сарафан, не в силах остаться сразу голой. Я повернулся к ней, и наши губы встретились. В Леночке боролось две сущности: одна жадная до ласк, а другая – сама скромность, просто целочка. Понимая это, я не сразу полез к ней в трусы, спешить некуда – успеется. Мне ужасно мешал толстый армейский лифчик, никак он не расстёгивался. Все девочки, с которыми мне приходилось тискаться, носили лифчики на пластмассовых застёжках, которые легко расстёгивались через платье одним отработанным движением пальцев, чем мы неоднократно доставали однокурсниц в Университете, у которых от одного неожиданного щелчка сзади между лопаток вываливались груди. И это в то время, когда она идёт по коридору, где толпа народа, или, вообще, ей нужно было идти к доске. А этот был аж на трёх пуговицах, да ещё и с тугими петельками, с таким сразу и не справишься, мне пришлось повозиться двумя руками, чуть не нарушив нашу идиллию. Но, наконец-то, рукам наступила свобода, и они коснулись трепетной груди. Крохотные сосочки сразу напряглись, и я, нутром понимая, что нельзя зацикливаться на одном, ласково гладил её по всей груди, спине, медленно переходя на дрожащий и втягивающийся под кончиками пальцев живот. Считая, что уже можно, я осторожно коснулся попки. Трусики сзади были местами мокрые. - Ты, что, уписалась со страху, - не подумав, брякнул я. Лена со стыда зарылась лицом у меня в груди. - Я подмывалась и спешила. Вы будете смеяться надо мной, что я такая неловкая? Я поцеловал в пушок на её шее. - Ну, нет, что ты. Я буду хвалить тебя, что ты такая умница. Мои поцелуи становились всё быстрее и быстрее. Губы бродили по волосам, плечам. Я откинул до пояса одеяло, и стал лихорадочно целовать грудь, живот Леночки, попутно положив ладонь на её лобок и пытаясь просунуть между напряжённо сжатых ножек. - Что Вы делаете,… не надо так…, - слышался её прерывающийся шёпот… - укройте меня, мне стыдно… Но потому, как её шёпот становился всё взволнованнее, как покорно разжались ножки, открыв горячий низ, я понял, что ей это всё нравится, она хочет этого. Я полностью скинул с неё одеяло и просунул руку под резинку. Животик покорно втянулся, давая мне свободу действий, и я почувствовал скользкую влагу её щелки. - Но ты же хочешь этого? Скажи, что хочешь. Я же вижу! Леночка вдруг отодвинулась от меня и закрылась руками. Испуганно я сидел с минуту рядом с ней, не понимая: в чём дело. Оторвав от лица её руки, я припал к ней губами. Её щёки были мокры и солёны от слёз. - Да я хочу, Вы правы, – прошептала, наконец, она. – Ужасно стесняюсь себя и в то же время хочу. Хочу, чтобы Вы видели меня всю. Стесняюсь того, что Вы увидите меня голой, и в тоже время хочу этого. Хочу, чтобы Вы подсматривали за мной переодевающей, моющейся, в туалете, в конце концов. И чтобы я знала, что Вы подсматриваете. Вы даже не можете представить, что я кончила вчера, пока Вы смотрели на меня, усевшуюся в таком неприглядном виде. Да…, - мысленно почесал я затылок. – Где-то я слышал про такое. Как это называется? О, мазохизм. - Я включу свет? – спросил я через минуту. – Так будет острее. - Делайте всё, что хотите, - ответила Лена. – Я полностью в Вашей власти. Я встал и щёлкнул выключателем, а потом скинул с Лены одеяло. Она лежала, закрыв лицо ладонями, вся напряжённая. Но в то же время сама покорно и податливо раскинула в стороны ножки, стоило мне сделать движение для осуществления этого. Я понял, что она будет предугадывать все мои желания, и чем они будут беспардоннее, пошлее, тем лучше. Её нужно не ласкать, а грубо насиловать, вот тогда она получит настоящее удовольствие. Я стал лапать, не ласкать, а именно лапать её тело. Шарить вначале поверх рубашки, трусиков, чулок, касаясь всех её закоулков. Что ж, это даже и интересно, заодно познакомлюсь и с женским телом, что было для меня ещё тайной за семью печатями, и таким необычным бельём этих девочек. В Университете я не видел ничего подобного. Я стал постепенно освобождать Лену от всего того, что успел изучить и что мешало следующему шагу. Я потянул вверх рубашку. Леночка также покорно подняла ручки, чтобы не помешать мне, а потом опять закрыла пылающие щёки и глаза. Но за это мгновение я увидел на её лице такой глубины счастье и похоть одновременно, что понял, что я на верном пути. Я трогал, щекотал её под мышками, буквально хапал за маленькие, но плотные груди, всё более наливавшиеся под моими, насколько я мог, грубыми руками. - Сделайте мне больно. Не очень, чтобы я могла терпеть, но больно. Прошу Вас. – Услышал я. По правде, мне было трудно сделать это, но я сжал пальцами её сосок, пока Лена не застонала. И я не понял, что было причиной стона – боль, или удовольствие. Изучая, я облапал все её трусики. Они были из плотного трикотажа нежно-салатового цвета, так сказать, в пастельных тонах. Каламбуря – годящегося для постели. Трусики охватывали весь животик, заканчиваясь на самом узком месте талии. Штанинки трусиков доходили до середины бедра, как раз на длину пяди, если считать от нижней точки промежности, и внизу имели тонкую, обычную, трусовую резинку. Верх трусиков был чуть выше пупка, тугой резинкой цепляясь за крутые бёдра. Зачем? – я понял дальше. Я согнул её ноги в коленях, в то же время раскидывая в стороны и открывая низ трусиков, касающихся её лапочки. В этом месте трусики были особенно плотны, там был дополнительный слой материи, но даже через этот толстый слой проступила влага, истекающая из млеющей в стыде Леночки. Потом я перешёл к чулочкам. Они были простые, хлопчатобумажные, светло-коричневого цвета и безо всяких узоров. Я потянул их вниз по ноге, пытаясь снять, но они не поддались, их что-то держало. Для меня это было полной неожиданностью, ведь трогая Леночку, я не нащупал под трусиками ни пояса для чулок, ни даже простой резинки для поддержки. Пытаясь решить этот вопрос, я потянул с покорно поднявшей свой тазик Леночки её уже полностью исследованные трусики. Что же, думаете, я увидел под выворачивающимися наизнанку трусиками? Ни за что не догадаетесь. Внутри их были пришиты пуговички, по две спереди и сзади, к которым и были пристёгнуты чулки. Вот это рационализатор, - восхитился я Леночкой. Сотворила себе колготки. Не надо тебе ни пояса, ни перетягивающие резинки на ноги пристраивать. Полная свобода движения и надёжность! Но что было мне до чулочков! Перед моим взором предстало то, что я уже неоднократно ощущал, но ещё так и ни разу путём не виданное. Бросив, как ребёнок надоевшую игрушку, приспущенные к коленям остатки белья, я занялся более интересным. Прижав колени Лены к её груди, я открыл для себя это таинственное место. Между сжатых, но совсем не мешающих мне ножек, сверху шла золотистая кудрявая поросль, произрастающая по двум пухленьким складочкам, снизу из которых истекал тонкий ароматный ручеёк, пропадающий где то там, у открывающего и закрывающегося в такт взволнованному дыханию, и тоже как будто самостоятельно дышащему, или хотящему что то мне сказать заднепроходному отверстию. Оно как бы приглашало меня, приоткрываясь: войди в меня, я жду тебя… Но я не смог пересилить себя и только слегка коснулся дрогнувшей под моими пальцами дырки. Пальцы скользнули по мокрой дорожке вверх и утонули в складочках. Я растянул их в стороны, буквально улегшись над ними любопытно изучающим лицом. В ноздри мне ударил терпкий, ещё неизвестный запах. Запах, который я запомнил мгновенно и на всю жизнь, запах хотящей меня женщины. Он шёл отовсюду: и от маленького, розового бугорочка, выглядывающего из стреловидного укрытия: от ещё одних, но только маленьких, складочек, похожих на бутончик розы; но главное от отверстия между ними, отверстия, собравшегося плотной звёздочкой, но готового развернуться в требуемую мне ширину. Оно легко, безо всякого противодействия поддалось, и два моих пальца скрылись в нём без остатка. Какая то неведомая сила подняла туловище Лены, из горла которой раздался низкий стон. Присев, она зажала пальцы в себе, касаясь своим крохотным бугорочком моих костяшек. Стон перешёл в рёв, который издаёт бык, подзывающий к себе корову. - Лена, ты что? Тише, - как только мог, уговаривал я. – Ты же всех перебудишь. Но она, по-моему, уже ничего не слышала и не соображала. По всему её телу ходили конвульсии, а из груди вырывался непрерывающийся стоно-рык. И я сделал единственно правильное в этой ситуации: как ни странно легко выдернув из скользкой пещеры пальцы, я так же легко вошёл в неё. Попасть не составляло труда, напряжённый член скользнул по покрытым смазкой бёдрам, на мгновенье запутался в мокрых перепутавшихся волосиках, и сам провалился в жадно раскрытое перед ним отверстие. Стон Лены перешёл в высокий визг, как у готовящегося к взлёту самолёта, и заткнулся под моей ладонью, зажавшей ей рот. Она только мотала головой, пока я успел сделать те несколько толчков в неё. Колени Лены лежали на моих плечах, а лицом я утонул в её трусиках, натянувшихся между разведёнными ножками. Из промокшей насквозь белой материи, пришитой там, где трусики касались низа Лены, в мои ноздри бил пьянящий аромат женских выделений. Я просто зверел от него, грубыми толчками стараясь как можно глубже достать Лену. Но вот и из моей груди вырвался такой же низкий рёв, утонувший в закушенных трусиках, я едва успел выпрыгнуть, как из меня ударила струя, доставшая до запрокинутой головы Лены. Освободившись от меня, Лена буквально опала у меня в руках, и с минуту не подавала признаков жизни. - Оооо, - послышалось, наконец, то, что несколько успокоило меня. Вдруг с ней стало плохо, и что мне тогда делать, бежать за девочками, или уж сразу в политотдел? Лена с трудом выпрямила и вытянула вдоль кровати ноги, а я освободил их от так и неснятых до конца доспехов. К тому времени, пока я рассмотрел всю эту конструкцию, Лена уже полностью пришла в себя и закуталась в одеяло. - Идите ко мне, мой господин. Согревательница постели готова прижаться к Вам, мой господин. Она ещё находила силы шутить! А может она и не шутила, а произнесла это на полном серьёзе? Кто её поймет? - Ты лучше скажи, кто это придумал? – спросил я, улегшись рядом с ней под одеяло, и выставил на общее изучение пришитые внутри трусиков пуговички. Во-первых, это должно отвечать её духу развращённой стыдливости, а, во-вторых, мне это было, действительно, интересно. Она опять зарылась лицом в моё плечо. Ещё бы: перед её лицом молодой парень крутит вывернутые наизнанку трусики, в которых она проходила, по крайней мере, день. Тут и нормальная девушка не выдержит. - Да это всё Веры Николаевны проделки. Она, вообще, какая-то ненормальная, лезет во всё, заставляет нас вести себя так, как ей хочется. Она, когда мы приехали по оргнабору на этот объект, приказала отправить домой всю нашу одежду, даже бельё, вместо него выдала нам всё со склада. Когда мы вышли из моечной в предбанник, каждую из нас ждала стопка форменного. Дело было уже в октябре, и бельё она нам выдала зимнее. Я ещё спокойно к нему отнеслась, привыкшая – мне папа с мамой не разрешали в холода в коротких трусиках ходить, и я носила длинные панталончики, (по-моему, она специально рассказывала такие интимные подробности, чтобы в очередной раз пощекотать себя), а девочки просто разорались: что это за трусы, где нормальные, человеческие. На что Вера Николаевна тут же ответила, что это и есть – самые человеческие трусы для холодной погоды, а то, в чём мы пробегали всю свою жизнь – это полное издевательство над женщиной и угробление здоровья. Девочки спросили, а в каких она сама то? А она, так же спокойно, подняла подол и показала длинные, до самых колен, панталоны. Девочки всё равно стали возмущаться: сама надела красивые, розовые, а на нас натягивает какую то серость, да ещё и с резинками в штанинах. Вера Николаевна сказала: станьте вначале офицерами, тогда и будете купленные трусы носить, а солдаткам они выдаются – какие есть, и что нравится нам или не нравится, а носить мы будем то, что положено. Девочки, стесняясь друг друга и пряча глаза, стали натаскивать на себя армейское бельё, и тут возник этот вопрос, чем крепить чулки? Нам Вера Николаевна и высыпала горсть пуговиц. Так мы и носим их зимой, а летом уж на поясе, летом то трусики короткие. Не совсем короткие, конечно, на складе плавочек нет, трусики весь живот до пупка закрывают, но спасибо, что хоть без штанинок. - А вы что, и летом чулки носите? – прервал я её. Интересно было, да и разговор нужно было поддержать. Меня тоже начало заводить обсуждение с девушкой интимных деталей её туалета. - Конечно. В любую жару! Вера Николаевна на все наши вопли отсылает нас к плакату формы одежды, а там сказано: чулки. Да, насчёт формы. Людка осенью съездила в отпуск, её первую отпустили, сержант всё же, и привезла из него всякого нижнего белья, так Вера Николаевна разоралась на неё, и заставила отправить всё домой. Людка просила оставить хоть колготки, так она не разрешила, сказала, что по форме одежды положены именно чулки, про колготки там ничего не сказано. Как будто на строевом смотре, если его будут устраивать проверяющие, задерут мне юбку и будут проверять: колготки на мне или чулки. Ночных рубашек иметь не разрешает, выдала нам дополнительно длинных и просторных сорочек, в них и спим вместо ночнущек. Нейлоновых сорочек летом носить не разрешает, лифчиков покупать не даёт, круглый год носим эту броню, – продолжала жаловаться Ленка. – Спортивной формы и той нет, снимаем верхнюю одежду и занимаемся в белье, да Вы это уже, собственно, знаете. Заставила проклеймить трусы на каждый день недели, и мы на утреннем осмотре задираем юбки и показываем, что они на нас свежие, не вчерашние. В общем, жуть, домострой полнейший, хуже, чем дома. Зимой, прежде чем мы выйдем на улицу на работы или занятия, проверит – пододели ли мы шерстяные чулки и панталоны с начёсом. Дома, родители, только простые заставляли надевать. Хотя нет, наврала, в младших классах, пока ещё не придумали колготки, при больших морозах я и теплые надевала на верх…

DeKart Просмотр профиля	10.7.2011, 14:19 Сообщение #405
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	У меня уже давно торчало до самого пупка, да и Ленка, уже тоже была на взводе. Пока она смаковала такие подробности, я не переставал копаться у неё между ног и давно уже почувствовал, как там всё наливается горячей влагой. И голос у неё всё чаще прерывался от волнения. Чувствуя, что тянуть дальше уже некуда, да и спать давно пора, я вновь закинул Ленкины ноги себе на плечи и вставил «по самое некуда». - Помогите себе пальчиком, пожалуйста, - пересохшим голосом прохрипела Ленка. Я бестолково хватался за её зад, не понимая, что она имеет в виду. - Не туда, ниже. Просто введите пальчик, - направляла она меня, и я понял, куда. Коснувшись его, я вновь, как и в прошлый раз, почувствовал, что оно старается растянуться, расслабиться, приглашая меня в себя. - Ну, введите же, прошу Вас. Что Вам, трудно? Смазка натекла до самого отверстия, и мой палец безо всякого затруднения скользнул в него. Ленка взвизгнула, как в прошлый раз, и затряслась в моих руках. Через тонкую перегородку я чувствовал, как бешено скачет в ней мой толстый конец, уходя куда то туда, куда я не доставал пальцем. Я также взвизгнул… и выпустил струю прямо в Ленку, не сумев освободиться в такой сложной позе. - Ничего, у меня через пару дней менструация, не страшно, - успокоила меня, немного отдышавшись, Ленка. – Лучше отпустите меня, а то раздавите. Я вытянул из неё все свои причиндалы, они были мокры и скользки, а палец ещё и подванивал. Натянув кое-как одной рукой штаны и прихватив сигареты, я отправился в туалет. Отмыв измазанные окончания, я привалился к подоконнику и закурил, отдыхая. И тут в туалет забрело, другого слова у меня нет, сонное создание. Захотев пописать, Райка, после бессонной ночи, скорее всего, так и не проснувшись, прибрела в туалет на автомате. Она не заметила не только вывешенной мною таблички «Занято», но и меня. Даже не удостоив меня взглядом, она задрала к поясу, действительно длинную – ниже колен, сорочку, и развернулась в кабинку. До меня донеслось долгое и звонкое журчанье, в конце переходящее в коротенькие очереди. Через несколько секунд из кабины вывалилось «приведенье» и, вновь не заметив меня, сонно отправилось в теплую кроватку. Даже воду не спустила, – подумал я, пристраиваясь над тем же очком. Стряхнув с кончика последние капли, и застёгивая ширинку, я повернулся…. Напротив меня стояла Ленка… Я покраснел: - Там же табличка висит! - А я подумала, что это Рая её забыла перевернуть, - оправдалась она. Вот вруниха, - возмутился я про себя, а то она не знает, куда я пошёл. Но деваться некуда: «как аукнется, так и откликнется». - Ты же знала, что я в туалете! - Я знала, что Вы пошли в него, - покраснела Ленка. – Но я видела, как из него вышла Рая. И потом, если даже Вы и здесь, почему я не могу в него войти? Мы же… вроде бы как … - она искала слов… - Ты хочешь сказать, что если мы были вместе в постели, то можем быть вместе и в туалете? – удивился я. - Ну да! У меня мама писала при папе, и я писала, что тут такого, он же мой папа – я при нём ещё в пелёнки писалась, так и продолжала, даже когда выросла. - Может, ты скажешь, что у тебя и папа писал при вас с мамой? - у меня не было слов от такой логики. - При мне нет, - спокойно отнеслась к моей иронии Ленка, - я же не должна была видеть его обнажённым. А при маме он писал, я знаю. - Следуя твоей логике, раз я видел твою…, тебя…. Ну, короче, откуда ты писаешь, то ты можешь сейчас усесться тут при мне? – подколол я. - Именно это я и имела в виду, - отрезала Ленка. – Тем более, что для этого я и пришла, я писать хочу. - Ну, так писай. Давай, давай… - подбодрил её я. - Я бы давно уже пописала, да Вы меня разговорами отрываете, да и кабину загородили. Я посторонился, а она прошла мимо меня, развернулась, расставив ноги над очком, задрала подолы и, приспустив штаны к коленям, уселась с твёрдым намерением сделать своё дело. Чтобы хоть как то сбить её с уверенности, я присел на корточки прямо напротив, но не тут-то было: то ли она постоянно так делала, чтобы не обмочиться, то ли специально для меня, что бы мне было лучше было видно, но эта стерва заведёнными вниз ладошками растянула в стороны свою щелку, и выпустила фонтан. Он бил из незамеченного мною маленького отверстия повыше основного. Вернее – вначале маленького, но когда из него вдарила толстая струя, то оно раскрылось в такое, что я смог бы, наверное, вставить в него мизинец. Но вот изливание души стало с перерывами. - Что же ты прекратила, продолжай, - подзадоривал я. - Вы, действительно, этого хотите, - не поняла она меня. - Конечно, хочу. Но оказывается, не понял – я. Ленка покраснела до самой задницы, то ли от смущения, то ли от напряга, и вдруг её заднее отверстие стало раскрываться, и прямо на мои глазах из него стал выползать катяшок, который, достигнув длины с десяток сантиметров, вдруг прервался и упал в воду. Я просто обалдел. Такого я не мог представить даже во всех моих детских развращённых фантазиях. - Я больше не могу, нечем. - Я тоже больше не могу, - ответил я и выдернул её за руку с очка. Загнув её тут же до пола, я побольше освободил её зад и засунул в него просто разрывавшееся от вожделения орудие. Никакой смазки не требовалось, головка легко скользнула по измазанному отверстию и скрылась на такую глубину, что я коснулся волосами её ягодиц. Внутри было скользко, плотно, а главное – жарко. Не смотря на то, что эта дырка не была приспособленной для таких целей, оно, почему-то, было достаточно широко, и я смог свободно водить в нём, трясь головкой по её перешейку, предназначенному перерезать катяшки. Ленка задрала, как кошка, свою задницу, а я ещё приподнял её за внутреннюю часть бёдер, раздирая их в стороны. И мы вновь кончили… Мне казалось, что я – в последний раз в жизни, такова была острота ощущения, и я был полностью опустошён. Ленка со стоном отползла от меня по полу и кое-как привела себя в порядок. Слегка отдышавшись, она не позволила мне прикоснуться к моему измазанному хозяйству, сама всё обмыла и обтёрла. На полусогнутых я добрёл до кровати, переоделся в бельё и буквально провалился во мрак. Уже под утро я проснулся оттого, что кто-то ласкал моего парня. Мне потребовалось несколько минут, что бы начать соображать, что перед моей кроватью на коленях стоит Ленка, просунула руки ко мне под одеяло и копошиться у меня в кальсонах! - Ты чего это? – резко отдвинулся я от неё к стене. - Я пришла поблагодарить его за прекрасную ночь, - уткнулась она головой в одеяло. - Завтра поблагодаришь, - грубо оборвал её я. Не хватало ещё, что бы она разглядела на мне кальсоны и растрезвонила про них всем девкам, стыда потом не оберёшься. Хотя и так сообразила в чём я, не дура. Когда она, обиженная от такой неблагодарности, ушла, я аж взмок от мысли, что завтра все девки будут хихикать над моими кальсонами, но сон вскоре вновь сморил меня. Когда я открыл глаза, на узле закончились не только зарядка, но и утренний осмотр, на котором мне так хотелось поглядеть, как капитанша будет проверять: с какой эмблемой (среды ли?) на штанах стоит на нём строй. После обеда она пригласила меня к себе. Не в канцелярию, а в комнату. Усадила меня в кресло, а сама устроилась на диване напротив. - У меня к Вам разговор, Роман Викторович, даже не знаю, как и начать… - Что случилось? Или помочь чем-то нужно, - включил я дурачка, хотя и догадывался, о чём может пойти разговор. - Да собственно ничего не случилось, хотя и может, - протянула она. – А вот помочь Вы действительно сможете. Что бы ничего не случилось, – повторилась она. - И чем же? – спросил я, внутренне напрягаясь. - Понимаете, не подумайте, что кто-то прибежал ко мне и всё доложил, просто мы живём здесь в маленьком мирке. Я всё вижу… - И что же Вы видите? - ещё более напрягся я. - Ну, хотя бы то, что Вы сейчас спать хотите, - улыбнулась она. - Я вчера много работал и поздно лёг спать, - попытался я выкрутиться. - Ну, что много работали – в этом я не сомневаюсь, только вот где? Или, если погрубее сказать, на ком? - Что Вы имеете в виду? – я попытался состроить невинную оскорблённость. - Роман Викторович, ну давайте не будем, - остановила она меня. – Вы взрослый человек, и всё понимаете. Девушки – тоже совершеннолетние, иначе бы они не служили, так что Ваши взаимоотношения не в рамках юристики. Меня больше волнуют последствия… - Это какие – такие последствия, - вскинул я голову. - Да простые. Вот Вы не выспались, а Вам работать, до конца недели стойку нужно пустить в работу, иначе никто нас не поймёт. Дежурная ночью, вместо того, чтобы службу нести – в постели с Вами развлекается. Да не краснейте Вы так, господи, боже мой. И наказывать их я не буду: молодо – зелено. Короче, моё Вам предложение, если Вы, конечно, не оскорбитесь за него. К Вам на всю ночь будет приходить одна из девушек, только не из тех, кто в наряде, и спите Вы ради бога. Только засыпайте поскорее, чтобы хоть какие-то силы наутро сохранить. И моя при этом личная просьба – со всеми по очереди, или я запрещу всю эту авантюру. Поймите меня правильно, иначе начнутся склоки среди девушек, а оно мне надо? Ну что, договорились? Я просто обалдел от такого монолога и еле нашёл, что ответить более или менее прилично: - Я подумаю. - Ну, вот и отлично. А вот Вам принадлежности, это примените после того, как надумаете,– она протянула мне несколько упаковок с резиновыми изделиями. Она нисколько не сомневалась в варианте моего решения! - Что это? – опять включил я дурочка. - А это, Роман Викторович, - наше советское изделие номер два, или по не нашему – гандоны. Это, чтобы снять вторую проблему, и мне спать спокойно. Я совсем не хочу разборок в политотделе, почему на отдалённой точке забеременела военнослужащая. И девочек жалко: или скрестись придётся, или увольняться матерью – одиночкой. А такого я им не хочу, они мне все стали почти как дочери. - Ха, как дочери, - я немного осмелел и попытался похамить. – Да Вы к ним относитесь по-солдафонски, совсем не жалеете. Не то, что девушек, людей в них не видите. - Что Вы имеете в виду? - теперь уже она повторила мой вопрос, даже немного растерявшись. - Да ничего. Я тут такого наслушался, даже всего и не выскажешь. - А Вы попробуйте, - недобро сузила она глаза. - И попробую, если не я, то они Вам точно никогда не выскажут, что у них наболело. Во-первых, я понимаю, что они военнослужащие, но это же не казарма, они почти что сверхсрочники, которые могут придти домой, расслабиться, переодеться, в конце – концов, в гражданское. А Вы им не то, что в гражданское, белья нормального носить не разрешаете. - Фу, - засмеялась она. – А я то подумала… Она сразу же расслабилась. Было видно, как напряжённая сутулость опала, спина выпрямилась. Вера Николаевна даже откинулась на спинку дивана и забросила ногу на ногу, блеснув на мгновенье чем-то ярким. - Что Вы подумали?… - возмутился я. – Почему Вы не разрешаете им носить, скажем, колготки, устроили цирк с чулками. «По форме одежды положены чулки, про колготки там ничего не сказано» – передразнил я её. - Да Вам и впрямь всё выложили, - опять засмеялась Вера Николаевна. – Ну что ж, если хотите, я всё Вам сейчас объясню. И, надеюсь, Вы меня поймёте и оправдаете. Она поменяла ноги, вновь блеснув чем-то под подолом. Я опять не был готов к её движению и схватил его только боковым зрением. Хотя Вера, буду называть её кратко, и сидела несколько выше меня (я буквально утонул в мягком кресле), но сшитая в ателье военная юбка закрывала плотно сжатые колени, и я нормально видел только её голени, обтянутые узорчатыми коричневыми колготками (или тоже чулками?). - Они – ещё девчонки, у них ветер в голове гуляет. Но скоро они поймут, что армия для них не главное, пора замуж, детей рожать. И тогда они уволятся и начнут нормальную семейную жизнь. А в её начале потребуются деньги, очень много денег. И не каждой смогут помочь родители. И вот тут им и окажется к месту то, что они заработают на службе. Вот я им и помогаю скопить какие-то средства. А так дай им волю – они тут же растринькают всё на тряпки и побрякушки. Они не жаловались, что им денег не выдают на руки, и что я заставила их написать рапорта с просьбой перечислять всё жалование на сберкнижку? Нет? Странно. Я бы про это в первую очередь настучала бы, а уж потом про то, что они колготки купить не могут. А я так подумала: ничего страшного, походят пару лет в чулках и панталонах армейских. Ну что вы опять покраснели, как красная девица? Право же, с Вами невозможно разговаривать. Сами начали, а теперь краснеете. Они даже пасту зубную не покупают, я им сама всё беру, у командира пару сотен из первого вида выпросила. Пополняем-то мы его здорово своим подсобным, огороды у нас здесь хорошие. Пояса для чулок и трусы летние им в ателье нашили - договорилась за спирт с заведующим. Эти вертихвостки думают, что это всё со склада, а в армии для женщин коротких-то трусов нет. А они этого и не знают. Со склада только чулки, сорочки, да панталоны. Павловне, завскладихе, мешок орешков кедровых отвезла, так она мне столько вещей женских надавала, роту одеть можно, не то, что этих. У каждой на каждый день сменка, и я лично слежу за тем, чтобы каждый день трусы меняли. Привыкнут, потом спасибо скажут, всегда бельё чистое будет. И к панталонам пусть тоже привыкают. Как привыкнут – постоянно носить будут, мужьям на радость здоровье сохранят. Вы-то вон тёплое бельё носите, а на девочках хотите видеть нейлоновые гарнитурчики, даже зимой. А того не понимаете, что от них они потом рожать не смогут. Вот Вам и вся Ваша жалость. Тут меня заволновало только одно, с остальным я, в принципе, был согласен. - А почему Вы решили, что я ношу тёплое бельё? - Наблюдательность, мой дорогой. Логика. И знание жизни. - Не понял? - А что тут не понять. Хотите, на спор, я полностью опишу, во что Вы одеты, до самых подробностей. - Как это? - Да так. Я буду описывать какую-то часть Вашего туалета и, если угадаю, Вы мне подтвердите. - А на что спорить то будем? Она снова сменила ногу, но несколько медленнее, чем прошлый раз, и я успел схватить взглядом ярко-белые кружева сорочки.

DeKart Просмотр профиля	10.7.2011, 14:21 Сообщение #406
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Пока остановлюсь, чтобы зря не забивать место. Если народ и модераторы не против, потом продолжу.

zorro141 Просмотр профиля	12.7.2011, 6:45 Сообщение #407
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 68 Регистрация: 25.10.2010 Пользователь №: 242213 Спасибо сказали: 469 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Девочка на шаре... Прикрепленные файлы x_16c674ef.jpg ( 61.62 килобайт ) Кол-во скачиваний: 960 Спасибо сказали: Kostya-spb, евжен

shurik-2 Просмотр профиля	13.7.2011, 0:27 Сообщение #408
Ответить автору Кандидат Группа: Пользователи Сообщений: 700 Регистрация: 21.11.2009 Пользователь №: 188601 Спасибо сказали: 1683 раза Пол: Мужчина Репутация: 38	Сейчас кино идет по "Культуре"... Для любителей ретро. Прикрепленные файлы 1959.avi ( 4.89 мегабайт ) Кол-во скачиваний: 772 Спасибо сказали: cigan33

vlv Просмотр профиля	13.7.2011, 18:18 Сообщение #409
Ответить автору Новенький Группа: Пользователи Сообщений: 42 Регистрация: 4.11.2009 Пользователь №: 184713 Спасибо сказали: 99 раз Пол: Мужчина Репутация: 5	Еще маленько... Прикрепленные файлы corsets1155.jpg ( 33.39 килобайт ) Кол-во скачиваний: 958 corsets1158.jpg ( 45.71 килобайт ) Кол-во скачиваний: 584 corsets1164.jpg ( 49.28 килобайт ) Кол-во скачиваний: 489 corsets1802.jpg ( 35.89 килобайт ) Кол-во скачиваний: 614 Спасибо сказали: cigan33, Kostya-spb, Luka777, евжен, ирина-секси

shurik-2 Просмотр профиля	13.7.2011, 18:22 Сообщение #410
Ответить автору Кандидат Группа: Пользователи Сообщений: 700 Регистрация: 21.11.2009 Пользователь №: 188601 Спасибо сказали: 1683 раза Пол: Мужчина Репутация: 38	Еще одна маленькая похожая натура. (IMG:http://4allforum.com/style_emoticons/default/icon_smile.gif) Прикрепленные файлы 001.jpg ( 382.33 килобайт ) Кол-во скачиваний: 822 002.jpg ( 258.56 килобайт ) Кол-во скачиваний: 662 Спасибо сказали: cigan33, Kostya-spb, евжен

zorro141 Просмотр профиля	14.7.2011, 8:45 Сообщение #411
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 68 Регистрация: 25.10.2010 Пользователь №: 242213 Спасибо сказали: 469 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	От соседей по цеху... Прикрепленные файлы 47e726c87b.jpg ( 44.27 килобайт ) Кол-во скачиваний: 930 108.jpg ( 24.48 килобайт ) Кол-во скачиваний: 731 85966d07a2.jpg ( 32.79 килобайт ) Кол-во скачиваний: 712 c59bac813a.jpg ( 107.6 килобайт ) Кол-во скачиваний: 666 dc8a63d9c4.jpg ( 36.64 килобайт ) Кол-во скачиваний: 778 Спасибо сказали: cigan33, rvd, евжен

vlv Просмотр профиля	14.7.2011, 18:56 Сообщение #412
Ответить автору Новенький Группа: Пользователи Сообщений: 42 Регистрация: 4.11.2009 Пользователь №: 184713 Спасибо сказали: 99 раз Пол: Мужчина Репутация: 5	Еще... Прикрепленные файлы 4.jpg ( 22.78 килобайт ) Кол-во скачиваний: 820 6.jpg ( 27.13 килобайт ) Кол-во скачиваний: 675 corsets081.jpg ( 37.34 килобайт ) Кол-во скачиваний: 650 corsets1802.jpg ( 35.89 килобайт ) Кол-во скачиваний: 593 corsets1806.jpg ( 38.6 килобайт ) Кол-во скачиваний: 697 Спасибо сказали: cigan33, Kostya-spb, евжен, ирина-секси

DeKart Просмотр профиля	14.7.2011, 19:14 Сообщение #413
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Продолжаю. - Если я угадаю правильно, то Вы снимете ту вещь, которая открыта, но закрывает угаданную. Ведь если я знаю про потаённое, то оно уже перестаёт им быть, и его можно сделать открытым. Логично? Она вновь перебросила ноги, при этом замахиваясь несколько выше. Хотя я и опять не был готов к этому, но она сделала это так не спеша, что я разглядел не только кружева, но и краешек трусов. Я становился всё развязнее и развязнее, кажется, всё в этом мире повторяется: - В принципе я согласен. Но только спор какой-то однобокий… - Я поняла, что Вы имеете в виду. В таком случае, если я ошибусь, я сама сниму что-нибудь в наказание. Только я не ошибусь. - Ну, это мы ещё посмотрим, - самоуверенно заявил я. - Смотреть-то буду я, - засмеялась Вера. – Приступим? И так: какая на вас верхняя одежда, я описывать не буду, и так всё видно. А вот под рубашкой, под рубашкой у Вас нижняя бельевая фуфайка с длинным рукавом. Она то и показывает мне, выглядывая из рукава рубашки, что фуфайка на Вас тонкого трикотажа, без на- чёса и цвет её светло-голубой, обычный – бельевой. Ну, как, правильно? - Так нечестно, - протянул я. – В рукав увидала, и называется – угадала. Я вон может быть и сам кое-что увидел и тоже так угадать могу. - Ну и что же ты увидел, - хитро прищурилась Вера, незаметно переходя на «ты». - Ну что под формой на тебе белая нейлоновая рубашка… - Во-первых, ты не угадал насчёт цвета. Она не белая. - Белая, – упрямо повторил я. - Не белая, и я тебе сейчас это докажу. – Она расстегнула ещё одну верхнюю пуговичку и показала кружевной верх сорочки. – Это кружева белые, а сама она – вот, - и, приподняв немного над юбкой рубашку, она показала в щёлку пёстро-зелёную ткань. - Так что снимай, я угадала, а ты нет. И потом, нижнюю фуфайку я видела не только сейчас, но и раньше, когда ты нагибался или приседал, короткая военная рубашка ползёт по спине вверх, если ты этого не знал, и в открывающийся проём я видала не только её, но и кальсоны, вылезающие из-под пояса брюк. Так, что ты носишь не только рубашку от гарнитура, но и кальсоны, полный комплект. Я аж остановился расстёгивать пуговицы на рубашке. Она много раз видела, что я в кальсонах! Но тогда же их видели и девчата! Не только у них ползли рубашки, но и у меня тоже! Как же я не предвидел этого, они всё давно знают и хихикают про себя, обсуждая моё исподнее. - Зато на тебе трусы розовые, - со злостью выдал я. - Опять не угадал, - с её лица не сходила улыбка. – Трусов на мне нет, я с ранней осени в них не хожу. На мне панталоны, а если быть точнее, то трико. Такие длинные обтягивающие панталоны, - она приподняла подол, отчего у меня просто вылезли глаза, - называется трико. Но даже если я сделаю так, – она как-то резко подалась низом туловища вперёд, выползая до пояса из юбки и широко разводя ноги, - то ты всё равно не сможешь сказать, что под ними: колготки или чулки. А если чулки, то как они держатся, есть ли у меня пояс, а вдруг на мне вообще грация или корсет, а лифчика нет. Или есть, но бюстгальтер. Ты знаешь отличие лифчика от бюстгальтера? Она встала и приблизила лицо к моему. - А я вот в точности опишу, как выглядят твои кальсоны. Сверху они на резинке, спереди идет такой как бы кармашек без дна, но с лабиринтом. Это чтобы тебе не надуло, но ты смог бы поссать через него не расстёгивая пояс, а лишь вынув кончик. Твои ноги, - она провела по моим бёдрам ладонями, - плотно обтягивают штанины, а внизу они заканчиваются широкой резинкой-манжетом, как и на конце рукавов. И всё это одного цвета, как и твоя рубашка. И трусов под кальсонами у тебя тоже нет, иначе они бы прощупывались, а так у тебя всё гладко… Глядя мне в глаза и завораживая, как удав кролика, она уже расстёгивала мой пояс. - Не стесняйся, я же тебе всё правильно описала. Какая разница: открыто оно или закрыто, если я знаю какое оно… Вера уже спускала по бёдрам верх брюк, и я, всё также не в силах оторваться от её взгляда покорно поддался, поднимая голени. И мои брюки были отброшены в стороны. - А теперь встань и походи по комнате! От её резкого возгласа я словно очнулся и тут только сообразил, что на мне нет верхней одежды, я в одном белье, да ещё в каком! перед женщиной. - Так нечестно, я раздет, а ты полностью одета. - Ну не совсем полностью, - засмеялась она, - галстука же на мне нет. Но ты прав. И чтобы уровнять шансы, я предлагаю тебе или одеться самому, или раздеть меня. Выбирай. Конечно, я выбрал второе. Вера покорно, как кукла, чем несколько напомнила мне Ленку ночью, позволила делать с ней всё, что мне пришло в голову. Перво-наперво я уселся в кресло и попросил её, сидя на диване, поперекидывать ноги. Она это сделала мастерски: махи её были очень медленны и высоки, я в деталях смог рассмотреть её обтянутые розовым бёдра до самой жопки. Потом она свела ноги, но задрала подолы настолько, что край юбки, рубашки и трико составили одну линию, и тогда, как плотно она ни старалась сжать колени, между ними всё равно виднелись краешки кружевов и трусов, а через плотно натянутую ткань юбки вырисовывались складки белья. Она позволила откинуть её спиной на диван и полазить руками под подолом, трогая всё, что мне заблагорассудится. Потом она встала и, сначала вынув через ширинку моё восставшее хозяйство (чтобы, как она выразилась – я преждевременно не спустил всё в кальсоны), дала мне спустить с себя под юбкой трико. Переступив ногами, она сняла его полностью и погладила меня им по щекам: смотри, какие они мяконькие и нежные – я вся такая. Оставив их у меня в руках, она вновь уселась на диван и повторила перемахивания ногами. Зрелище было ещё более завлекательное. Её коричневые чулочки заканчивались где-то там, у самых ягодичек и поддерживались резинками от пояса. Резинки так восхитительно перерезали пухленькие ягодички, когда она до самой груди поднимала колени, что я почти не смотрел на её место, не менее интересное. Наконец она широко развела ноги и поставила меня перед собой на колени. Я просто не мог оторваться от вида в конце нейлонового туннеля, а Вера сделала ещё более пленительное – она подалась вперёд и накрыла меня с головой подолом. Я впервые ощутил на губах вкус женщины. Я мог бы задохнуться между её ног, но не в силах был оторваться. А Вера вновь отодвинулась от меня, но не надолго. Сбросив юбку, она упала спиной на диван и задрала к поясу рубашку. Я приготовился упасть на неё, расценив это как приглашение, но ошибся, Вера развернула меня на сто восемьдесят градусов над собой, и я вновь оказался лицом перед курчавой щёчкой. И тут я ощутил губы на своей головке, они мягко ласкали меня, высасывая всё без остатка. Чтобы не заорать, и не в силах сдерживать своё желанье, я вновь припал к солёной влаге, ухватившись за задние резинки пояса. А через несколько мгновений, полностью обессиленный, я просто сполз лицом вниз, в ложбинку между задратых ягодиц. Несколько успокоившись, я попытался было посоображать, что же делать с Верой, удовлетворенья она получить не успела. Я это чувствовал, но продолжать был не в силах, кончик мой совсем поник, опустошённый. Но пока я с трудом вращал мозгами, Вера всунула мне что-то в руки. С недоумением я смотрел на гибкую конструкцию, изображавшую двуострый член, только с одной стороны он был толстый, много толще, чем у меня, а с другой – чуть толще моего указательного пальца. - Что это? – с недоумением спросил я. - Что – что, член искусственный, с отпуска привезла, на Привозе у одного хачика купила. Вас, залётных, пока дождёшься, - пошутила она. - Вот и развлекаюсь по вечерам. Давай – работай, а то я отхожу. Толстый конец – для переда, тонкий – для зада, в серёдке гнётся, так что можешь обеими концами сразу работать. Смажь концы вазелином, и поехали. И она, сбросив с себя сорочку, задрала колени к обширному бюстгальтеру. Она ошибалась: разницу между ним и лифчиком я понимаю. Я тщательно смазал, как она сказала, орудие труда и приступил к то ли пилке дров, то ли пробиванию засорившегося унитаза. Но Вере мои телодвижения поочерёдного углубления поршней, похоже, приносили удовлетворение, потому, что скоро она начала елозить у меня под руками, так что я улёгся боком на её живот, завёл сзади руку, взяв в захват задранное левое бедро, и продолжил истязание. Вера крутилась подо мной, тихонько поскуливая. Орать ей не позволяли мысли, что за дверью могут быть девчата, и они всё услышат. Но терпенью всегда приходит конец, она вырвалась и принялась к снаряжению моего уже готового к битве бойца. Нарядив его в доспехи и тщательно смазав по всей длине резину, она, уже по человечески предложила себя. Впервые я был полностью расслабленный, отключившись от сосредоточенной мысли: как бы не пропустить момент, успеть выдернуть. И даже толстый слой резины не помешал мне ощутить того мгновенья, когда вдвоём одновременно вы ловите пик оргазма, как ласковыми судорожными волнами массажирует тебя женщина, а ты вдавливаешься в её глубину, стараясь достать кончиком до самого её сердца. Отдохнув в объятьях друг друга, мы освободились и, взглянув друг на друга, расхохотались. Видок у нас был ещё тот: у меня кальсоны ниже коленей, как у стреноженной лошади, у неё резинки отстегнулись с чулок и болтались, хлопая по голым ляжкам. А чулки были тоже где то ниже коленей, собравшись в гармошку. Одна лямка бюстгальтера вообще оторвалась, и грудь вывалилась из чашки. Мы принялись приводить себя в порядок. Подтянув кальсоны и заправив в них рубашку, я застегнул на Вере новый бюстгальтер, помог прикрепить к поясу чулки, не сразу сообразив, как заходит в проволочную петельку резиновая пупырышка. Наконец, мы были – сама пристойность и готовы выйти в люди. Вера поцеловала меня в щёчку: - Спасибо, давно я не получала такого удовольствия. Теперь надолго разрядки хватит. Ты побудь пока, не выходи из комнаты. Я одна выйду, покручусь среди подчинённых, поспрашиваю их, куда ты пропал. А то они, мерзавки, сразу обо всём догадаются. А минут через пятнадцать и ты появляйся. Угу? - Угу, - ответил я ответным поцелуем. Не посчитайте за грех моё любопытство, но за эти пятнадцать минут, что я был хозяином в комнате, я обшарил её почти всю. Нашёл целую кипу порнокарточек, но рассматривать их было некогда, как ни будь потом, постараюсь свести на них разговор, выпрошу посмотреть. А вот в бельевой шкаф я при ней слазить не сумею. Я гладил висевшие на вешалках разноцветные тонкие сорочки, ночные и нижние, выдвинул целый ящик невесомых кружевных трусиков и поясов, потрогал аккуратно-сложенную стопку длинных. Не удержавшись, развернул одни, кремовые с начёсом, показавшиеся мне просто огромными из-за своей длины и толщины. Я приложил их к себе, они достигали даже моих! колен. Как ни жаль, но нужно уходить от такого богатства. Я осторожно проскользнул в отведённую мне комнату, как будто я всё это время был тут. Но к моей полной неожиданности в ней была уже проснувшаяся после положенного ей отдыха Лена. - Вы были у Неё? – в лоб с порога, как ревнивая жена, устроила она допрос. - У кого: у неё? – начал я «семейную склоку». – И вообще, что ты здесь делаешь? - Да так, ничего, - пожала она плечами. – Жду, чтобы поблагодарить за проведённую ночь. Вы же сказали: завтра поблагодаришь, вот я и пришла. - Ну, так давай, благодари, - мне уже стала надоедать её назойливость. Но она, вместо слов благодарности, расценив сказанное как приглашение, опустилась передо мной на колени, и, как у себя, стала расстёгивать мне пояс. Я просто оторопел от такой наглости. А Ленка, спустив к ступням брюки, бесцеремонно полезла в ширинку кальсон. Со стороны картина была, наверное, впечатляющая: я стою посреди комнаты со спущенными штанами, в одних кальсонах, а передо мной на коленях стоит девица и сосёт головку. Мало того, она одной рукой стала дрочить кожу на постепенно наливавшемся члене, так второй рукой, задрав к поясу юбку, полезла себе в трусы. Сверху мне было прекрасно видно, как трусы спереди оттопыривались и обжимали руку, методично двигавшуюся внизу живота. Вот она остановилась на мгновенье и ушла туда ещё глубже, загибаясь куда-то между ног. Похоже, она ввела в себя палец, или пальцы… Я смотрел, как стали мелко дрожать её напряжённые бедра, как она стала входить в раж, обсасывая, облизывая, до самого основания погружая в рот член. От такой картины я тоже стал входить в транс, мозги мои затуманились, и я излил. Излил в её рот, Лена не дала упасть ни капли. Она приподнялась передо мной и обвила за шею руками. - Сегодня к тебе придёт Маша, мы составили график, - услышал я её жаркий шёпот. – К сожаленью, по нему моя очередь прошла. Мне очень жаль этого, так хотелось быть с тобой рядом постоянно, но я не жадная. Девочкам тоже нужна радость, ты им не отказывай, пожалуйста. Ты добрый, я знаю. Я немножко ревную, но я стерплю, я и в этом нахожу своё счастье, даже когда ты был с Ней. Прощай. И она приникла ко мне. Губы были испачканы спермой, она текла струйкой из их уголка к подбородку, мне было брезгливо, но я не смог оттолкнуть Лену. - Прощай, - повторила она, и быстро заправившись, выскользнула из комнаты. Вечером, когда я, помывшись, пришёл к себе в комнату, в постели лежала Маша. Я спокойно, при ней, снял брюки, аккуратно развесил одежду на стуле, выключил свет и заскользнул к ней под одеяло… Так прошёл остаток недели. Девочки были умны и понимали, что их много, а я один. Каждой я посвятил один день, после обеда она приходила ко мне в комнату, и мы вытворяли на что у нас хватало разврата и фантазии. А вечером мы мылись вместе под душем и ложились в постель, уже без чудачеств, со спокойной любовью – утром нужно было вставать. Перед отбоем оставшиеся девочки не выходили из красного уголка, тактично давая нам возможность пораньше улечься. Спасибо сказали: евжен

DeKart Просмотр профиля	14.7.2011, 19:21 Сообщение #414
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Как я и планировал, в пятницу вечером я закончил опробование стойки, и Вера подписала акт о принятии работ. Мне не помешали эти все неожиданные отрывы на девочек и хронический недосып. В субботу я встал часов в десять, имея полное моральное право наконец-то отдохнуть от трудов праведных и отоспаться. Машина, на которой я должен был вернуться назад в полк, должна была придти часам к одиннадцати. Минимум час на разгрузку продуктов, ещё там чего должны были привезти, так что у меня была ещё куча времени. Я не спеша умылся, побрился, позавтракал и собрался. А чего мне было собираться – бритва и щётка зубная, даже смены одежды никакой, грязный, как чёрт. А девочки, похоже, уже заканчивали стираться – под окном Люда и Маша развешивали на верёвки постиранное. Суббота – парко-хозяйственный день. В полушубках, но без рукавичек они встряхивали бельё и прищепляли к верёвкам. Мокрые пальчики быстро мёрзли, и работа не спорилась, приходилось то и дело прятать их в карманы. Я постучал в стекло, девушки обернулись и приветливо помахали мне ручками, а я знаками, засунув ладони в штаны, дал им понять, где лучше погреться. Девочки вначале захихикали, а потом Маша, быстро развернувшись, нагнулась и закинула подолы на спину. Это, мол, тебе за такое предложение. Людка вообще покатилась со смеху и хлопнула её по выпяченной заднице. Больно, конечно не было, на Маше были надеты вторые штанишки, толщиной с сантиметр, да и Люда хлопнула легонько, шутя. Но Маша накинулась на неё, с такой же шутливой, вознёй. Людка, не ожидая такого, хлопнулась в сугроб. Началась куча-мала, мелькали задранные ноги, появлялись и исчезали под подолами штанишки. Всё закончилось тем, что Маша всё же сумела оседлать Люду, задрала её полушубок и юбку и нахлопала, но уже по голой, попке, приспустив с неё трусы. На этом девочки успокоились, но представление для меня не закончилось, Люде пришлось заправляться. Расстегнув полушубок и задрав сарафан, она подтянула к поясу вначале нижние, а потом уже и верхние трусики. Я был доволен и гоготал во всё горло. Во-первых, было весело, а во-вторых, я ещё не видел на девочках их толстеньких штанишек, они ходили в них только на улице, а в постель ко мне попадали в обычных, тонких. А эти прохиндейки, пошептались о чём-то, хихикая и хитро поглядывая на меня, и принялись за дело. Вывесив на дальних рядах простыни и наволочки, они принялись за нижнее бельё. Демонстративно встряхивая его на моих глазах, развесили так, что у меня просто глаза разбегались от такого пёстрого обилия. Трусов вообще вывесили целый ряд специально перед окном. Показали языки и ушли, задравши хвосты. Когда они ввалились в помещение, раскрасневшиеся от мороза, я встретил их на пороге словами: - Что же меня не позвали? Я бы помог вам бельишко поразвешивать. - А мы гладить позовём, - не остались в долгу девочки. - Разве что на вас, - сграбастал я обеих в объятия. Смущённо хихикая, они стали вырываться, но я видел, что они не против продолжить возню и дальше, но только в более интимной обстановке. - Сейчас мы с тобой разберёмся, только полушубки снимем, а то нам в них не ловко, - пообещали они. Боясь, что они снимут вместе с полушубками и тёплую поддёвку, а мне так хотелось его пощупать, я стал их подначивать: - Знаю я вас, убежите, потом не найдёшь! Пошли ко мне, там свои полушубки снимете. Посмотрим: кто кого. Ну, что, испугались? - Кто? Мы?! – возмутились девчонки. – А ну, пошли. Да мы тебя в бараний рог… В бараний – не бараний. Но мне действительно досталось не мало. Устроив кучу-малу на разброшенных на полу полушубках, и вдоволь навозившись, в результате чего я перещупал их обеих за все возможные и невозможные места, успев слазить к ним и в штанишки, и за пазуху, в конце я, немного поддавшись, всё же они – девочки, оказался разложенным на полу. Люда держала меня за ноги, а Маша уселась мне на грудь и упёрлась в раскинутые руки. - Ну, что? Проиграл? - У-у, - не согласился я. Разве мог я проиграть! Прямо перед лицом находилось то, ради чего я и затеял эту возню. Толстые, ярко-голубые штанишки шли почти от коленей и пропадали там, под натянувшимся, и так коротком, сарафаном, задравшимся настолько, что полностью открывал ромбиковую вставочку, обнимавшую низ живота. Люда раскинула ноги по обеим сторонам моей груди, будто готовилась принять меня в себя. Расстёгнутый на все пуговицы ворот сарафана открывал её прелести, ходуном ходящие под сорочкой. И толстый лифчик не мог удержат их взволнованного колыхания. Она поняла, куда направлены мои взгляды, поняла, что игра игрой, но надо же и меру знать. Почти безо всякого усилия я свёл закинутые за голову руки и провёл ими по плотно обтянутым и напряжённым бёдрам. Люда попыталась отстраниться. Но я завёл руки ей под подол, обнимая за попку и подтягивая к себе. Люда промежностью уткнулась мне в подбородок. А я потянул вниз за резинки её штанишков, обнажая попку. Толстый комок одежды оказался перед моим лицом, закрывая весь вид. - Людк, - раздался восторженный возглас Маши, - а у него о-го-го! Обернувшись к нам и увидев перед собой выставленную к ней голую задницу, половинки которой растягивали мои ладони, а пальцы уже трогали одновременно все её отверстия, она только и смогла добавить растерянно: - О-го-го… Почти без труда выскользнув из-под них, я повалил обоих рядышком друг с другом на полушубки. Девки не знали, что им делать. Каждая уже была со мной, принимала меня по несколько раз. Каждая знала это. Но вместе! А я управлялся во всю. Мне нужно было торопиться, через полчаса за мной могла придти машина, и конец этому райскому блаженству! Я, как солдат, уходящий на фронт и заваливающий свою бабу на телеге, тут же, при всех, может быть в последний раз. Через минуту они были уже не только без сарафанов, но и сорочек. Вытянув им руки за голову, отчего тела их вытянулись в струнку, я прошептал: - Лежите так, я победитель. Девушки закрыли глаза, чтобы не видеть друг друга, не стесняться друг друга и покорились. Я ласково гладил их по внутренним частям предплечий, по пушку под мышкам, постепенно переходя вниз. Они слегка приподняли туловища, давая мне возможность побыстрее справиться с пуговками на лифчиках, и вот их заострившиеся от желания соски затрепетали на моих губах. Губы спускались всё ниже и ниже по мягкому, податливому животу, по вздрагивающим от щекотки бокам. Вот я коснулся уже обнажённой писи Люды. Я побыстрее стянул её, уже бесформенное, бельё и принялся освобождать от последнего Машу. Та была ещё, более-менее, пристойна. Я гладил её по толстым штанишкам, по двойному слою чулок. Потянул верхние вместе с шерстяными чулочками и занырнул в штанинку через лопнувшую под моей рукой нижнюю резинку. Освободившись от этого тугого препятствия, штанинка оказалась неожиданно широкой, легко растягивалась, и моя ладонь без затруднений утонула в её густых волосах. Там было жарко и мокро от пота и желания. Погладив внутри штанинки через чулок внутреннюю часть её бедра, я избавил Машу от последнего. Перед моими глазами лежали две богини, … или наложницы в гареме, готовые принять своего Господина. Принять одновременно. Но это они были готовы одновременно. Я же был способен удовлетворить вначале только одну, и я не знал с которой начать. И я решил правильно, начал с обеих. Я ввёл им пальцы. Правой рукой в Машу, левой – в Люду. Вставив им, насколько смог, по три пальца в отверстия, большим я стал тереть по плотненьким, быстро набухающим шарикам, которые, как я уже знал, наиболее способны принять мою ласку. Девочки только постанывали от удовольствия. Но каждая была по-своему: Маша старалась руками как можно шире разодрать себе ноги, а Люда, наоборот, свела подтянутые к груди колени и одной ладошкой гладила себе груди, а второй – попку. Но вот одна, а потом другая напряглись, задрожали мелкой дрожью и, вздрогнув в последний раз, расслабились. Полежав несколько секунд без движений, они словно по команде, одновременно, открыли глаза и взглянули друг на друга, засмущались и, не сговариваясь, набросились на меня. Я впервые узнал, как сильна удовлетворённая женщина, буквально через несколько секунд я лежал уже без брюк. Да я, собственно, и не сопротивлялся. Откинувшись, я отдался на волю всевышнего. Приспустив к ступням кальсоны, и раскинув в стороны мои задранные колени, они принялись за парня. Повернувшись ко мне задом, они буквально уткнулись в него лицами, чего то там шепча друг другу и хихикая. Мне не было видно, что они там творили, я только ощущал одновременно толпу рук во всех уголках своего низа. Зато перед моим взглядом предстало две восхитительные попки. Стоя на коленях, девочки так их выпятили, что выставили наружу всё, что только можно, и я не примянул этим воспользоваться. Я гладил их по ягодичкам, щекотал им задние отверстия, на что тут же сам получил нежные, но в то же время сильные надавливания пальчиком. Это было настолько неожиданно, что первым желанием было зажаться, но в то же время столь приятным, что вместо этого я подался вниз и буквально наделся на палец. Мне было немножко больно, щекотно, а, главное, возбуждающе. Одна ладошка ласкала меня изнутри, вторая, плотно зажав, двигала кожу, третья гладила по животу, четвёртая попку. Одни губы бродили по внутренней части бёдер, вторые ласкали головку. Я был на седьмом небе! Во мне поднималась волна, на которой я мог взлететь ещё выше. Эта волна приподняла меня, согнула, и я впился зубами в, не знаю чью, попку. Только так я смог удержать в себе вопль, просящий о пощаде. С минуту я не мог ничего соображать, а когда немного пришёл в себя, увидел две хитрых мордашки, перемазанных липким и блестящим. У Маши текло изо рта, а Люда смахнула длинным языком подтёк со щеки, выдала: - А Ленка-то была права, вкуснятина необыкновенная. Пока мы были возбуждены, всё воспринималось естественно. Но, опустошившись, мы как-то застеснялись происходящего, и на мои попытки продолжить возню, девочки быстро засобирались. Обтеревшись Машиными штанишками, всё равно, как она сказала, в стирку предназначены, мы быстренько оделись. В последний раз, с сожалением, с моих глаз скрылись прелестные киски, а потом и сами трусики под упавшими на бёдра подолами. На прощанье блеснув из-под сарафанов штанишками, собирая раскиданные по полу полушубки, девушки исчезли. Ну, вот и всё, - подумал я. – Чой-то я тут делаю? Кино-то уже кончилось. А машины, кстати, всё нет. А уже двенадцать! Я пошёл к Вере. Та уже, оказывается, звонила в полк. Машина вышла ещё утром и, по-теории, должна была уже быть. Вера пошла вновь звонить, и тут выяснилось, что старший дозвонился из какого-то села, что машина сломалась в дороге, и за ней выслали тягач. А на объект будет направлена другая, но только завтра утром. Потому, что сломавшуюся ещё не притащили, с неё ещё нужно будет всё перегрузить, и что на это всё, с учётом, что новой нужно будет ещё доехать до объекта и вернуться в полк, на всё сегодня не хватит времени. Так, что у меня выходной до завтра, сиди и жди, когда за тобой приедут. Когда про это всё узнали девчонки, такое началось. Вопли и визг стоял громче того, что они подняли, когда я, впервые, застал их за зарядкой. Но вопли радости. Они буквально насели на Веру с просьбой, да что там просьбой, просто требованием, сказать больше – ультиматумом, чтобы та разрешила устроить прощальный ужин. Так сказать, «банкет по поводу успешно завершённого строительства и отъезда подрядчика». И Вера Николаевна сдалась. Только потребовала, чтобы всё запланированное на сегодня было закончено. И тут вновь началось! Вы когда ни будь видели развороченный муравейник. Девки бегали быстрее! Они тут же распределили обязанности: кто будет доубирать помещения, кто достирывать, кто готовить пирог, кто резать отбивные. Я сунулся помогать одной, другой. Но меня все гнали, то ли считая, что я больше буду мешать, чем помогать, то ли жалея меня и не нагружая работой, я, вроде бы, как именинник. А Райка, когда я сунулся помочь ей почистить картошку, просто сказала: - Иди ты в баню! Хм, пойду-ка я действительно в баню. Там Ольга одна стирает, может хоть она не откажет, одна она там загнётся. Когда я ввалился в моечную, там раком над тазиком, Ольга наяривала чью-то сорочку. В моечной была духота, и Ольга разделась до трусов, влажных от брызг и пота. Намокнув, они облепили её и почти совсем просвечивались. Прилипнув к попке, они были светло-розовые, а снизу, где и положено, почти чёрные. Я не удержался и провёл там ладошкой. Увлечённая Ольга не видела меня, и когда почувствовала у себя на писе чью-то руку, взвизгнула и чуть не огрела меня мокрой рубахой. - А, это ты? – вовремя удержалась она. По всему было видно, что такая шутка от меня пришлась ей по душе. То ли бы было, если бы это сделала кто-то из девчонок. - Тебе помочь не надо? – спросил я. – А то меня все гонят. - Помочь? – на её лице было просто написано, что она не прочь, что надо, но только другое, но долг переборол своё. – Да помоги, если хочешь. Вон пара тазиков уже прополоснутого. Пойди развесь. Я понял, что не подумал, во что влез, но деваться было некуда. Я подхватил оба тазика, оделся и пошёл на улицу. Один тазик был полон чулок, а второй, как я понял, с Вериными вещами, они были чисто гражданскими. Развешивая их на верёвке, я перед этим встряхивал, расправляя, и при этом рассмотрел в подробностях каждую принадлежность. Тут было всё, начиная от длинной ночнушки, которую я уже видел из под её халата в то первое утро, кончая тем несчастным бюстгальтером, но лямка у него была уже пришита. Я встряхивал слипающиеся нейлоновые сорочки, кружева которых так меня притягивали, расправлял трико, которых, действительно, оказалось ровно семь, по числу дней недели, и каждое было своего цвета, начиная от простого белого, кончая теми, розовыми. Были даже в сине-красный горошек, таких я никогда и не видел, у мамы были однотонные, а на девочках – сами знаете. Я как раз расправлял кремовые, с начёсом, когда, зачем-то обернувшись, я увидел в ближайшем ко мне окне Веру. Оказывается, я был под её окном, и она всё это время наблюдала за мной! Я покраснел до корней волос и возбудился необычайно! А она помахала мне ручкой и послала воздушный поцелуй. Мне ничего не оставалось сделать, как только демонстративно встряхнуть обширнейший зимний пояс для чулок и защёлкнуть последнюю прищепку. - А у тебя ничего получается, муж будет хозяйственный, - пошутила она, встретив меня в коридоре. Хорошо, что я был с мороза, и это скрыло мою пунцовость. - Ну, ничего, я поблагодарю тебя за заботу, - «обнадёжила» она меня и скрылась на кухне, откуда уже доносились обворожительные ароматы. Часам к шести всё было закончено. Всё блестело чистотой, блюда ожидали своей доли в кастрюльках и тарелках, плита была вымыта, и девушки с чистой душой толпой отправились в баню за чистым телом. Я сидел в своей комнате и дожидался своей очереди, когда в комнату, постучав, вошла Лена. Сегодня была её очередь идти в наряд, она проспала всю эту гонку. Вернее пыталась поспать, потому что в таком рёве, какой устроили сегодня девочки, заснуть было просто невозможно. - Роман Викторович, (она единственная из девчонок продолжала называть меня по имени-отчеству и на Вы, за исключением того раза, когда она прошептала мне на ухо – «ты»). Роман Викторович, Вас девочки приглашают помыться. - А что, они уже? Так быстро? – удивился я. - Нет, они ещё там. Но они Вас зовут, - как-то неопределённо ответила она и ушла. Я пожал плечами и отправился в баню. Когда я вошёл в раздевалку, на лавках лежали девичьи вещи, ровно четыре комплекта! - Не понял, - сказал я стоящей тут же Лене. – Они что, ещё там? - Я же сказала, что там! – разозлённо ответила Лена. – И они приглашают Вас мыться. Как они сказали, что бы времени не терять и не затягивать вечер. Чего Вы застеснялись, как маленький мальчик, ведь мылись уже с каждой. С каждой! С каждой я мылся отдельно, а тут со всеми вместе. Как-то неуютно. Хотя? Днём-то…! И я стал стаскивать брюки. Лена стояла надо мной и смотрела на мой стриптиз: - Давайте бельё, я постираю. Ещё чего, не хватало, чтобы она мои вещи стирала. - Да давайте, не жмитесь, мне совсем не трудно и не противно. Спасибо за откровенность. - Да у меня и смены нет, - пожал я плечами и отправился в моечную. Девчата меня встретили радостными воплями: - Ура, наш султан пришёл! Я впервые видел столько обнажённых девичьих тел сразу. И даже немного застеснялся быть перед такой толпой голым. Но они мне не дали и мгновенья на размышленье. Толпой налетели на меня и потащили на лавку. -Усаживайся, о царь наш, твои верные рабыни вымоют тебя! С визгами, хихиканьями через несколько секунд у меня не было места, где не было пены, по-моему, они засунули мне мыло даже в задницу. Они не давали мне сделать самостоятельно ни одного движения, все мои попытки шевельнуться не так, как они хотели, пресекались на месте. Да такой толпой они бы меня изнасиловали в пару секунд, и я бы не пикнул. Попробуйте справиться с такой оравой. С полчаса они измывались надо мной: мылили, тёрли, массажировали, обмывали, опять мылили… К концу я был в полной расслабленности и неге, со мной справилась бы и первоклассница, а в конце я и не заметил, как оказался на спине. Чтобы я не упал с лавки, меня поддерживали заботливые девичьи руки и такие же, не менее заботливые, и не менее шаловливые, ручки принялись за отдельную баньку. «Ему» устроили то же, что и всему телу. - Лежи спокойно, Рома, расслабься, - шепнула мне на ухо Людка. – Остальные знают про дневной общак, и тоже хотят поучаствовать в этом. Я уже рассказывал про две пары рук и губ, а теперь представьте, если их в два раза больше! Такого, скорее всего, не испытывал ни один мужик со времён царя Соломона. Да они просто вывернули меня наизнанку! Не прекращая это дурацкое девичье хихиканье, они оставили меня, растерзанного, на лавке, ополоснулись и исчезли из бани. - Приходи скорее в себя, Ромочка, мы ждём тебя, - донеслось до меня на прощанье. Когда я, наконец, сумел выползти вслед за ними, девчат уже не было, только Лена подметала полы. Я уселся на лавку сойти паром - А чего ты сама то не моешься? Лена перестала махать веником, чтобы не поднимать пыль. - А мне нельзя париться, я завтра после дежурства в душе помоюсь. - Почему нельзя-то, болеешь что ли? – поинтересовался я. - Ага, болею, менструация у меня сегодня началась, - простодушно ответила она. - А-а, - глупо протянул я, - это хорошо. Пронесло, – вспомнилась мне моя оплошность. - Пронесло, - вздохнула Лена. - Оденьтесь, а то простудитесь, распаренный, - посоветовала она. - Сейчас, подсохну немного, - и потянулся за одеждой. К моему удивлению, моего белья не было, но сверху лежали женские вещи. - А где моё? - зловеще протянул я, приподняв за краешек длинные трусы. - В тазике, вместе с девочкиными. - Ты это специально, - взорвался я, - заподлянку делаешь! Ревнуха чёртова. Что ты себе позволяешь? Принеси мои вещи сейчас же! - И ничего я не специально, - устало вздохнула Лена. – У нас такой закон, все помоются, переодеваются в чистое и уходят. А дежурная ночью стирает, чтобы потом вещи неделю грязными не валялись. Вот я собрала всё, и Ваше заодно. А эти принесла, чтобы было что надеть, не голым же Вам ходить. - Да я лучше голым останусь, чем надену женское. Да меня девчата изведут за вечер. Принеси сейчас же моё. Переживу как ни будь ночь в грязном, а завтра дома переоденусь. - Поздно, я уже всё замочила. Простирну сейчас, к утру всё и высохнет, я Ваши вещи на трубах разбросаю. А девочки не изведут, они и понятия не имеют, что у Вас запасных кальсон нет, их уже здесь не было, когда я всё принесла. И насчёт ревнивицы Вы зря, ничего я не ревную. Какое моё дело, что вы там толпой вытворяли. Что я Вам – жена? - Да, ты хуже жены. На Веру Николаевну вон как пёрла, что она во все дырки лезет, а сама… - Устала я от Вас, Роман Викторович. От Вашего ханжества. Чем Вам бельё не нравится? Всё новое, никто ещё ни разу не надевал, всё со склада, я сама оттуда брала. И даже размеры старалась подобрать: сорочку пошире и покороче, а панталоны, наоборот подлиннее. И вообще, давайте одевайтесь скорее, мне ещё стирать надо. - Ну, так иди и стирай, чего тут расселась. - А мне чулки ниткой к панталонам нужно будет прихватить, пуговички я пришивать не стала, возни-то на один вечер. - Сам прихвачу, - буркнул я, сдаваясь. С такой пиявкой лучше не связывать- ся, всё равно не отцепится. Упрямая, как корова. - Ну, сам, так сам, - вздохнула Лена. – Вот иголка с ниткой. А я пошла. Дождавшись, когда она исчезнет, не при ней же чулки натягивать, я принялся облачаться. Чулки, вопреки моему ожиданию, оказались почти, что в пору, Ленка выбрала самые, что ни на есть, большие. Да и трусы были свободны, на женскую задницу! Я кое-как прихватил спереди ниткой чулки к штанинам, а сзади всё никак не получалось. Мне бы, дураку, снять их и пришить, а я крутился, как собака за своим хвостом. - Давайте я помогу, - раздался сзади тихий голос. Я аж подпрыгнул. Но поздно, в дверях стояла Ленка. А я перед ней в этих дурацкий трусах! Но она, не обращая особенного внимания, или не подавая виду, отобрала у меня иголку, засунула мне в трусы руку, чтобы не наколоть ненароком, и в две секунды прихватила сзади двумя стежками. Уже сама, не дожидаясь, пока я соизволю, она взяла сорочку, натянула её на меня и заправила в трусы. - Ну, вот, почти как майка, а Вы одеваться не хотели. Лена оценивающе оглядела меня: - Теперь птенчика не застудите, - и, удовлетворённая, ушла достирывать. Если бы мне только что не спустили по полной программе, я бы сдрочил тут же, честное слово. Такой комплект на мне, одни штанишки чего стоят, это вам не короткие трусики, тут есть где рукам разгуляться! Но меня ждали за столом. Я быстро натянул форму, прикинул, что под ней ничего собственно и не видно и отправился в столовую. Весь персонал в парадной форме, только Вера Николаевна в гражданском платье, дожидался меня за столом. - Ну, где ты так долго, Ромочка? – послышались возгласы. – Ленка не отпускала? Усаживайся поскорее, мы ждать устали. Я устроился рядом с Верой на предложенном стуле и попросил: - А давайте, действительно, Лену подождём. А то как-то нечестно получится, как будто она чужая. Девчонки было завозмущались, но Люда сказала: - Рома прав, я сейчас за ней схожу. Они появились буквально через пару минут. Лена своим видом не вписывалась в нашу компанию: в рабочем сарафане, вся растрёпанная, руки мокрые и красные от стирки, но она была довольна до соплей. Наверное, Людка рассказала, кто позаботился о том, чтобы она тоже оказалась за праздничным столом. Она уселась напротив меня, и тут я заметил, что она обменялась взглядами с Верой, та словно спросила что-то, а Ленка в ответ утвердительно опустила веки. Я, вначале, не придал этому значения, но когда тут же Вера слегка повернулась ко мне, чтобы скосить глаза на мои бёдра, на которых просто выпиралась через штаны толстая ступенька, где кончались штанины трусов, я понял, о чём они переговорились. Ключи то складов только у Веры! Я вначале было напрягся, а потом расслабился: а, наплевать! Праздник продолжался! За полчаса мы налупились так, что больше просто кусок в рот не лез, и началось веселье. Шутки сыпались одна за другой, девочки спели несколько песен. Потом они притащили из красного уголка проигрыватель и поставили музыку. От меня потребовали танцы. Пришлось танцевать со всеми по очереди, хотя если честно, я бы танцевал всё время с Верой. В отличие от девочек в ней была женственность. Те, хоть и поснимали свои парадные кителя, но, всё равно, через жёсткую форму не чувствовалось, что в моих руках молоденькая девушка. А Вера была просто сама обворожительность, через тонкий трикотаж просто струилось мягкое зовущее тело, манило шёлковое бельё, скользящее под платьем. Я самопроизвольно прижал поплотнее Веру, чтобы чувствовать её податливый живот, а она шепнула мне на ушко - Все улягутся, приходи ко мне, у меня есть бутылочка вина, посидим на прощание. Я скосил на девок глаза – не услышал ли кто? – и опустил в согласии веки. Через пару танцев, чтобы это не выглядело явно, Вера объявила: - Всё, девочки, всё, танцы закончились, пора спать. В ответ раздались недовольные возгласы, что, мол, ещё рано, ещё хоть полчасика. Но Вера, имея за душой стимул, была непреклонна: - Уже поздно, и так уже больше часа пересидели. Не забывайте, завтра подъём как положено. Всем спать, а то вам дай волю – до утра тут резвиться будете. - Вера Николаевна, ну последний танец, белый. - Белый! Вас толпа, а Роман Викторович один. Вы его уже загоняли, пожалели бы. Но тут, девочки пошептались о чём-то, хихикая и хитро взглядывая на нас, и Райка объявила: - Специально для единственного мужчины среди нас – танец маленьких леблядей! - Чего?! – не поняла Вера. - Извиняюсь, лебедей. Девочки убежали из столовой, и минут десять их не было, то ли репетировались, то ли ещё для чего-то. И тут с визгом в столовую влетела шеренга девочек. Лебедей-лебедей! Это был какой то винегрет из, действительно, танца маленьких лебедят и канкана. Вернее, девочки напевали «па-па-паа», а сами подбрасывали ноги, не хуже танцовщиц из борделя. Конечно, каждая была во что горазда, репетиций у них не было, но какая то слаженность просматривалась, чувствовался военный строй! Мы с Верой укатывались со смеху, глядя на этот кордебалет. Это была шутка, и приличия было мало: ноги подбрасывались как можно выше, открывая их до самого животика, а в конце, вообще они повернулись к нам задом, закинули юбки на спины и нагнулись до пола, замерев на несколько секунд. Гром аплодисментов был им наградой! Ещё бы, вид попок был бесподобен, девочки под парадку, потаясь от Веры (та бы не разрешила нарушить зимнюю форму!), надели летнее бельё: чулочки крепились к резинкам поясков, а поверх были надеты трусики, напоминающие мне купальные, которые я видел на фотографиях моей мамы, когда она ещё молоденькой девушкой была на Чёрном море. И только Лена была всё в тех же штанишках, но и её вид был не хуже, а с моей точки зрения может даже и лучше! Не зря же канкан придумали, когда появились панталоны, и вышел из моды с их исчезновением. Наверное, это было эффектное зрелище: задранные длинные подолы, а под ними… пышные юбки и в кружевах до колен штаны,… а из этой белой пены вылетают стройные ножки в чёрных чулках…! Сравнится с этой картиной, которую я быстро представил, смогло бы, если девочки выбежали вообще без трусиков! Но им, к сожалению, это не пришло в голову, а, может, кому и пришло, но застеснялись. А жаль! Воистину канкан предназначен, чтобы дамы могли «прилично» показать зрителю две крайности: или «трусики» с рюшами на коленях или голенькую писю… - Ну, девки! Ну, я вам припомню! – несколько смущённо крутила головой Вера. – Я вам устрою – леблядей! Из строевых вылезать не будете. – Но, по всему было видно, что она тоже довольна. - Пока, Ромочка! Спокойной ночи, Ромочка! - и девочки, помахав мне ручками, выпорхнули. - Лена, ты собери со стола, пожалуйста, всё, что ещё можно будет есть, и что может испортиться. А остальное завтра доуберём, - попросила Вера. - Не волнуйтесь, Вера Николаевна, я всё сделаю. Идите отдыхайте. – И она принялась сгребать остатки пиршества. Когда я вышел в коридор, там во всю сновали девчонки, кто в чём, кто в одной сорочке, а кто, наоборот, без неё, но в трусиках, обнимающих животик выше пупка. А Райка, вообще, выглянула из спального помещения помахать мне ручкой в одних чулочках и широченном поясе на талии. Спасибо сказали: евжен

DeKart Просмотр профиля	14.7.2011, 19:25 Сообщение #415
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Я прошёл к себе, подождал с десяток минут и осторожно выглянул в коридор. Вокруг была тишина, только из столовой доносился звон тарелок, там во всю шуровала Лена. Тихонько, на цыпочках, я пробрался к комнате Веры и осторожно толкнул дверь. Она поддалась, не запертая, и за порогом я тут же попал в сладкие объятия. Наши руки утопали в волосах, а губы бродили, не в силах оторваться друг от друга. Наконец Вера вырвалась и прохрипела: - Давай присядем, я уже всё приготовила. Мы уселись на диван перед импровизированным столиком, выпили по рюмочке сладкого вина и вновь целовались. Рюмка вина – и снова жаркие объятия. С волос и лица ладони уже перешли на плечи, проведя по её налитой груди, я расстегнул ворот платья и занырнул в него. Я гладил по мягкому плечу, перечёркнутому бретелькой лифчика и кружевами комбинации, потянул их вниз, оголяя плечо, и вот моя рука уже в чашечках податливого, шёлкового лифчика. Вера освободила груди и потянула к ним мою голову. Я припал губами к заострённому соску, а ладонь моя уже была на бедре Веры. Подол двигался вместе с рукой, скользя по нескольким слоям шёлка. Через тонкий трикотаж я чувствовал всё: и трусики и упругие резинки пояса, только то место, которое тянуло меня, было так далеко. Тогда я занырнул внутрь. Погладив округлое колено, плотно обтянутое ажурным, и от того шершавым чулком, ладошка скользнула верх, пройдясь по прохладному нейлону трусиков, падающих свободными волнами на бёдра, она достигла того, что искала. Вера раскрыла ноги, давая возможность пальчикам утонуть в её податливой глубине. Нейлон скользил уже внутри писи, набирая в себя горячую влагу. Через не по-зимнему тонкую ткань прощупывался буквально каждый волосок. Я потянул вверх мешавшее мне платье, послышался треск, посыпались искры, статика от такого обилия синтетики была необыкновенная. В комнате даже стало светлее, но ещё ярче засверкали нейлоновые трусики, когда я сдвинул к животу комбинацию. Какого-то ядовито-малинового, флуоресцентного света, они буквально светились в полумраке и вырисовывая низ живота и ноги до самых коленей. Они были словно предназначены для этого, манили к себе, требовали, чтобы их трогали, гладили, а при этом, гладили и то, что скрывалось под тончайшей материей. Увлечённый ими, я не заметил, что уже и сам наполовину обнажён. Рубашка моя была распахнута по всей длине, а ладошка Веры уже вовсю шуровала в моих расстёгнутых брюках. Я совсем забыл про своё бельё! Но предпринимать что либо уже было поздно, её рука уже забиралась по штанине так глубоко, что касалась края трусиков, и даже чулка. А Вера уже тянула с меня брюки, оставляя в этом шутовском облачении! Чтобы разрядить этот возникающий во мне дискомфорт, как-то оправдаться, я произнёс: - Красивое у тебя бельё, не то, что у меня. Вера, уже стащив с меня и верхнюю рубашку, приостановилась. - Почему? У тебя тоже ничего, только оно обычное. А я просто специально для тебя принарядилась, сегодня же моя очередь! И я люблю красивое бельё, наверное, как и каждая женщина. У меня много чего есть, хочешь, я тебе его покажу? Это будет очень даже увлекательно, словно я манекенщица. Как будто я смог бы отказаться от такого представления! Я только и смог, что кивнуть, облизнув мгновенно пересохшие губы. - Но только с одним условием, ты будешь сидеть на диване, не прикасаясь ко мне. Как зритель. Обещаешь? - Конечно, - самоуверенно ответил я. - А я тебе не верю! – заявила Вера. – Хочешь игру: я тебя свяжу и тогда спокойно устрою представление. А ты будешь, как та лиса возле винограда. И я поддался на провокацию. Она очень ловко, я даже и не ожидал от неё такой прыти, схватила тонким шпагатом в один узел мои запястья и ступни. Я сидел ягодицами на голенях и не мог сдвинуться с места. Я пошевелил запястьями, они были словно в тисках, при всём моём желании я не мог освободиться. Я был полностью во власти этой женщины! А она уже шла ко мне с ножницами! - Ты что? - Испугался я, – развяжи меня сейчас же! - Не бойся, глупенький, - приблизила она ко мне лицо, на котором выступало что-то такое дьявольское, от чего у меня просто сжалось в паху. Вера была похожа на прекрасную до отвращения царицу из древности, кастрирующую и отрубающую головы надоевшим ей мужьям. – Я не сделаю тебе ничего больного, а если вдруг и сделаю, то так, что тебе будет приятно. Бёдра мои напряглись, где от позы, где от неизвестности. Трусы просто впились резинками в бёдра, всё-таки у девочек они были поуже, чем у меня.. Вера поводила кончиком пальчика по моей выпячивающей через трикотаж головке, и когда я уже почти был готов измазать его изнутри, она надрезала ножницами по шву маленькую дырочку и, ухватившись за неё руками, резко рванула в стороны. Ткань с треском расползлась, открывая мою промежность. Головка освободилась от обнимающего раздражения, и сперма, уже готовая было вдарить фонтаном, отхлынула назад. Только на кончике заголившейся головки осталась висеть капелька липкой жидкости. Вера наклонилась и слизнула её. - Какой ты вкусненький, а сейчас будешь ещё вкуснее. Она взяла с тарелки немного варенья и измазала член до самого низа. - Жалко, ос нет, – пошутила она. – Но я буду не хуже. И она съела всё! Где обсасывая, где облизывая. Несколько раз во мне опять поднималась волна, но Вера словно чувствовала и в последнее мгновенье отрывалась от «десерта», и я всё никак не мог получить освобожденья. Посчитав, что я достаточно чист, она, так сказать, начала меня приводить в более освобождённое состояние. Взяв какую то палку с кольцами на концах, она привязала к ним мои колени, отчего я стал просто раскоряченным. Потом она свалила меня на спину и разодрала ещё больше трусы, открывая промежность от края чулок до самого живота. Моё восставшее и требующее разрядки хозяйство освободилось от последнего раздражающего воздействия и просто не знало, что ему делать, пока Вера на моих глазах облачалось то в одно, то в другое одеяние. Она сдержала своё слово, целых полчаса она примеряла на моих глазах почти всё, что у неё было в бельевом отделении. Всё, начиная от тёплого, на поролоне, бюстгальтера, обнимающего грудь до солнечного сплетения, и кончая полностью прозрачными трусиками, состоящими из одного крохотного лоскуточка спереди. Даже сзади у них была только тоненькая, почти неразличимая ниточка. За эти полчаса я просто изныл от вожделения, член то поднимался на небывалую высоту, то вновь падал до размеров самого крохотного мизинца. И меня преследовала боль, боль от начинавших неметь ног, боль от гуляющей в паху крови. А эта стерва, оставшись в конце в чёрном кружевном гарнитуре и таких же чёрных, пристёгнутых к поясу чулках, принялась за очередную пытку. Она полезла в ящик стола и достала оттуда пачку уже знакомых мне фотографий. Я всё никак не мог найти повод намекнуть ей, что хотел бы поглядеть их, но при этом не показать, что я знаю про них, не выдать себя, что я копался в её вещах. А тут она сама показывает мне фотографии, правда, при этом я бы хотел сам держать их в руках. А Вера уселась рядом со мной и держала каждую до тех пор, пока я не успел бы изучить её до самых подробностей, да ещё и комментировала при этом каждую, называя все вещи своими именами. Фотографии были разными: большими и маленькими, чёткими и мутными, на них были изображены просто раздетые и полуодетые мужчины и женщины, пары, занимающиеся любовью в разных позах, просто развратные – когда женщину пользовали одновременно по несколько мужчин, что мне несколько напомнило сегодняшние приключения. Но больше всего было фотографий, где или мужчины или женщины были подвержены насилию, они или были связаны, или их держали для порки или совокупления. А на одной фотографии, на которой была изображена в настолько задранном платье, что открывала не только длинные панталоны, но и даже лифчик, молоденькая девушка, которую был готов огреть плёткой абсолютно голый, с направленным в небо толстенным членом, мужчина, мне показалось, что я узнал Веру. Лет на пятнадцать моложе, полную свежести, но Веру. Я подумал, что, может, и на остальных фотографиях встречалась она, но только я не обратил на это внимания. Для этого нужно рассматривать внимательно, специально выискивая знакомые черты, а теперь уже поздно, пачка закончилась. И, вообще, может это – не купленные фотографии, а сделанные с натуры, в какой-то сумасшедшей компании, где и вытворялись все эти мерзости. Я был готов спросить Веру об этом, но разве она скажет! Я бы не признался о таком под пытками, независимо от того, попал ли я на эти фотографии добровольно или по принуждению – уж очень просящими о пощаде были лица у наказываемых и насилуемых, так трудно сыграть, для этого нужно быть настоящими артистами! А Вера, чувствуя, что мой курёнок, уже не хочет быть петушком – надоело, принялась его выращивать. Она задрала мне до подмышек сорочку, и для меня наступило новое мучение. Вера прикасалась к моим губам своей промежностью, вначале в трусиках, через кружева которых пробивались жёсткие волосики, щекоча мне губы, а потом сняла их. По её требованию мне пришлось целовать всё не только спереди, но и сзади. Она просто присаживалась мне на лицо, и мне ничего не оставалось, как касаться губами между её широко растянутых ягодиц. Но нельзя не отдать должное, возбудив меня прикосновениями писи и попки, она не осталась в долгу. Выставив мне на обозрение заднее отверстие, она поползла с поцелуями вниз. Засосав до боли мои соски, отчего они стали, как у возбуждённой женщины, она прошлась кончиками губ по животу и бокам. Мне было ужасно щекотно, я крутился под Верой, в надежде, что скоро она приползёт туда, где её уже ждут и я, наконец, получу свою обещанную награду. Но не тут-то было, покрыв нежными, скользящими поцелуями мошонку и внутреннюю, насколько было открыто, часть бёдер, губы, так и не коснувшись не только головки, но и даже стержня, ушли дальше вниз. Развернув, как куклу, Вера поставила меня на колени. Я был, как у нас говорят, в позе «раком»: головой уткнувшись в постель и смотрящей в потолок задницей. А вы попробуйте стать на колени и коснуться запястьями пяток, тогда и узнаете, что другого положения я и не мог принять. Вера разорвала остатки трусов, освобождая ягодицы, и припала к ним губами. Щекочущие поцелуи вначале шли кругами по гладкой коже, но всё более и более приближались к центру. Вере даже не пришлось разводить мне ягодицы, так они были уже сами растянуты, когда она достигла «десятки». Очко вздрогнуло от неожиданного прикосновения и раскрылось под требовательными вибрациями остренького язычка. За такое ощущенье я был готов отдать всё на свете. Я подался, насколько смог, назад в надежде раскрыться посильнее. Из меня уже была готова выплеснуться новая волна, когда я, с сожалением, ощутил, что язычок покидает меня. Вместе с ним меня вновь покинуло это острое возбуждение. Но Вера отсутствовала во мне несколько секунд, и вот, уже с радостью, я вновь почувствовал её сзади: ладошки нежно массажировали мошонку, разгоняя застоявшуюся кровь, а губы вновь начали поцелуи по всё более сужающемся кругу. Но тут, неожиданно, вместо горячих губ «десятку» коснулось что-то твердое и холодное. Я резко сжался от неожиданного прикосновения к моему самому таинственному месту чего-то металлического, а когда там вновь появились нежные пальчики, втирающие жирное и скользкое, я понял, что это был тюбик с вазелином. Вывернув уже порядком затекшую шею, я увидел сзади стоящую на коленях Веру. Из неё торчал тот самый двуострый член, я подумал, что она будет доводить себя сама, занимаясь мною. Но ошибся, она ещё двигала им в себе, пока пальчики второй ручки втирали в меня крем, мягко, но в то же время и требовательно проникая в меня на всю свою длину. К этому я уже был готов, я ожидал подобного, когда почувствовал, что мне смазывают там! К тому же, днём я уже имел прикосновения чужих рук к своему входу, хотя и не столь глубокие, и боли уже не испытывал, мне, так сказать, уже «сломали очко». Но такого я не ожидал во всех своих фантазиях, или кошмарах. Вера подвыпрямилась, приближаясь к моей попке животом, и тут я почувствовал, что палец выходит из неё, а вместо него в меня начинает проникать второй конец искусственного члена. Вера ещё пощадила меня для первого раза, направив вначале тонкий. Я был готов закричать от резкой боли, охватившей меня, а Вера, не обращая на мои судорожные движения ягодицами, начала методичные качки. Со стороны это напоминало бы картину, как мужик трахает сзади, но, не забывайте, что вторая-то часть находилась в ней. Так, что все движения по массажу внутреннего пространства было обоюдным, а если учесть, что член в меня входил в меня хуже, чем в неё, в меня-то он шёл с расширением, то ей он, наверное, загнался до самого горла, или, хотя бы, до матки. Но вот из этого горла, а может, и из самой матки раздался рык, Вера застыла на минуту, а потом освободилась. Я же всё ещё был в её власти, она продолжала терзать меня. Массажируя одной ручкой мне промежность и теребя мошонку, как будто пытаясь выдоить из яичек живительное молочко, второй она стала загонять ещё глубже это искусственное создание. С каждым новым её ударом член погружался всё дальше и дальше, становясь с каждым разом всё толще и толще. Он давно уже прошёл сфинктер и углубился в кишку. Инстинктивно, деваться ему было некуда, тело само нашло то расслабленное в анальном состояние, когда щекочущие его движения стали приносить не боль, а некоторое подобие удовольствия. С каждым вторгающимся в меня движением Веры я всё более приспосабливался и уже понимал, почему получала удовлетворение от работы в попу Лена. Чувство облегчения, когда тебя покидает что-то лишнее, чувство приятной щекотки, когда оно вновь начинает проникать в тебя, скользя по входу и распирая его, толстое и противное, приносили букет, подобный коньяку с лимоном. Возьмите их по отдельности и вкусите. Что, вкусно? А теперь всё вместе, тогда вы и поймёте, что я имел в виду. А Вера, похоже, и старалась, что бы я почувствовал это. Она специально не прикасалась к моим, обычным для мужчины, точкам наслаждения, она ждала, когда из меня хлынет само. И она дождалась! Я уткнулся лицом в постель, чтобы не заорать, не перебудить всех в округе нескольких километров, затрясся, пытаясь свести связанные в раскоряченном положении бёдра (не тут-то было), а Вера поднырнула под меня сзади в попытке отплатить мне за все её мучения. Она вытянула с меня, выдавила всё застоявшееся, до самой последней капли, во мне уже ничего не оставалось, когда она ещё пыталась высосать из меня хоть что-то. С наслаждением я почувствовал, как получаю освобождение и сзади, как оно скользит из меня, покидает меня, и вот отверстие захлопнулось. Я упал на бок… Когда я пришёл в себя, я был уже освобождён от пут и Вера растирала мои онемевшие члены. С лёгким стоном я потянулся. Странное чувство: спереди всё пусто, а сзади, как будто во мне всё ещё сидит толстая палка, я ощущал её буквально каждой клеточкой моей дырки. С трудом я свёл ноги и сел, ноги не слушались меня. - Ну, ты дала, - только и сумел выдавить я. Я постарался оскорбить, побольнее задеть Веру. – Знал бы, в жизни не поддался на твою уловку, давно бы сам завалил, как девку с улицы. - А тебе будто не понравилось! – защитилась она. Она была права, ощущенье испытанного было внеземное. Но в какой форме это сделали? С моей точки зрения, постыдной для меня, и я старался грубостью прикрыть себя, не показать, что оно принесло мне наслаждение. Вера это поняла: - Не стыдись, ты же был с женщиной. А что они делают вдвоём – это их тайна, лишь бы было хорошо им обоим. Она была права. Я не находил слов возразить и молча стянул с себя обрывки трусов. - Трусы то зачем порвала. Казённые. Снять, что ли просто не могла? - А так было похотнее. И тут она права. Если бы я встретил в лесу одинокую женщину, хоть бы и Веру, и захотел бы её изнасиловать, то я бы не занимался такими глупостями, как растёгивание лифчика и снятие трусов. Что это за изнасилование?! Я бы оторвал бретельки, располосовал до низу платье вместе с сорочкой, разорвал трусы, если в панталонах – именно так, как она, а если бы в плавочках, то просто перервал в промежности – и насиловал, насиловал! А я себя чувствовал именно изнасилованным, и неизвестно, в шутку ли? - Возьми мои, - она протянула мне длинное трико, увидев, что я собираюсь надеть брюки на голое тело. - Да, ладно, что я, на улицу собираюсь? Дойду до комнаты, не замёрзну. - Да не в том дело, тут ты и голышом добежишь, просто так, взамен, на память. Ради меня! Я взял протянутые мне трусики, но надевать всё же не стал, не хватало ещё при ней. - И вот ещё возьми, - выхватила она из кучи на полу первые попавшиеся комбинацию и поясок, - положишь на кровати, и вспомнишь меня, как будто я рядом с тобой. - Тобой пахнут, - вдохнул я идущий от них аромат. - А кем же ещё! Ну, иди, уже поздно - Или рано, - пошутил я. – Как ты будешь вставать завтра утром? Лично я собираюсь спать до приезда машины. - А я вообще просыпаться не собираюсь, у меня завтра выходной. А машину и без меня разгрузят, - засмеялась она и чмокнула меня на прощанье в дверях в щёчку. Да, дела, - подумал я, укладываясь спать. – То ли баба, то ли дед, то ли выеб (извиняюсь), то ли нет. А сон всё никак не шёл. Слишком велико было потрясенье, которое я испытал в руках Веры, да и голые ноги мёрзли ужасно – отвык я голышом спать, короткая сорочка едва задницу укрывала, действительно, как майка. Я встал и включил свет. Развернул Верино трико, соображая, где у неё перёд, где зад, с твёрдым намерением надеть его на ночь. Трико нежно обхватило меня от колен до пояса, оно было гораздо лучше армейских трусов. Во-первых, материал был гораздо мягче и приятнее для тела, во-вторых, оно закрывало весь живот и бёдра, а не от пояса до середины, как те. А в-третьих, внизу у них был широкий и мягкий манжет, а не тугая резинка, впивающаяся в бедро. К тому же, в мелкий голубой цветочек на белом фоне они были гораздо красивее однотонных армейских. Нужно будет завтра посоветовать Вере подумать о замене у девочек этого предмета на гражданские – покупные. Но тут же сообразил, что военные модельеры не дураки, соображают, во что одевать солдаток. Представляю я строй в таких трусиках, да они будут торчать из под подолов, даже когда девочки будут стоять смирно, а не то, что строевым пойдут! Это Вера может себе позволить иметь трусики до колен, у неё юбка в ателье шита, какой длины себе закажет для зимы, такой и сошьют. А у девочек всё со склада, одно и на зиму, и на лето. Примеряясь и размышляя, я вновь захотел и решил на последок позаниматься онанизмом. Я натянул чулки, пристегнул их к пояску, наверх трусики, комбинацию – и в постель, задрав раскоряченные ноги. Но захотел я душой, а не телом, сколько я не дрочил: и руками в трусах, и обхватив головку через трикотаж, всё напрасно, сперма никак не шла, как будто вся закончилась. Но тогда чего было ему вставать! Не помогало даже то, что я засунул в штаны на помощь вторую руку и наяривал ею в заднице – всё без толку. - Что Вы его мучаете, дайте я, - послышалось в головах. Я чуть не умер, сзади в дверном проёме стояла Ленка! Я даже и не слышал, как она вошла. - Ты чего тут делаешь? – Заорал я, судорожно пытаясь укрыться сбитым в ногах одеялом. – Стучаться надо. - А я смотрю – свет всё горит, вот и зашла проверить, всё ли в порядке. Может Вам плохо и помочь нужно. Она смотрела, как я бестолково пытаюсь хотя бы поправить сбитую к груди комбинацию, тесную и оттого никак не желавшую прикрыть моё горящее огнём хозяйство и приспущенные на бёдра трусики. Она потянула через голову сарафан и не попросила, а именно приказала: - Подвиньтесь. Встав в постели на колени, она взяла головку в рот, и принялась одной рукой нежно двигать по члену кожицу, а второй ласкать везде, где доставала. Смирившись с неизбежным, глупо было строить из себя невинность, если попался, я отдался на волю ощущений. Девочка в постели – есть девочка, я почувствовал, что чудо свершится и девичья ласка сделает своё дело. Желая помочь себе, я просунул руку Лене под сорочку, касаясь сзади промежности, и ощутил под руками толстую броню. - Руки уберите, - пробормотала Лена, не вынимая члена изо рта, - прокладку собьёте. И я дошёл! Острая молния прошила меня от кончика члена до затылка, и я вскрикнул. - И с этим Вы хотели кончить? – повернулась ко мне Лена и слизнула с губы капельку. – Да в Вас почти ничего не было, всё гадина высосала. - Кто? – попытался, как когда-то, включить я дурочка. - Дед Пихто. А то я не знаю, чьи это вещи. К тому же я всё видела. Я за окном стояла. - Ты?! Ты всё видела?! - Я! Вы бы хоть свет потушили, или шторы получше задёрнули. Закоченела совсем, пока Кино смотрела. Она посмотрела на мой кружевной верх. - А ну-ка, снимай это холодину, надень простую сорочку. И пояс тоже снимай, нечего тут кровь пережимать, он тебе тесный. Она помогла мне стащить натянувшуюся на наряжённых мышцах плеч комбинацию и отстегнуть чулки. Укутала меня одеялом и, выключив свет, юркнула ко мне, прижавшись и согревая всем телом. - Дурак ты, Рома. Ты что, думаешь, она любит тебя? Старалась, чтобы тебе было лучше? Да она специально делала так, чтобы тебе было стыдно всё вспоминать, и чтобы ты никому не стал рассказывать про свои здесь геройства. Если такое дойдёт до политотдела и особистов, да её загонят в такую тьму-таракань, или вообще с армии выгонят. Думаешь, почему она здесь оказалась, на объекте? Да её специально сюда сплавили от офицеров подальше. Две семьи уже развалила. Блядюга ещё та Я всё про неё знаю, не то, что девочки: «Вера Николаевна, Вера Николаевна!», – передразнила она. – А так, в случае чего, она тебя шантажировать сможет. Я аж привстал. - А откуда ты это всё взяла? Почему считаешь, что всё про неё знаешь? - А она, дура, дневник своей жизни ведёт, я нашла его у неё в шкафу в постельном белье. И фотографии эти настоящие, я на многих её узнала. С трудом, но она всё равно похожа. Она их тоже прячет. Боится, что кто-нибудь найдёт, но хранит. Она смотрит на них и заводится. - Слушай, - в темноте, но прищурился я, - откуда такие знания, и как ты могла быть в её комнате? Ты что там часто бываешь? Да она тебя использовала! – Догадался я, сопоставив всё: и эти их переглядывания сегодня вечером, и знания наутро о происшедшем у нас с Леной. Необычайно растянутое анальное отверстие Лены, да в него неоднократно засовывали этот искусственный член, я уверен в этом. И характером Лена как раз подстать для этого. - Она использовала тебя, чтобы удовлетворять свою похоть! - Почему использовала, я сама приходила – уткнулась мне в плечо лицом Лена. – Первый раз всё произошло случайно. У меня было плохое настроение, я заскучала по дому, здесь всё никак не могла привыкнуть, с девчонками дружба не получалась, не было близкой по духу. Короче, пришла к ней и разревелась. Она стала меня утешать, гладить по голове, целовать по-матерински мои зарёванные глаза. Я и не заметила, как поцелуи стали горячими и в губы, а волосы она гладила у меня уже между ног. Я и не поняла, когда она с меня панталоны стащила. Когда пришла в себя, назад уже дороги не было, я стала женщиной. Ты у меня первый и единственный парень. А ты думал, что я потаскуха? А это она всё раздолбала. - Господи, как ты могла? – прошептал я. – Вы же обе одного пола, как вы могли… - Что могли? Могли и всё. Вон Людка с Машей могут же, а я не могу? - Как Люда и Маша? – не понял я. - Да так, спим мы на сдвинутых кроватях, а они спят рядом. Как улягутся, так и приползают друг к другу. Думают, в темноте не видно, что одна кровать пустая! Да и слышно всё, как они под одеялом шебуршат. Других-то мест миловаться нету, всё открыто. А у меня хоть есть условия удовлетворение получить. Можно сказать, вся ночь наша и никто не мешает. Как в наряд заступаю, так и прихожу к ней, каждую шестую ночь, как к любовнику, - горько засмеялась она. - Почему шестую, вас же пятеро. - Шестеро, нас шестеро, просто одна девочка в отпуске. Скоро возвратится и тогда моя очередь. А к Ней я больше не пойду! И не заставит она меня, а будет приставать, я дневник украду и сдам, куда следует. Посмотрим, где она будет после этого! Мы лежали, прижавшись друг к другу, как два птенчика. Чего только жизнь не закрутит. Судьба! - Рома, возьмите меня в жёны, - отчего-то опять переходя на «Вы», неожиданно прошептала Лена. Я аж растерялся. – Возьмите, не пожалеете. Я буду хорошей женой, умею делать всё, и готовить и стирать. И шить тоже умею. И любить Вас буду крепко-крепко. И в постели буду пригожа, сделаю всё, лишь бы Вам было хорошо, позволю Вам делать со мной всё, заблагорассудится. Хотите, буду принцессой, хотите проституткой, лишь бы Вам было не скучно. А сами устанете придумывать, я буду угадывать все Ваши потаённые желания и удовлетворять их… И я никогда не вспомню всего того, что тут было... Но только и Вы не вспоминайте про Неё, хорошо? … - Единственное, что я прошу, не бегать к другой. Лучше сразу бросьте меня, если кого встретите. Но и я Вам буду верной, никогда не изменю, никогда. Можете быть спокойным, даже если придётся переспать в одной постели ночь с мужчиной. Знайте, я ног не раздвину… Я усмехнулся про себя такой странной логике, с чего бы это я позволил своей жене оказаться в постели с мужчиной! И, чтобы прекратить поток этого красноречия и обещаний, поцеловал её в губы: - Ты как депутат на предвыборной встрече. Нам ещё служить и служить, мне, по крайней мере, ещё два года. - А мне меньше года! В октябре моя подписка служить на объекте заканчивается, и я смогу перевестись в город, или вообще уволиться, как скажешь. А жить мы сможем в полку, там разрешают жить семейным в общежитии, я знаю. И денег у меня много, я скопила, хватит купить всё, что нужно для начала семейной жизни. И приданное у меня есть, мама собрала. И посуда есть, и постель, и бельё. Всё есть, ни на что тратиться не надо… - Слушай, ты меня достала. Хуже цыгана на базаре. Ты ещё скажи, что и для мужа будущего всё собрала. - Знала бы размеры, собрала бы, – надулась она и замолчала… Наконец-то я смог заткнуть ей рот! - Расписала тут золотые горы, а сама ни раза не сказала, любишь ли меня, или покупаешь, потому что сбежать к кому-то надо. - Да как ты можешь! – аж задохнулась Ленка. – Да как язык провернулся! Покупаю. Да я жить без тебя не могу! С первой минуты как увидела…, - и вылезла обиженно из постели. - А я вот не знаю, люблю ли… Она замерла, перестав натягивать сарафан и успев только просунуть в горловину плечи. - Любишь, я знаю! А не любишь, так полюбишь, никуда не денешься, я заставлю… И ушла. Забрав с собой и комбинацию и пояс! Такая заставит! – подумал я, закутываясь поплотнее. – Пиявка, присосётся – не отцепишь. Ладно, пора спать, а то уже скоро светать будет. Потом разберёмся. А жена из Ленки, и правда, будет хорошая. За ней, как за каменной стеной…, - засыпал я. - И в постели она хороша… Спасибо сказали: cigan33, евжен

DeKart Просмотр профиля	14.7.2011, 19:29 Сообщение #416
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Всё, мужики, пошёл учиться, как школяр. Продолжу через неделю. Только всё равно с иллюстрациями гораздо интереснее. Для фетиша я рассказы делаю по типу комиксов, с картинками.

DeKart Просмотр профиля	16.7.2011, 17:03 Сообщение #417
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Продолжу. Любимая повесть моей жены. Женский роман "Настя". - Ну, рассказывай, как успехи, как одолел сессию? – рассыпался в вопросах Петр Ильич, не успели мы сесть в кресла. Петр Ильич – отец моей подруги, да вроде даже как бы и невесты. Хотя помолвок сейчас уже нет, а в ЗАГС мы с Вероникой ещё не ходили, но всё шло к тому. Вероника вцепилась в меня, как клещ, парень я вроде бы ничего – видный. Мордой и фигурой бог не обидел. И Вероника – партия завидная: хотя внешне среди однокурсниц не выделялась, но умна, а, главное – папаша, только что приехавший с какой-то очередной своей поездки за бугор, был профессор, зав.кафедрой марксизма-ленинизма МГУ. Можете представить, что это за фигура? С его связями и возможностями! А с Вероникой я познакомился случайно, но сразу понял свой шанс и старался его не упустить. Познакомил нас Севка с соседней группы. Откуда он знал её – я не знаю, но, однажды, в читальном зале, когда мы сидели с ним за одним столом, готовились к семинару, он толкнул меня в бок локтем и прошептал: - Смотри, вон возле стола – дочка Петровцева. - Какого Петровцева? - Ты что, совсем отупел за своим истматом. Петровцев, зав.кафедрой. - Что ты говоришь? А откуда ты её знаешь? - Да уж знаю. Хочешь, познакомлю? - Ещё бы! - Сейчас мы разыграем самодеятельность… Он встал, подошел к ней и начал что-то увлечённо с ней обсуждать. Потом махнул мне рукой и, когда я подошёл, как бы возмущённо произнёс: - Вероник, объясни хоть ты этому тупице... – и понёс такую чушь, что в результате Вероника начала объяснять уже ему. Но это – не главное, главное, что, доказывая с Вероникой «этому тупице», я стал её союзником. А остальное – дело техники! Настоящим зятем я почувствовал себя тогда, когда, похваставшись своими успехами на летней сессии, я услышал: - Дорогой Алик, в честь нашей…, как бы это поточнее сказать, дружбы, а я хотел бы видеть тебя членом нашей семьи, и, зная твою приверженность охоте, я хотел бы подарить тебе в честь твоих успехов в учёбе это ружьё, которое я купил в Германии. И он принёс из спальни то, от чего у меня чуть не остановилось сердце, и так уже подорванное долгожданными словами. Первоклассный «Зауер»: воронёный ствол, резной приклад, швейцарская оптика. Можете представить моё состояние? Я просто потерял дар речи и вместо слов благодарности смог выдать что-то среднее между хрипом и мычанием. Короче, все за столом лезли под него от хохота, а Петр Ильич был просто удовлетворён произведённым эффектом. Я тут же выложил свои мечты о том, как на каникулах поеду куда-нибуть в Сибирь, где отведу душу в тиши и сельской глубинке, бродя по тайге с таким прекрасным ружьём. Петр Ильич предложил мне направить стопы на Алтай: прекрасная природа, почти не тронутый край, да и «Первым» там работает бывший его зам, когда Петр Ильич ещё секретарствовал в Красноярске. Он напишет рекомендательное письмо, и тот устроит всё в лучшем виде. На том и порешили. После тёплого, можно уже сказать, семейного ужина Вероника утащила меня в свою комнату, где сразу же надула губки: - Бяка! Я думала, что мы летом поедем вместе в Сочи, а ты решил отправиться в какую-то тайгу. Что я там буду делать, комаров кормить? Нет уж, дудки, езжай один. Мне пришлось приложить всё моё дипломатическое искусство, чтобы тактично убедить, что брать её с собой никто и не собирался, что поеду я один, а она поедет не в Сочи, где одной делать нечего – это просто опасно для семейного будущего, а поедет с мамой в Ялту. Что влюблённым иногда нужно побыть друг от друга подальше, от этого любовь только крепчает. И пусть это будет испытанием перед нашей будущей жизнью. А, встретившись после летней разлуки и убедившись, что чувства наши только окрепли, мы тут же рванём в ЗАГС. Короче, плёл я, плёл, и уже почти сам запутался, но Вероника, поняв, что красноречие моё заканчивается, тактично прервала его жарким поцелуем. Мир был восстановлен, да ещё на такой оптимистичной и многообещающей ноте. Она слазила в свой шкафчик с бельём и вытащила оттуда пакетик. - Держи, это тебе от меня. Доставала для Сочей, но сгодится и на Алтае. Надеюсь, речки там есть. С этими словами она вытащила из пакетика прекрасные трикотажные мужские плавки, о которых я уже много слышал от однокурсников, но живьём ещё ни разу не видел. - Господи, где ты их достала? – выдохнул я. - Да уж достала! Знакомство и папино имя могут всё, - гордо заявила она, подставляя щёку для поцелуя. С поцелуя в щёку я перешёл на носик. Затем – ушко, шею, губки. Кончилось всё очередными обниманиями, тисканьем, и, когда я запустил руку под юбку, неожиданно не встретил трусиков, а вместо них – какую-то шелковистую преграду. - Что это? – даже испугался я. - Сюрприз, - радостно закричала Вероника и, подняв подол, закрутилась передо мной. С изумлением я взирал на нечто: чулки, переходящие в длинные трусы из того же материала. - Что это на тебе такое? – переспросил я. - Темнота, это называется «колготки». Папа привёз из ГДР. На Западе это – последний крик моды, все так ходят. А, главное, очень удобно, не нужно носить трусики и ноги не режут резинки от чулок. Я с сомнением хмыкнул. Смотрелось это всё, конечно, очень сексуально, просто сногсшибающе: плотно обтянутые ягодички, просвечивающийся через тонкий капрон курчавый холмик. На ощупь всё почти голое, такая тонкая вещь. Но с практичной стороны… Это всё хорошо для семейных, когда они пришли в спальню, спокойно разделись и легли в постель, или для пожилых – для заводки. С моей стороны эта лишняя преграда, когда каждого стука боишься, ни к чему. Чулки с поясом гораздо удобнее, под трусики всегда можно руку засунуть, да их, вообще, снять можно, и никто ничего не заметит, в любой момент подол опустила – и как ни в чём не бывало. Да и её заявление, что трусиков вообще не нужно – это, по-моему, от нашей русской забитости. Сомневаюсь, чтобы они там так ходили. Хоть там и тепло, но застудить себе – раз плюнуть. Хотя ради моды чего только не сделаешь. Купив авиабилет на следующую неделю до Новосибирска и, думая, что билеты на поезд такие же доступные, как и на самолёт, я, по глупости своей и неопытности, от звонка тестя в Новосибирск заказать бронь, отказался. И – зря! Добравшись до вокзала в Новосибирске, я попал в переплёт. Отстояв без толку часа четыре под кассой, я понял, что билет я не возьму даже в общий. И я рискнул идти к поездам без билета, надеясь, что за лишний рубль кто-нибуть из проводников да возьмёт. Но толи действительно брать было некуда, толи проводники боялись ревизоров, но все отказывались. Наконец, одна, лет тридцати, но из-за своей излишней полноты казавшаяся гораздо старше, грудастая баба, осмотрев меня с ног до головы, сказала: - Ладно, полезай, днём посидишь на откидных стульчиках, а ночью переспишь в моём купе. Мне всё-равно ночь не спать. Вагон оказался купейный. Забросив рюкзак и чехол с ружьём в служебное отделение, я решил, что на стульчиках мне делать нечего, а посижу ка я до вечера в вагоне-ресторане, отпраздную свою успешно сданную сессию и то, что так удачно складывается жизнь, рисуя впереди блестящую карьеру. В девять всех любезно попросили из ресторана. Слегка под хмельком я добрался до своего обретённого места. Проводницы не было, и, упав на полку, я сразу заснул. Проснулся я от того, что меня кто-то лапал. Голова моя шумела, и я не сразу понял, в чём дело, но, протерев глаза, разобрал. На краю полки, без платья, в нижней сорочке сидела «толстогрудая» и без стеснения расстёгивала мне штаны. После знакомства с Вероникой я старался не влезать ни в какие дела с женским полом, дабы, по глупости, всё не испортить, но здесь решил, что Вероника всё-равно ничего не узнает. Да и лёгкая хмель и уже недельное воздержание после нашей прощальной с Вероникой любви взяли своё. Закрыв глаза на возраст и комплекцию тётки, я начал мять её чудовищную грудь, затем, возбуждаясь всё сильнее, стащил с неё сорочку. И тут, увидев отвратительные жировые складки на боках, тошнотворное грязно-зелёное бельё (лямки огромного лифчика буквально утонули в плечах, резинки трусов, казалось, перерезали тело на части в талии, которой не было, и на икрах), представив, как я утону в этом жирном, противном теле, я потерял всё желание. Член тут же упал, и я оттолкнулся от тётки. - В чём дело? – не поняла она. - Не хочу. - Что значит не хочу? Мужик ты или не мужик, да и что, зря я тебя с собой взяла? - Не хочу, противно. - Раз не хочешь – уматывай, - зло зашипела та. – Противно ему, видите ли. Уматывай, а то я бригадира вызову и милицию. Они быстро с тобой разберутся, безбилетник. А будешь выступать, вообще скажу, что совратить меня пытался, еле отбился. Поняв, что мне лучше не связываться с этой сволочной бабой, доказывай потом, что ты – не верблюд. И объяснения с Вероникой, где я сам выглядел не в лучшем виде, мне были совсем ни к чему. Я быстро забрал свои вещички и выбрался из купе в тамбур. - Через двадцать минут остановка будет, чтобы духу твоего у меня в вагоне не было, - бросила мне вдогонку проводница. Минут через десять показались огни какого-то небольшого посёлка, и поезд со стуком подкатил к перрону. Не успел я спрыгнуть, как он снова тронулся. Да, глухомань, - подумал я, – стоянка всего минута. Но делать было нечего, и я побрёл в здание вокзальчика. В единственном зале никого не было, окошко кассы закрыто фанерным щитком, и я вышел на воздух. Заметив возле кустов, на скамеечке, дедка, я подошёл к нему. - Здорово, отец. Это что за станция? - Тальменка. - Ничего себе названьице. А поезд очередной скоро? - А тебе куда? - А куда угодно, лишь бы в сторону Барнаула. - Э, родимый, этот будет лишь под утро, остальные не останавливаются – скорые. А ты в командировку, или как? Дед, очевидно, был рад неожиданному собеседнику. Да и в глухомани, насколько я соображал, всегда интересуются незнакомцем. - Да нет, я просто так, отдохнуть, поохотиться. - Слышь, парень, - решил продолжить беседу дед, - а зачем тебе ехать куда-то? Охота у нас тут не хуже, чем где-нибуть. Тайга! Этими словами дед постарался выразить всё своё мнение о здешней природе. А почему бы и нет? – подумал я. Зачем переться куда-то, через знакомства устраивать себе, скорее всего, «прогулку в парке». Будет меня там доставать всё местное начальство, видя во мне будущего зятя столь влиятельного человека и чтобы сыскать, возможно выгодное в будущем, знакомство. К чёрту! Остаюсь здесь. Лес есть, а устроиться я всегда найду где. На те деньги, что я сэкономлю на билете да выпивках, здесь, наверное, не то что снять угол, избушку купить можно. А много ли мне надо? - Слышь, дед, а устроиться здесь есть где? - А зачем тебе здесь? – не понял дед. - В верстах десяти от посёлка лесничество есть. Пахомыч, лесник, тебя и приютит. Он радуется гостям, скучно ему там одному. Жена померла лет семь назад, так он с дочкой там и коротает. Новый человек ему, как подарок. Только ты его не спаивай, он, как жена померла, запил сильно, только ради дочки и сумел бросить. Так, бутылочку возьми ради знакомства, и всё. Дед оказался чем-то вроде сторожа и станционного смотрителя одновременно. Сидеть ему было до утра. До утра он мне всё и прорассказывал. И про то, как добраться до кордона, и про здешние места. С рассветом, расспросив ещё раз про дорогу, я отправился в путь. Забежав в только что открывшееся сельпо, я набрал хлеба, круп, не забыл и про бутылочку. Тушёнку брать не стал, решив, что в Тулу с самоваром не ездят, дичи в лесу навалом. В дороге мне повезло, подобрала попутная машина. Остановив у еле заметной просеки, шофёр махнул рукой: - Вот по ней иди, километра через три – домик лесника. Ну, счастливой охоты. Ни пуха, ни пера. Послав его к чёрту и угостив пачкой московских папирос, от которых парень не смог отказаться, я забросил рюкзак за спину и бодро зашагал навстречу судьбе. Природа, действительно, оказалась – настоящая. Вдыхая полной грудью, после московской копоти, здешний густой, наполненный смолой воздух и буквально упиваясь им, я за полчаса дошагал до кордона. Увидев двух здоровенных собак, с лаем выбежавших мне на встречу, я остановился, не зная, пуститься мне наутёк, или забраться на ближайшую сосну. - Пальма, Куцый, назад, нельзя! – услышал я молодой девичий голос. Из-за сарая вышла, вытирая о передник руки, года на три помоложе меня девушка. Словно вышедшее из седой старины – круглое, типично русское лицо, пшеничная толстая коса, простое деревенское платье, которое можно было отнести и к сегодняшнему году и прошлому веку. Да и сама природа и обстановка патриархальщины располагали к тому. - Здравствуйте, - поздоровался я. - Ваши Церберы меня не съедят? - Доброго здоровьичка, - услышал я в ответ. – А Церб… Цирб… - это кто? Собаки? - Ну да, были такие псы в Древней Греции. - Да не бойтесь, это они только с виду такие страшные, а так они добрые. И она ласково погладила льнувших к её ногам овчарок. Глядя на этих «добрых зверушек», в пасти которых поместилась бы моя ладонь, если, вообще, не по локоть, я всё же остался при своём мнении. - Мне бы лесника, Пахомыча повидать. - А его нет дома. - А он скоро придёт? - Не скоро, он на курорт уехал. Ему с работы путёвку выделили! - Гордо заявила девушка. - Как так? – Убито пробормотал я, в который раз за дорогу прокляв свою невезучесть. - А что случилось то? – забеспокоилась она. - Да, собственно, ничего. Я просто хотел пожить у вас немного, поохотиться. Мне столько рассказывали про здешние места, - неуверенно заговорил я. - Так и оставайтесь, у нас часто охотники останавливаются, места хватает. Считайте, что я Вам разрешила. Я – дочка лесничего. – Задрала нос эта новоиспечённая «хозяйка». Удобно ли? – подумал я. Но что мне оставалось делать? И только сказал: - Спасибо. - Спать будете на сеновале. Питаться, хотите сами готовьте, а не побрезгуете, так и я состряпаю. - Да нет, конечно, буду рад. Вот здесь продукты, возьмите. А то я, как тот незваный гость, который хуже татарина. - Да ничего, не бойтесь, не объедите. Продукты – из леса, да огорода – дармовые. Но мешок с продуктами она, всё же, взяла, не посчитав, очевидно, их лишними. Настя оказалась очень общительной девушкой, и уже через полчаса, готовя скорый обед, она, открыв рот, слушала про московскую, такую далёкую для неё жизнь и заразительно хохотала над студенческими шутками. Вкусно поев тушёной картошки с грибами, запив ледяным квасом, я помылся холодной водой из колодца, сразу снявшей с меня усталость, а потом полез на сеновал с твёрдым решением встать с утра пораньше и, не теряя ни дня, отправиться на охоту. Господи, до чего райская жизнь, - думал я, лёжа на мягком сене, - ни тебе экзаменов, преподавателей, вечной грызни из-за места под солнцем, карьеры. Всё тихо, спокойно. У каждого своё место и, кажется, что он будет жить на нём вечно… С этими мыслями, толи всё-таки от бессонной ночи, толи от ароматов, окружавших меня, незаметно я уснул. Проснулся от утренней прохлады. Заря только занималась, но когда я выбрался из сеновала, оказалось, что Настя уже давно на ногах. Она шла из коровника с полным ведром молока. - Утречко доброе, Альберт Анатольевич, - степенно поздоровалась она, - молочка парного не желаете? Я не отказался. Казалось, я не ел ничего вкуснее этого тёплого, пахнувшего коровой, молока с коркой ржаного хлеба, густо посыпанного солью. - Ну, спасибо, Настя, угостила на славу, - поблагодарил я. – Ну, а теперь я – на охоту. Жди к вечеру с дичью. Надеюсь, что-нибуть встречу. - Да уж встретите, не сомневайтесь, тут на огороде охотиться можно, - гордо заявила та. На огороде – не на огороде, но к вечеру у меня было пара зайцев и тетерев, и это с учётом того, что весь полдень я провёл на неожиданно открывшейся среди деревьев, неглубокой, но с холоднющей и чистейшей водой, речушке. Придя домой, я гордо задрал руку, показывая Насте трофеи. Та критически осмотрела и только хмыкнула. Я понял, что с её точки зрения я – охотник никудышный. - Что, плохая добыча? – Обиделся я. - Да нет, ничего. Главное, жаркое будет, - «успокоила» она в ответ. За вкусным и обильным ужином прошёл вечер. Неделю я бродил по лесу, уже почти не охотясь, а собирая грибы, ягоды. Купался в речке, удил рыбу. А вечера просиживал с Настей на улице, или, если было прохладно, в горнице, рассказывая ей о студенческой жизни, а иногда, просто слушая какую-нибуть музыку, которую ловил мой верный «Сокол» на транзисторах. Электричества на кордоне не было, и я подумал, как же, наверное, тоскливо Насте зимой по вечерам без музыки, одной. - Ничего, - ответила та, когда я спросил её об этом, - керосиновая лампа есть. Вяжу, шью, читаю иногда что-нибуть из поселковой библиотеки. Я привыкла. - Приходите, Альберт Анатольевич, сегодня пораньше, - как-то сказала Настя, провожая меня утром в тайгу. - А что такое? - Да ничего, увидите, - засмущалась она в ответ. Ещё не начинало сумерничать лес, когда я, полный разных предположений, вернулся на кордон. В центре горницы стоял стол, полный яств, посредине – букет лесных цветов, а возле стола стояла Настя в нарядном, хотя и устаревшего фасона, платье, возможно оставшегося ей от матери. В этом платье до колен с оборками и рукавами фонариком, длинной косой, заброшенной наперёд она казалась сошедшей с древнерусских картин. На фоне современных коротких стрижек и облегающих мини с глубокими вырезами она смотрелась просто завораживающе. Я невольно залюбовался ею. - В честь чего сегодня праздник? – очнувшись, поинтересовался я. - У меня сегодня день рождения, Альберт Анатольевич, - смущённо теребя конец косички, ответила Настя. - И сколько же нам сегодня стукнуло? - Восемнадцать. – Ещё больше засмущалась «новорожденная». - Господи, и ты молчала! - чуть не закричал я. – Слушай, а что же я тебе подарю? – Вдруг сообразил я. - Да ничего мне не надо, у меня всё есть, - запротестовала она. - А я подарю тебе свой транзистор. Будешь слушать вечерами, а батарейки в любом сельмаге купишь. - Нет, нельзя, - сразу отрезала та. - Почему нельзя? – удивился я. - Батяня заругает, вещь дорогая. - А ты ему не скажешь, что я подарил. Скажешь, на берегу речки нашла, рыбаки приезжие перепились и забыли. - Такие вещи не забывают, - засомневалась Настя. - Ничего, забывают. - Правда? – обрадовалась именинница. – Вот спасибочко. Можно я за это Вас поцелую? И не успел я согласиться или возразить, как она чмокнула меня в щёку, сразу покраснев, застеснявшись. Я сделал вид, что ничего не произошло и, чтобы замять паузу, сказал: - Ну, что, давай к столу? А то я за день проголодался, как волк. - Ой, и правда, что это я? Конечно, давайте. Мы уселись друг против друга и наклали в тарелки. - А что же это мы за пустым столом сидим? - как бы горестно, спросил я. - Почему за пустым? – встревожилась Настя, думая, что же это она пропустила. - А что же мы выпьем за именинницу? – спросил её я. - А ведь верно, что? – задумалась она. – Мы с батей не пьём ничего спиртного, и в доме не держим. Постойте, ведь вы же бутылку спирта принесли, когда приехали. Я её в сенях спрятала – растираться, если простыну. Мы её сейчас клюквенным соком разбавим, и как вино будет. – Обрадовалась Настя. Через минут десять ошибка была исправлена, и мы выпили первую рюмку за именинницу. Настя, очевидно, никогда не пила. Хотя спирта мы отлили немного и разбавили его сильно, но, выпив, она закашлялась и, отдышавшись, засмеялась. - Ой, а я уже вся пьяная. Голова закружилась, и так хорошо. Самодельное вино для меня было слабо, и я отдал его всё Насте, взяв остатки спирта. Вечер летел незаметно. Настя уже вся раскраснелась, да и я чувствовал, что нужно сделать перерыв. Поймав по транзистору музыку, я, насколько мог галантно, пригласил Настю на танец. - Ой, а я не могу по-вашему. У нас так не танцуют, - засмущалась она. - А как? Покажи. - Да ну Вас, я стесняюсь, - начала отказываться Настя. - Ну, покажи, - упрашивал я. - Хорошо, - сдалась Настя и, опрокинув для храбрости в себя рюмку, выбралась, шатаясь, из-за стола Встав посреди комнаты, вдохнула, выдохнула. И, пропев звонким голосом какую-то задорную частушку, она пустилась в перепляс. Отстучав каблучками перебор, она крутанулась по комнате. Свободный подол платья взметался над подскакивающими коленями и в конце, раскручиваясь, открыл на мгновенье цветное бельё. Кровь ударила мне в голову. Долгое воздержание, спирт затуманили разум, член утяжелился от спермы и прилившей крови. Я желал Настю. - Давай я поучу тебя танцевать по современному. – Я прижал её к себе и, обняв, начал жадно целовать. - Пустите меня. Пустите, Альберт Анатольевич, - начала отталкивать меня Настя. Но сопротивление только сильнее возбудило меня. Крепко прижав к себе правой рукой за талию, левой я полез Насте под подол. Через тонкое синтетическое бельё ясно прощупывался каждый бугорок, каждый волосок промежности. Настя вырывалась, трезвея с каждой секундой. Но трезвела голова, тело оставалось пьяным и слабым. Сил у неё не хватало, и я, задирая Насте платье, повалил её на кровать. Настя уже не сопротивлялась, а только просила: - Оставьте меня. Не надо. Уйдите. Но мольбы не трогали меня, задумчиво смотрел я на Настины живот и бёдра, укрытые трусами из голубого нейлона и на такую же нейлоновую, только розовую, сорочку, сбившуюся к груди. Нужно сказать, что Настя, как-то по-деревенски, меня не стеснялась и, стирая, развешивала свои вещи тут же, на верёвке возле крыльца. Так что я, невольно, успел изучить всё Настино бельё. Ходила она, в основном, в сорочках и штанишках простого полотна и, скорее всего, сшитыми самой за те долгие зимние вечера. А это дорогое, из только появляющегося нейлона, бельё было, очевидно, у неё праздничное, надеваемое по случаю. И вот он – случай. Так же молча, я сдвинул повыше платье с сорочкой, открыв небольшие, но вполне сформировавшиеся груди, вывалившиеся из слегка великоватого для них лифчика. Какой уж был, наверное, в сельпо (лифчик был тоже купленный, не самодельный). Проведя по вздрогнувшим под руками бокам, я взялся за верхнюю резинку трусов и начал их стаскивать, выворачивая. Поняв всю бесполезность мольбы, Настя уже ничего не просила, а только тихо плакала, закрыв лицо руками и плотно сжав бёдра. Бросив тут же, на кровать, Настины трусы, я освободил своё напряжённое, готовое разорваться как бомба, разбрызгивая вокруг кровь и сперму, хозяйство. Затем, грубо разведя Насте ноги, я навалился на неё. Настя только вскрикнула от боли, когда я вторгся в неё, разрывая последние покровы её чистоты и невинности. Успел я сделать, ну может, пару толчков, как мой клапан, словно лопнув, излил огромную порцию густой, горячей влаги. Буквально через минуту, упав на бок, я уже храпел, освободившись от переполнявшей меня тяжести.

DeKart Просмотр профиля	16.7.2011, 17:07 Сообщение #418
Ответить автору Ученик Группа: Пользователи Сообщений: 96 Регистрация: 28.11.2009 Пользователь №: 190081 Спасибо сказали: 180 раз Пол: Мужчина Репутация: 12	Очнулся я часа через два. Страшно хотелось пить. С ужасом я начал вспоминать вечер и то, что случилось. Я лихорадочно озирался по комнате, готовясь к худшему, но всё оказалось не так уж страшным: я лежал уже в застеленной постели раздетым до белья. Стол был убран. В углу, возле зеркала, сидела Настя в одной ночной сорочке и расчёсывала свои прекрасные волосы. Услышав, что я заворочался, она повернула ко мне голову. - Уже проснулись, Альберт Анатольевич? - Господи, Настя. Это – правда, что – случилось, или это мне всё приснилось в страшном кошмаре? - Правда, Альберт Анатольевич, - подойдя к кровати и присев на краешек, с каким-то страшным спокойствием ответила она. - Что же мне делать теперь, Настя? Как вымолить у тебя прощения? – спросил я. - Да что уж, чего только мужик спьяну не сделает. Вон у нас многие как напьются, знаете, как жён бьют, за волосы таскают. Какой-то ком стал у меня в горле, я только и смог, сев в кровати, прижать Настю к себе. Она не отстранилась, а только уткнулась мне в плечо, тихонько всхлипывая. - Прости меня, Настя, прости, если сможешь, маленькая, - только и смог шептать я. Уложив Настю в постель и приляг рядом, я прижал её к себе и стал гладить по распущенным волосам, голым плечам. Положив голову на моё плечо, Настя скоро успокоилась и потихоньку заснула. Я благоразумно остерёгся в тот вечер от повтора, решив, что это – не самый лучший способ вымаливать у неё прощение. Вскоре и я забылся в глубоком сне, крепко прижимая Настю к своей груди. Проснулся я утром от звука хлопнувшей двери. Возле кровати стояла Настя в надетой поверх нижней сорочки длинной юбке и накинутом на голые плечи тёплом платке. В руках она держала кувшин парного молока. - Молочка испейте, Альберт Анатольевич, - уже почти весело проговорила она. Очевидно, что молодость брала своё, и случившееся вечером сегодня утром уже не казалось ей трагичным, а может быть даже и неплохим выходом из сложившейся на кордоне обыденности. - Ты бы лучше кваску холодного мне предложила, - ответил я, беря её за руку, – а то в горле всё пересохло. - Это спирт сушит, я знаю. Сейчас я. Она выбежала в сени и вернулась буквально через минуту с черпаком, сразу запотевшим в тёплой комнате. Когда я осушил его и откинулся на подушке, она присела рядом и ласково провела ладонью мне по щеке. Я, слегка повернув голову, поцеловал пальчики и притянул Настю за плечи к себе. Она осторожно сняла мои руки со своих плеч, отчего я немного испугался, думая о её холодности. Но Настя, встав, быстро сбросила на пол юбку и юркнула под одеяло, смущённо зарывшись лицом мне в плечо. Я осторожно погладил Настю по напрягшейся спине, и когда она, наконец, расслабилась, поцеловал сзади в шею, где начинались завитки волос. Настя откинула назад голову, подставляя для поцелуя свои неумелые губы. Я крепко обнял её, и наши губы сомкнулись. Уже смело я ласкал Настино тело, потихоньку переходя от плеч к груди. Настя принимала ласки спокойно и только инстинктивно напрягла на секунду живот и бёдра, когда моя ладонь легла на бугорок, предусмотрительно недолго задержавшись там. Легко скользнув по укрытому сорочкой бедру, на обратной дороге она оказалась уже под нею. Кроме сорочки на Насте ничего не было, и я, положив на голые ягодицы руку, плотно прижал Настин низ к своему животу, чтобы она почувствовала промежностью мой напряжённый член, уже не помещавшийся в плавках. Настя смелела с каждой минутой, и вот уже её рука легла мне на яички. Секунду задержавшись там, она соскользнула в плавки и крепко ухватилась за «рукоятку». Её руки жадно изучали моё тело, не обращая внимания на то, что мои уже побывали во всех уголках её. Мне стало жарко, и я откинул одеяло. Мгновенно Настя отстранилась. - Не надо, не раскрывайте, я стесняюсь. - Хорошо, только давай разденемся, а то жарко и неудобно. Я стянул с ней через голову сорочку и уже под одеялом, перебирая ногами, сбросил плавки. С жаркими поцелуями мы прижались друг к другу горячими от желания телами. Не останавливаясь, я начал потихоньку взбираться на Настю. Та легонько раздвинула ноги, и я, уже без сопротивления, нежно, вошёл в тёплую глубину. Утомлённая, но счастливая Настя долго отдыхала на моём плече. Наконец она подняла голову. - Альберт Анатольевич, а Вы женаты? - Я? Нет. И называй меня, пожалуйста, на «ты» и по имени. - Хорошо. А как будет ласково от Альберта? - Ласково? Не знаю, но все зовут меня Аликом. - Алик. Красиво. – И она опять положила голову. - А невеста? – через пару минут вновь спросила она. - Что – невеста? – переспросил я. - А невеста есть? - Невеста? – задумался я, вспомнив, что у меня же есть Вероника, про которую я уже успел забыть за происходящим. – Невеста есть. Настя помолчала немного, обдумывая что-то, и сказала. - Это хорошо. - Что хорошо? – Не понял я. – Хорошо, что невеста есть? - Нет. Хорошо, что не соврал. У такого видного парня и чтобы не было невесты! Я усмехнулся про себя женской логике, а она опять пристала с вопросами: - А она красивая? - Как все. Ладно, давай вставать, а то вон полдень уже скоро на дворе. Настя обиженно замолчала, но когда я нежно поцеловал её в веко, удовлетворённая, вылезла из-под одеяла и начала одеваться возле шкафчика. Досмотрев до конца краешком глаза «стриптиз наоборот», я тоже, хотя и нехотя, выполз из кровати. Почти неделю, без передыху, мы играли в молодожёнов. Всё свободное от хозяйства время она приставала ко мне с ласками, поцелуями. Я, конечно, больше предпочитал постель. Настя не отказывалась и от этого, хотя полного наслаждения, ещё не проснувшись для любви, она не получала. Но ей всё было в новинку, интересно, и она стремилась удовлетворить своё здоровое любопытство. Гуляли по лесу, но особенно мне понравилось ходить с Настей на реку. В начале она купалась, сбросив с себя только платье с сорочкой, но я понимал, что так ей плохо, бельё сильно намокало, холодило на берегу, липло к телу, да и, закрывая её почти наполовину, мешало загару. Я сказал Насте об этом, на что та ответила: - Вообще-то я купаюсь одна и раздеваюсь совсем. Да и все бабы у нас купаются голышом, когда без мужиков. Но с мужиками приходится оставаться в белье, не будешь же купаться с чужими мужиками голой, купальников-то у нас ни у кого нет. И у мужиков нашенских их нет, купается кто в чём. Деревня! – на что подумал я - А у тебя вон какие красивые. Это что, специально для купания сделаны? -Ага. - А что же ты в них ходишь всё время? - А я ничего себе другого не взял. Поленился в дорогу вещей набирать, место экономил. Так, пару рубашек взял – и всё. А зачем? В них хожу и купаюсь. Сразу помылся и постирал. - А почему бы тебе не раздеться совсем? - продолжал я гнуть свою мысль. - Ведь я же вроде бы как не совсем «чужой мужик». - Нет, ты не чужой, – не поняла иронии Настя, – но ты же не раздеваешься. - Резонно! – заметил я и, присев, стянул с себя плавки. С радостным облегчением Настя последовала моему примеру. Я знал о идущем на Западе раскрепощении нравов, о сексуальной революции. Слышал, что там появились какие-то пляжи, где женщины купались без лифчиков, и это считалось – в порядке вещей. Но мы превзошли их. Мы были, как первозданные Адам и Ева в раю, не знавшие стыда. Такого я никогда не забуду. Мы плескались, гоняли друг за другом по берегу и в воде абсолютно голые. Вода была кристально чистой, и через неё было прекрасно видно всё. Я чувствовал себя свободно парящей птицей. Можете ли Вы представить себе, как над вами медленно, с достоинством проплывает женщина, стройное, голое тело которой по грации можно сравнить разве что с акулой, по-хозяйски оплывающей свой риф. Или, когда Вы ныряете вслед за подругой, и она плывёт под водой перед Вами стилем «лягушка». Этого, действительно, не забыть! Такого я не видел до этого никогда. И никогда уже больше не видел. А любовь, когда Вы выносите свою русалку из воды, крепко прижавшуюся своей грудью, ледяной и со сморщенными от холода сосками?! Стройные ножки, обвившие Вас, широко раскрывают жёсткие волосики, приятно колющие Вас в живот. Ваша конечность, не выдержав, взметается ввысь и, упершись в заднее отверстие, и не в силах вонзиться в неё, хотя и широко раскрытое в такое позе, только зарывается оголённой головкой в щекочущую заросль, получая при этом небывалое наслаждение. Но вот низ русалки слегка подаётся назад, и головка тут же устремляется в любезно предоставленную дверь. Теряя последние силы, вы, обнявшись, падаете на горячий песок, а потом, расслабленные, нежитесь под лучами июльского солнца, устремив взгляд в голубую высь. Утром третьего дня, проснувшись, я увидел собирающую в сумку харчи Настю. - Куда это ты собираешься? – Спросил я. - Заезжал Андрюшка. Он с отцом траву в займище косит. Так Никитич, батя его, наказывал, что они, зная, что я одна осталась, и для нас травокоской по лужку прошлись. Сгребать надо, а то пересохнет, или дождь пойдёт – весь труд пропадёт. - Я, конечно, с тобой? - Да неудобно как-то. Приехал отдыхать, а тут работать заставляют. - Что значит – неудобно? У себя я работаю головой, руки отдыхают. А где лучше всего голове отдохнуть, как не на физической работе? - Это верно. Да и я одна лишь собирать смогу, а чтобы скопнить - снизу подавать надо. - Ну, вот, видишь, - как бы подвёл черту я. Как водится: всякая маленькая работа начинается с большого перекура. Когда мы пришли в пойму, Настя сказала: - Давай перекусим, чтобы потом уже не прерываться. А то, если мы днём наедимся, то уже после работать не сможем, разленимся. Лучше не садиться, когда работаешь. Я поверил ей на слово. Да и, по правде, я уже хотел перекусить. Ведь я почти не завтракал, а путь от дома до сена оказался не близкий. Мы присели под ближайшими кустиками. Настя расстелила платок и стала выкладывать нехитрый харч. Быстренько всё умяв и почувствовав себя довольным жизнью, я зафилософствовал, что жизнь прекрасна. Сплошная романтика и красота. Настя неспешно, но тоже доела, посидела пару минут, отдыхая, и сказала: - Я сейчас. Отбежав десяток шагов до ближайшего кустика, она задрала подол, приспустила штанишки и присела. У меня чуть не отвалилась челюсть, я услышал журчание струйки. Настя натурально писала, ничуть не стесняясь, у меня на виду, да и ещё при этом и объясняя, что предстоит делать. Я сделал вид, что, собственно, ничего не произошло, что всё так и должно быть, но сам искоса посматривал на Настю. Она сидела ко мне слегка передом, и мне было прекрасно видно, как из промежности бьёт, вспенивая мочу между ног, тугая струя. Сделав своё дело, Настя встала, заправилась и подошла, как ни в чём не бывало. - Ну, что, пошли? - Пошли. – Только и смог ответить я. Сгребая сено, я долго размышлял над странным для меня Настиным поступком. Тут в общественном туалете мужиков стесняешься, а она при мужчине… но потом нашёл вполне логичным. Туалеты у них на улице, а зимы здесь суровые. Так что волей-неволей им приходится ночью, да и днём, скорее всего, ходить на ведро. А тут уж, при их тесноте и многолюдности в семье не до стеснений. Вполне вероятно, что малые дети делают свои дела при родителях, а те друг при друге. Настя может быть уже и уединяется от отца. Хотя, кто его знает? Но, скорее всего, будучи маленькой, видела, как присаживалась на ведро при отце её мама, и считает вполне естественным делать то же при мне, как при муже. Мне стало интересно, как поведёт себя Настя, если то же сделаю и я. Набравшись храбрости, я решился на эксперимент. Отвернувшись, я вынул своё хозяйство и выпустил струю. Настя, инстинктивно повернувшись на звук, через секунду уже сгребала сено, ничуть не удивившись. От того, что я мочился при женщине, от этой необычности, я возбудился до чрезвычайности и едва не спустил тут же, сумев, всё же удержаться, расслабившись. Собрать сено оказалось довольно таки сложным делом. Сначала полдня только сгребали в маленькие копна, а потом начали делать большую, как сказала Настя, стог. Она сразу же полезла наверх, сказав, что скирдовать я не смогу, для этого нужен навык, а моё дело – подавать снизу. А это оказалось гораздо труднее, чем просто сгребать. Нужно было взять на вилы большую кучку сена и суметь его забросить на верхушку копны. Для этого, оказалось, нужно было иметь силу и умение. Первая же охапка оказалась, почему-то, не на стоге, а на моей голове. Потом вроде бы дело пошло, но через полчаса заломила спина, и заныли руки. Оказалось, что деревенская жизнь – это не только парное молоко и прогулки по лесу с купанием в чистой речке, но и тяжкий труд. Но ко всему человек привыкает, начал потихоньку втягиваться и я. Постепенно я приловчился настолько, что Настя сверху начала кричать, чтобы я утихомирился маленько, что я её всю завалил, и она не успевает раскладывать. Я сбавил темп, а потом решил чуть-чуть передохнуть, любуясь тем, каким ловким получается у Насти стожок. Стенки его шли строго вертикально, ничуть не скашиваясь. - Как ты ловко кладёшь. Стог, как кирпичик, - похвалил я. - Так я ж с малолетства этим занимаюсь. Мы же с батей вдвоём живём, мамы давно нет. Да и, вообще, у нас все бабы хорошо раскладывают. Когда копнят, они всегда сверху стоят, тонкую работу делают, а мужики снизу подают, там силёнка нужна. Стог становился всё выше и выше, а Настя всё сильнее взбиралась верхотуру. Вскоре я уже видел из-под стога только её подподолье. Разнообразия ради и, вспоминая, как в сексуально озабоченном отрочестве мы подглядывали на лестничных пролётах за девчатами в коротких школьных платьицах, я начал задирать голову в перерывах между бросками. Нужно сказать, что снизу вид движущихся ног гораздо интереснее, чем просто прямо. Даже когда женщина лежит – казалось бы: вид тот же, но они просто лежат. А тут они двигались, напрягаясь и расслабляясь. Смешно ходили под трусами, сжимаясь и разжимаясь, бёдра, раскрываясь до промежности. Как же бабы работают наверху? – подумал я. Ведь снизу же всё видно. И хотя мода шестидесятых со своими короткими, едва доходящими до середины бедра, юбками, а у молодых девчонок и, вообще, еле прикрывающими ягодицы, сюда, по-моему, так и не дошла. Но, зато она и не оставила своё наследство, заставляя девок даже в холод ходить в коротких трусах. Они так к ним привыкли, что уже не расставались с ними при любой одежде и в любую погоду. Не знаю про всех, но вторая, встретившись мне здесь подряд, баба ходила июльской жарой в трусах почти до колен. А они начинают торчать, конечно, если только подол не до пят, даже если баба заберётся на стул, а не то, что на стог. - А как бабы работают на стогу? Снизу же всё видно, - спросил я потом, вечером, Настю. - Да сверху вроде бы виднее, - не поняла она. - Нет, не по сторонам. Я имею в виду: под подол вам мужики не подсматривают? – уточнил я. - А зачем? – опять не поняла Настя. - Ну, как зачем? – удивился я. – Ну, там, ноги рассмотреть, бельё. - А, нет! – тут же рассмеялась Настя. – Не подсматривают. Нет нужды. Потом же все идут на речку, обмыться перед дорогой домой. Если есть время и погода хорошая – купаются. А в воду бабы же не в платьях залазят, кто – в рубахах, а кто помоложе и побойчей – и их снимают. А бельё? Чего за ним подсматривать, оно у всех одинаковое. А если хошь посмотреть – приходи к любому дому в субботу и смотри на верёвке. А на стог голову задирать, так и без глаз остаться можно, запорошишь. Деревенская простота, - вновь подумал я. Они бы ещё тут же в стогу общую любовь открыли. Хотя, если уж не на виду у всех, но может быть, потаясь, и зажимают где-нибуть в кустах чужую жену. Как там в деревне говорят: «плох тот кум, который на куме не лежал»? А они тут все – кумовья. А пока я, будучи городским, увлечённо подсматривал снизу, с нетерпением ожидая, когда же Настя окажется не на верху, а в моих руках, настолько это подглядывание раззадорило меня. Но вот последняя охапка сена оказалась наверху, и я радостно заорал: - Всё, баста. - Ну, наконец-то, - облегчённо вздохнула Настя. Видно она, хотя и привыкла к тяжёлой работе, но тоже устала за целый день на солнцепёке. - Лови меня, - и она поехала на заднице со стога. Юбка с рубашкой задрались, оголив ноги, которыми она и обхватила меня, свалив на землю. Как котята мы начали радостную возню, в которой главной целью я ставил стаскивать с Насти её пыльные и потные одежды, а она шутливо не давалась, чем ещё сильнее возбуждала меня. Но, поскольку, она, не смотря на усталость, хотела не меньше моего, вскоре на ней остались только зависшие на нижних резинках трусы. И я, со всей неистовостью, словно и не отработал только что целый день, затрясся на Насте. Я был как зверь, как дикий грязный монгол, заставший в лесу русскую девку. Запах потного, неподмытого Настиного тела смешивался с пряным запахом свежескошенной травы и буквально опьянял меня. - Что такое? – забеспокоился я, боясь, не сделал ли чего больного Насте. - Да колючка в попку уколола. - Дай посмотрю. - Да нет, ничего, - засмущалась она. Но через минуту поёрзав, пожаловалась. – Болит. Видно защепила. - Давай показывай, - затребовал я, – представь, что ты в больницу пришла. Ты же врачу, наверное, всё показываешь? Гинеколог у вас есть? - А она у нас – женщина пожилая. Чего её стесняться? - А ты повернись и думай, что я – это и есть она. – Стал урезонивать я Настю. - Ладно, всё равно идти не смогу, так она засела. Она повернулась ко мне задом, слегка нагнувшись. Я развёл ягодицы руками и начал осмотр. - Ну, ты скоро? Что ты там разглядываешь? – тропила она, инстинктивно стремясь зажать ягодицы. - Не егози, стой спокойно, - наконец увидел я возле самой дырки чёрную точечку колючки. Немного помучившись, я всё же ухватил её. - Ой, - дёрнулась Настя, но колючка осталась у меня в руках. - Всё, смотри, - объявил я, и Настя повернула алое от смущения лицо. Интересная деревенская логика, - думал я. Присесть пописать в пяти метрах от мужчины она не стесняется, а вот показать задницу ради лечения – это для неё что-то невероятное. - Ладно, одевайся, а я пойду за котомкой. И я, чтобы дать Насте отойти от смущения, зашагал к кустам. Вечером, пока Настя управлялась по хозяйству, доила корову, я растопил баню. Настоящую русскую баню с парной, такого я ещё не пробовал ни разу! Разве можно сравнить с этим городскую ванну, где грязь и пот тут же застывают на теле, как жир на сковородке под холодной водой. А тут тело мылось не снаружи, а изнутри. Жара и духота были страшные, пот катил с меня ручьём, но этот пот поднимал всю грязь, как поднимает на дереве краску сырость. А горячей воде оставалось только её смывать. Уже буквально через полчаса я чувствовал себя чистым, как никогда. А теперь попробуйте представить вдобавок к этому физическому наслаждению ещё и духовное: ведь Вы впервые в жизни моетесь с женщиной. Если Вы мылись с мамой, когда Вам было три годика, то это – не в счёт. Теперь Вы моете не себя, а гибкое и упругое тело женщины, забираясь при этом во все её укромные уголки, а ловкие руки партнёрши моют Вас. Забросив далеко мочалку и повернув Настю к себе задом, я втирал ей в спину мыло. Решив предоставить ей «небывалое», с моей точки зрения, наслаждение, я приказал лечь ей грудью на широкую скамью, и устроил массаж. Со всей силой, которая у меня только осталась, я мял Настины плечи, спину, переходя всё более к низу. Когда мои руки спустились ниже поясницы, Настя опять зажала ягодицы. Но, когда я шутливо хлопнул её по попке, она, видно покорившись судьбе, расслабилась. Словно огромные куски упругого желе ходили под руками безвольные бёдра. Чувствуя инстинктивно какое-то табу Насти к своей задней части и имея садистское желание его сломать, я стал мять обе половинки одновременно, раздирая их вверх и в стороны. Влагалище при этом не только открывалось, оно как бы выворачивалось наизнанку, а задница являла миру свой слегка приоткрывающийся глаз. Затем, оттянув левой рукой одну половинку, правой я пошёл по канавке, начиная от копчика. Медленно массажируя, я дошёл до отверстия. И только слегка вздрогнула Настя, когда мой палец коснулся его. Осмелев, я стал поглаживать и легонько пощипывать, но когда я попытался слегка вставить мыльный палец, Настя прошептала как-то жалостливо: - Не надо, прошу… Чтобы не испортить идиллию, я передвинулся ниже, помяв слегка промежность. Сев на лавке сбоку от Насти, лицом к её ногам, я обхватил левой рукой её за талию, приподняв слегка зад, а правой принялся массировать влагалище. Нежно промяв каждую складку губ, перешёл на внутренность. Вставив большой палец в отверстие, всей ладонью я массажировал стенки, слегка их оттягивая, перегородку между отверстиями. Настя только постанывала вперемешку от боли и удовольствия. Но, очевидно, боль была приятной, приносила наслаждение, потому что внутри стало мокро, и это – не от воды. Я уже говорил, что Настя, хотя и стала женщиной, но для любви ещё не проснулась. Мы занимались этим почти уже неделю, по нескольку раз на дню, но было видно, что Настя при этом получает больше удовлетворения интереса и любопытства, чем физического желания, и вот пошла слизь. Я понял, что Настя готова и уже можно пускать в дело свой аппарат, давно уже уставший смотреть в зенит. Положив Настю поперёк лавки, я пристроился сзади. Настя, поняв в чём дело, дёрнулась воспрепятствовать, но я, зажав её за бёдра, развёл их пошире и вторгся по самое основание. Настя только вскрикнула толи от ужаса, толи от радости. Выпрямившись во весь рост и держа Настю за внутреннюю часть бёдер, я вдавливал и вдавливал член как можно глубже. Настя висела на мне, упершись локтями в скамью и мотая головой. Она егозила в моих руках, я еле удерживал скользкое от мыла тело. Похоже, она ничего не соображала, впервые получив оргазм. Через несколько секунд она тонко завизжала и, обмякнув, безвольно повисла у меня на руках. Осторожно положив Настю на скамью, я нежно поглаживал шёрстку между ног, вздрагивающих от прикосновений. Только через минуту Настя смогла открыть глаза и, томно изогнувши тело, произнесла: - Ой, хорошо-то как! Это что, у меня теперь каждый раз так будет? - Ну, уж я постараюсь, - засмеялся в ответ я. - А тело то какое чистое, я уж давно такой не была. Одна дочиста не отмоешься, а я уже несколько лет одна моюсь. Да и раньше, хоть и с отцом мылась, но как грудь и волос начали расти, я перестала бельё снимать, стесняюсь. А в нём разве помоешься? Ну, вымыл ты меня на славу, а теперь давай я тебя попарю. Она плеснула на камин черпак крепкого квасу. Ароматнейший пар ударил в ноздри. Казалось, что кожа слезает с тебя живьём. Пройдясь легонько по ней веником, Настя вдруг саданула меня по спине. Я заверещал и полез под скамью. Настя, хохоча: - Ты куда, родимый? – стала вытаскивать меня оттуда за ногу, не забывая хлестать по спине и ниже. Обработав как следует, она перевернула на меня ведро холодной воды. - У, ты мой родненький, мой славненький ребёночек. Запарился мой маленький, сейчас он отдохнёт, - приговаривала она, шутливо выводя меня, обняв, как раненого, в предбанник. Я думал: сердце остановится, но через минуту, когда отплевался и отдышался, я чувствовал себя только что рождённым. Настя завернула меня, как маленького в простыню, промокая с тела влагу. Завернувшись в простыни и попивая квас, мы ловили блаженство. Чувство было восхитительное, тело переполняли лёгкость и какая-то девственная чистота. Спасибо сказали: llpg, cigan33

dabann Просмотр профиля	16.7.2011, 18:50 Сообщение #419
Ответить автору Группа: Новички Сообщений: 0 Регистрация: 16.7.2011 Пользователь №: 295143 Спасибо сказали: 0 раз Пол: Мужчина Репутация: 0	Хотелось бы посмотреть видео в панталонах...

shurik-2 Просмотр профиля	16.7.2011, 23:14 Сообщение #420
Ответить автору Кандидат Группа: Пользователи Сообщений: 700 Регистрация: 21.11.2009 Пользователь №: 188601 Спасибо сказали: 1683 раза Пол: Мужчина Репутация: 38	Цитата(dabann @ 16.7.2011, 19:50) Хотелось бы посмотреть видео в панталонах... Полистай странички... Тут было кое-что, если это оно... Спасибо сказали: dabann

« Предыдущая тема · Архив фетиш-форума · Следующая тема »

31 страниц

« < 19 20 21 22 23 > »

Режим отображения: Стандартный · Переключить на: Линейный · Переключить на: Древовидный

Подписка на тему · Сообщить другу · Версия для печати · Подписка на этот форум

Текстовая версия

Сейчас: 28.1.2020, 4:40